- 90 лет - это много или мало для такой кипучей и деятельной натуры?
- Это как смотреть: когда я подхожу к продавцу газет и случайно заводится разговор с выяснением возрастных категорий, то думаю: чего уж дальше небо коптить, позади большая жизнь - и слава Богу?
- Что у вас издавалось в последнее время?
- Год с небольшим назад вышла книга, на которую я даже не рассчитывал. Думал: хватит, точка... А она появилась - "Пустотелый монолит". Я не планировал ее писать, поскольку уже думал, что исчерпал биографический жанр в "Записках баловня судьбы" и книге "Обвиняется кровь", построенных на том, что случилось в моей жизни. И вдруг почувствовал, что время прошло, а все по-прежнему так же актуально - и наши ошибки, и наше несовершенство, так же живы те, кто рассчитывает повернуть время вспять и вернуться к прошлому. Так и родилась книга "Пустотелый монолит". Как правило, поначалу названия моих книг вызывают удивленное подергивание плечами: "Зачем называть так сложно?" А потом привыкают. Привыкли очень быстро и к этой книге и разговору, который в ней ведется, - серьезному, честному, открытому, резкому. Мне хотелось объяснить читателю, что беды нас еще не миновали, столкновения впереди неизбежны, надо делать свое житейское дело до конца. Получаю отзывы на книгу из самых разных концов страны. Она оказалась как нельзя ко времени, хотя саму идею "книги ко времени" я отвергаю. Оказалось, что и прощаться тоже можно громко - со всей страстью, силой, молодостью чувств и эмоций.
- Вы следите за сегодняшней литературой, театром?
- Нет! Это началось еще с той поры, когда усилиями всей нашей пропаганды мы потеряли способность смотреть на сегодняшнюю жизнь как на нечто долговременное. Ушел театр, который заполнял мою жизнь. Ведь мой переезд из Киева в Москву в 1946 году был связан с желанием быть рядом с Алексеем Дмитриевичем Поповым. Театры ко мне прекрасно относились и предприняли много попыток вернуть меня на "театральную службу", поскольку я долгое время был завлитом Центрального театра Красной (а потом Советской) Армии. Это была моя жизнь, но я с ней расстался по необходимости: понял, что надо заниматься тем, о чем мечтал всю жизнь, - прозой. Я написал для театра мало пьес, потому что считаю важным - писать мало, но делать это основательно.
- Вашу пьесу "Дамский портной" многие знают и по постановкам, и по фильму...
- А трагедию "Король и шут"?
- Молодежи словосочетание "Король и шут" больше известно как название рок-группы.
- Эта группа появилась ровно через два месяца после того, как в Москве появились афиши с моей пьесой того же названия, привезенной артистами из Самары, которые сыграли ее в столице. Лучшее, что я сделал как драматург, это пьеса "Король и шут". Это не просто пьеса - это трагедия, которая дается автору очень редко. В ней я почувствовал возможность продлить свою духовную жизнь. Это меня устраивает больше других вариантов жизненного успеха.
- Миллионы россиян знают вас как автора рассказа, который лег в основу фильма "Три тополя на Плющихе". Правда, у вас рассказ назывался "Три тополя на Шаболовке"...
- Этот фильм ставила очень талантливая Татьяна Лиознова. Как все киношники, она хотела оставить в фильме как можно меньше от сочинителя, писателя. И с удивительной настойчивостью хотела назвать фильм по-своему. Для меня это не имело никакого значения: и Шаболовка, и Плющиха - московские уголки. И я тут же согласился с ней: "Пожалуйста, Танечка". Она была счастлива этой малостью. А потом это кино стало чем-то от меня уже не зависящим...
- С кем вас свела судьба на жизненном пути?
- Мне везло на прекрасных людей. Я был очень близок к Михоэлсу, и это впечатление от общения с ним осталось на всю жизнь. Дружил с Константином Михайловичем Симоновым, который ввел меня в редколлегию "Нового мира". Он-то знал меня по фронту и видел в этом целесообразность. А вот другие не могли понять его поступка: в редколлегии "Нового мира" в это время были прекрасные писатели Шолохов, Катаев - что ни член редколлегии, то первый номер нашей литературы... Симонов демонстративно дал всем понять, что я могу еще поработать! Вообще чтобы порассказывать о том, как складывалась моя жизнь, нам бы надо было поговорить еще пару часов...