А здесь, в глубинке, тишина и покой. На поля никто не торопится. Да и торопиться особенно некуда. Все равно там ничего нет, кроме травы. Не потому, что неурожай. Просто не посеяли. Большая часть земли пустует.
- У нас, наверное, самый крестьянский район, - говорит мне председатель Комитета по сельскому хозяйству Бокситогорского района Ленинградской области Виктор Филиновский. - Как раз в данный момент решается судьба последнего крупного хозяйства "Красный пахарь". Не будет его - не останется больше ни одного бывшего совхоза. Только фермерские хозяйства. Да и то их, реально действующих, десятка три. Остальные три сотни только числятся на бумаге, а товарной продукции не производят. Так что основа, если можно так сказать, нашего сельского хозяйства - это личные подсобные хозяйства.
Бокситогорский район для Ленинградской области - самая что ни на есть глубинка. От Северной столицы - сотни три километров. Примерно столько же от Вологды и Новгорода. К тому же по территории района проходит только одна серьезная дорога - Вологодское шоссе да одна железнодорожная ветка - все на ту же Вологду. Стало быть, в крупные города не поездишь и товар свой туда (и оттуда) не повозишь. Надо думать, как выживать за счет собственных ресурсов.
- Я из Волхова, с мясокомбината, могу привезти мороженой импортной говядины по тридцать рублей за килограмм, а у нас, хоть лопни, дешевле пятидесяти не получается! - горячится Виктор Филиновский. - Белорусская картошка - по два рубля тридцать копеек, а наша, в нынешний-то мокрый год, по шесть с половиной - восемь рублей. Что поделаешь, если затраты в северных условиях выше, чем там, где теплее? Ну не можем мы конкурировать, по определению не можем!
А тут еще производство стало сворачиваться как на заводах, так и в леспромхозах. Рынка сбыта не стало. И посыпались сельскохозяйственные акционерные общества, как листья осенью.
Вот вполне типичная судьба. Был неподалеку от одного из двух местных городов совхоз. Слыл передовым, получал грамоты и государственную поддержку, кормил горожан. Когда началось акционирование, руководители совхоза предложили своим рабочим: давайте сделаем несколько профильных АО. Одно будет заниматься молоком, второе - картофелем, третье - строительством, четвертое - ремонтом и обслуживанием техники. Во главе каждого встанет специалист. Но только требуется работать в полную силу, поблажек не будет.
"Нет, - ответили селяне, вдохновленные наступившей демократией, - достаточно вы нами покомандовали. Хотим сами строить свою жизнь". Тогда главные специалисты хозяйства, забрав то, что им было нужно, переквалифицировались в фермеров (и до сих пор худо-бедно, а живы). А оставшиеся выбрали себе директором тракториста. И... начали потихонечку распродавать имущество. Потом тракториста сменил лесозаготовитель, который успешно вырубил совхозный лес. В итоге сельхозпредприятие до сих пор формально существует, хотя в нем не осталось ни людей, ни коров, ни техники. Просто ни у кого не доходят руки его ликвидировать. Да и деньги на это нужны, а где их взять?
Неудивительно, что при таком подходе к делу 70 процентов бывших совхозных земель в настоящее время не используется. Некому их использовать.
"Как это некому? - спросите вы. - А фермеры, о которых столько говорят?"
Крестьянское хозяйство Юрия Трунова - это 80 гектаров земли, 12 дойных коров и 20 голов молодняка. Существует оно с 1989-го, когда Юрий решился взять на содержание несколько совхозных коров, создав арендное предприятие. Молоко сдавали в совхоз, сорок процентов выручки отдавали туда же - в качестве оплаты за выкуп буренок. И при этом имели, как вспоминает старший сын фермера Женя, столько денег, что отец выдавал своим детям по две тысячи рублей на месяц старыми советскими деньгами. А потом сообща решили: не будем шиковать, лучше побыстрее выкупим своих кормилиц. И Юрий Трунов переписал договор. Теперь он отдавал совхозу 70 процентов дохода. Да еще и трактор в рассрочку взял, чтобы корма заготавливать.
О начале девяностых в крестьянском хозяйстве вспоминают, как о райских временах. Цены на молоко росли, а за коров и технику расплачиваться надо было по старым договорам. Так что по большому счету основа хозяйства досталась им за бесплатно. Просто за то, что рискнули быть первыми.
