Прежде всего, конечно, нельзя признать нормальным то, что после трагедии такого масштаба мы так и не узнали: 1) как и по чьей вине такое число боевиков смогло сосредоточиться в Москве и осуществить захват? 2) почему или по чьей вине число погибших при освобождении заложников оказалось так велико? 3) где конкретно находился тот центр, который принимал решение о проведении теракта, кто в этот центр входил? И, кстати, продолжает ли существовать этот центр, продолжают ли действовать люди, давшие команду на проведение теракта?
Власть могла сказать так: при том состоянии правоохранительных органов и спецслужб, которые мы имели к 2002 году, странно не то, что захват произошел, странно, что он был всего один. Это, конечно, страшная правда, чреватая при своем оглашении ростом панических настроений в обществе, но все-таки это лучше, чем ощущение того, что власть что-то скрывает.
Власть могла сказать: при таком развале, до которого довели за последние 10 - 15 лет систему здравоохранения и прочие службы неотложной помощи в стране, надо удивляться, что жертв не оказалось в два-три раза больше.
Впрочем, это тоже всего лишь оправдание. А обществу, что естественно, было нужно отмщение. Нужны были снятые со своих постов и отданные под суд чиновники разных ведомств... Словом, власть не нашла оптимального выхода из этой трагедии.
Не меньше вопросов вызвало поведение власти и после освобождения заложников. Естественное желание людей, потерявших своих близких, а порой и кормильцев, найти хоть какую-то, но существенную помощь от власти (а от кого же еще?) - и постыдный торг с ними. Мы вам и так дали что могли. И каждый, получивший такой ответ, знал, что каждый, такой ответ дающий, ездит на служебной машине, стоимость которой равна сумме, снявшей бы половину материальных проблем хотя бы одного пострадавшего.
Наша власть умеет, хоть и далеко не всегда, быть решительной. Но она совсем не умеет быть благородной по отношению к своим гражданам. Разве невосполнимо пострадал бы российский бюджет, если бы каждой семье, потерявшей кого-то на Дубровке, было выплачено по миллиону рублей? Даже и по миллиону долларов? Словом, сумму, которая исчезает не через неделю или месяц после потери?
Говорят, нельзя было создавать прецедент. Тогда возникло бы обязательство и всем остальным жертвам терроризма платить не меньше. А его на себя государство взять не может, ибо... Аргументы известны, но слабы. Во-первых, теракт на Дубровке был беспрецедентным. Во-вторых, всегда можно найти юридическую форму разового акта такого рода. В-третьих, прецедент благородства (в данном случае - полновесной материальной помощи) не повредил бы и сам по себе. В-четвертых, а какой иной вариант разработан за прошедший со дня теракта год? На что, кроме горя и унижений, рассчитывать тем, кого рок коснется (и уже касался) таким же образом после Дубровки?
Все это - конкретика, ощущаемая как крах всей жизни двумя-тремя сотнями человек. Но у трагедии на Дубровке есть и своя метафизика, касающаяся всех.
Власть (и не только российская) объявила международный и политический терроризм абсолютным злом. А какова ответственность власти за конкретное зло, причиненное конкретному человеку абсолютным злом? Получается, что никакая. Не несет же власть ответственность за действия вражеской армии, вторгшейся на территорию страны. Ведь главное - отразить удар агрессора и уничтожить его.
Но, видимо, рано или поздно придется признать, что акты массового терроризма на территории, находящейся под юрисдикцией того или иного государства, суть не только преступления террористов, но и невыполнение государством функции защиты права своих граждан на жизнь, причем невыполнение, влекущее за собой конкретные юридические последствия.
Власть, однако, может (и резонно) заявить, что гарантировать защиту жизни своих граждан от терактов она способна лишь в том случае, если будут ограничены считающиеся сейчас фундаментальными права и свободы человека. Фактически в этом направлении мы уже движемся. Мы - это Россия, но также - США (после теракта 11 сентября), некоторые западноевропейские страны. Движемся, но без серьезной законодательной основы.
Право на безопасность и юридические, в том числе и материальные, последствия за необеспечение этой безопасности могут иметь место лишь тогда, когда мы дадим тому, кто должен безопасность гарантировать, все необходимые и достаточные средства для того, чтобы гарантии были гарантиями, а не обещаниями. То есть как минимум расширение гласных и негласных полномочий спецслужб, ограничение свободы передвижения, а еще лучше - восстановление системы прописки. И еще много чего, что отчетливо напоминает авторитаризм, а то и тоталитаризм.
Насилие в мире неизбывно. Если мы даем право на насилие, в том числе и превентивное, и тайное, и внесудебное, государству, мы можем от него требовать, чтобы от всякого иного (по крайней мере масштабного) насилия оно нас оградило. Но если такого права государству (власти, полиции, спецслужбам) мы не даем, то есть если мы выбираем свободу для себя и для всех остальных, кто живет рядом с нами, мы не можем требовать от власти ни гарантий безопасности, ни тем более - возмещения какого-либо ущерба в случае насилия. Кроме права по суду получить такое возмещение от совершившего насилие - если он не будет убит на месте преступления (получается, выгоднее, чтобы он остался жив и здоров?), если будет пойман, если суд установит его вину (а вдруг следователь плохо составлял протоколы?), если у него есть собственность (а если вся собственность записана на его жену?) и т.д.
Свобода и безопасность - вещи во многом (не во всем) несовместимые. Несвобода, впрочем, не гарантия безопасности. Она лишь гарантирует то, что тот, кто над тобой властвует, защищает тебя от других. Но не от его собственной воли.
Вопрос о том, что является более важной ценностью - безопасность или свобода, современная цивилизация до конца не решила. Поиск решения затрудняется еще и тем, что, судя по всему, для одних людей в каждый конкретный момент истории большей ценностью является свобода, а для других - безопасность, жизнь. И поля для компромисса или диалога между ними нет. Ибо те, кто выбирает свою безопасность, вынуждены отбирать у других свободу, а те, кто выбирает свою свободу, неизбежно уменьшают безопасность других.
Россия на перепутье. Теракт на Дубровке лишь низвел этот метафизический выбор до уровня судеб тысячи конкретных людей. Когда историческое натыкается на простых людей, последним приходится особенно плохо. Не только в России.
Взглянем на противостояние израильтян и палестинцев. По сути - это Дубровка, но растянутая на годы и десятилетия. И на чьей мы стороне в этом противостоянии? Точнее - кто, с нашей точки зрения, принимает правильные решения? Нет у нас ответа на эти вопросы.