Теперь не то. Сидим с фермерами в начатом в те блаженные времена и так и не достроенном до конца доме и расписываем бюджет.
Расходы:
Корма для 32 коров, 25 тонн по 6 рублей за килограмм - 150 тысяч рублей.
Сено, 50 тонн по 2 тысячи за тонну - 100 тысяч рублей.
Электроэнергия - примерно 11 тысяч рублей (при цене 1,3 рубля за киловатт, льгот нет).
Дрова для отопления - 6 тысяч рублей.
Налоги на транспорт ("КамАЗ", "газик", 3 легковых и 6 тракторов) - 30 тысяч рублей.
Налоги на землю - 8 тысяч рублей.
Расплата за взятый в лизинг на пять лет "КамАЗ" - 105 тысяч рублей.
Питание, 500 рублей на восемь человек на день - 182,5 тысячи рублей.
Всего: 592,5 тысячи в год.
Доходы:
Молоко от 12 дойных коров, 40 тонн по 8 рублей за литр - 320 тысяч рублей.
Мясо по 50 рублей за килограмм - 50-70 тысяч рублей.
Картофель по 8 рублей за килограмм - 50 тысяч рублей.
Всего: 420-440 тысяч в год.
Вот тебе раз, недостача выходит! Начинаем разбираться. Находим еще один неучтенный источник дохода - заработок от перевозок. Поскольку на ферме два грузовика и двое сыновей имеют шоферские права, то кто-то один, по очереди, "халтурит", доставляя чужие грузы. Рейс до Санкт-Петербурга на "КамАЗе" - шесть тысяч. Правда, половина из них уходит на бензин, питание в дороге и т. д. Но все же поездки эти позволяют сводить концы с концами. Да еще неоплаченный фермерский труд: то, что вся семья от зари до зари вкалывает на полях и ферме, стараясь сэкономить на сене, дровах, удобрении. Если все самим заготовить, вроде бы и дешевле выйдет. Поскольку за труд самому себе платить не надо.
В результате концы с концами крестьянское хозяйство Трунова сводит. А вот расширяться - шалишь. Ни денег лишних, ни сбыта.
Вера Михайловна Почетнова сорок лет отработала дояркой. Выработала пенсию - две тысячи двести рублей, очень по деревенским меркам неплохую. Правда, она растит еще двух внучек, оставшихся без родителей, на которых получает от государства по 500 рублей. Так что доходная база пенсионерского бюджета - 3,2 тысячи. А расходная? Квартира (Вера Михайловна живет в центральной усадьбе, в каменном доме) - 360 рублей, газ - 40 рублей, электричество - 90 рублей. Мы прикинули: если бы был деревянный частный дом, ничего бы не изменилось. Просто нужны были бы дрова, а они обошлись бы тысячи в три на год.
Налоги с десяти соток огорода совсем невелики. Удобрение для огорода тоже стоит недорого. Получается, что на питание, одежду и так далее у бабушки и двух девятиклассниц остается около двух с половиной тысяч.
- К первому сентября собирала внучек в школу, по тысяче пришлось выделить, - жалуется пенсионерка. - Обувь зимнюю купить, самую дешевую - по 400 рублей, куртки - по 600 рублей. Получается, я могу с пенсии только одной из девочек что-то приобрести. О себе уж и не говорю, хожу в том, что есть.
Но и при такой экономии на еду остаются сущие гроши. На день покупают два батона и две буханки, килограмм сахара, молоко, сметану. На все это уходит сто рублей. Яйца - два десятка на месяц. Мясо только раз в месяц, после пенсии. А в основном - картофель, капуста, огурцы, выращенные на своем огороде. Когда-то брала на откорм поросенка, да дорого стало, тысячу рублей надо за него выложить. На рынок ничего не носят, съедают все, что вырастили.
- Был у меня еще земельный пай, - вспоминает Вера Михайловна. - Ох, и намучилась я с ним! Когда совхоз разваливался, я у председателя просила корову. А он: дам, если возьмешь 4 гектара земли. Ну куда они мне? В конце концов дали теленка и гектар земли. Теленка мы съели. А земля была на болоте и в нескольких километрах от деревни. Так я туда и не ходила. И вдруг, года три назад, мне говорят: бабушка, будем мы тебе платить только половину пенсии, поскольку ты у нас землей владеешь, а стало быть, предприниматель, то есть работающий пенсионер. Находилась по инстанциям, пока сдала этот пай проклятый назад, государству. У нас так многие сделали.
И такую вот деревню у нас хотят сделать самостоятельной! По новому Закону о местном самоуправлении сельские волости собираются превратить в муниципальные образования. Надо так понимать, что они должны будут из своих бюджетов содержать школы, фельдшерские пункты, дороги, жилье. То, что еще не успело развалиться окончательно. А есть на что содержать?
Большедворская волость - это 49 деревень, в которых проживают около двух тысяч человек. С 37 деревнями нет автобусного сообщения, добраться туда можно только на собственной машине (каковой у волостного головы не имеется). И еще не факт, что доберешься. К примеру, в осенние дожди разлившаяся Тихвинка снесла три подвесных моста, и теперь в некоторые деревни все доставляют на лодках.
На территории волости одно предприятие - бывший совхоз. Да и тот, можно считать, на последнем издыхании. Есть еще лесозаготовители. Да только компании эти зарегистрированы в основном в соседних районах, а то и в Петербурге, а стало быть, и львиная доля налогов оседает там. В общем, за прошлый год, по данным главы волостной администрации Людмилы Серовой, предприниматели волости платили в бюджет нынешнего муниципального образования, Бокситогорского района, 137 тысяч рублей налогов в месяц. Ну еще тысяч двести удается собрать за жилье и коммунальные услуги с жильцов. Получается порядка четырех миллионов. А расходы? В Большедворской волости одна средняя и одна начальная школы, детский сад, пять фельдшерско-акушерских пунктов, две библиотеки, один Дом культуры и один клуб. Есть 27 домов муниципального жилого фонда, две котельные. На содержание всего этого по смете 2003 года район выделил 8 миллионов рублей. Практически этого хватает только на школу и ЖКХ. На расчистку зимой 100 километров дорог деньги приходится искать где-то на стороне. А это, по словам главы волости, 30 тысяч. На замеры изоляции в школе (без чего нельзя начинать учебный год) нужно 20 тысяч. Построить колодец в деревне - 10 тысяч, пробурить скважину - до 36 тысяч. Поменять лампу уличного освещения - 133 рубля, дроссель - 320 рублей. А таких ламп приходится менять около сотни.
- В общем, если нас заставят жить на собственные средства, мы, волостные главы, лучше сразу сбежим, не дожидаясь, когда нас пристукнут рассерженные жители, - говорит Людмила Серова.
Ее коллега из Самойлово, Нина Уткина, немногим раньше высказалась еще резче: "Новый Закон о местном самоуправлении - это конец для волостей". Без поддержки со стороны района (читай - промышленного города) сельской волости не выжить - считают волостные главы. Так что самоуправление им не нужно.
Так что же делать? Понятно же, что нельзя городу кормить деревню, все наоборот должно быть.
- Первым делом нужно у нас, в Нечерноземье, общину возрождать, - делится наболевшим председатель объединения фермеров Бокситогорского района Николай Киселев. - У нас всегда общиной жили. Это ведь что значит? Трудится на селе каждый сам по себе, на своей земле. Но живем-то вместе, в одной деревне. Вот деревня эта и должна быть той самой основой самоуправления. А для этого нужно, чтобы было чем управлять. За деревней должны быть закреплены прилегающие леса и луга. Сейчас почему лес вокруг деревень весь вырублен? Потому что у него хозяина нет, а если и есть, то далеко. Правильно, сами деревенские и ходят рубить. А стали бы они это делать, если бы лес этот принадлежал их деревне? Найдись такой человек, соседи бы сами руки оторвали. И луга раскатывать колесами грузовиков не разрешили бы. Хочешь лес рубить - плати деревне, в общинную казну. А то, может быть, и не разрешим, вместо этого лучше охотничье хозяйство наладим для приезжих горожан.
И как потом деньги эти распределять, пусть решают не чиновники, а крестьяне, сходом.
А потом наступит пора второго этапа - кооперации. Не в производстве, в переработке, кредитовании, сбыте. Держать корову каждый сам может. А вот творог, сметану из ее молока делать, да еще и в город продать... В одиночку это не осилишь. И стержнем этого объединения могли бы стать мы, фермеры.
А вообще село у нас не столько товарную функцию несет, сколько социальную. И это надо понимать. Если человек сам себя продуктами обеспечивает и не пьет, не ворует, а работает, государству от этого уже польза. Только бы оно научилось это понимать.