- Как вам это удается?
- Наверное, я все еще вхожу в число режиссеров, которых Россия считает возможным финансировать. Правительство Украины, к сожалению, не проявляет интереса к кино. Возможно, не верит в своих режиссеров.
- Вы начинаете участвовать в производстве сериалов?
- А почему бы нет? Конечно, сериал - только способ заработать деньги. Но это продукция, которую охотно смотрят.
- То есть элемент творчества исключаете?
- Творчество почти невозможно при той скорости, с которой снимают сериалы: на 12 серий 80 съемочных дней. Шедевров тут быть не может, но люди смотрят, потому что им нечем заняться. Женщины всего бывшего СССР, придя вечером домой, утыкаются в телевизор - а что там дальше. Замечу только, что давно пора сменить жанр - перейти на мелодрамы. Мой новый фильм "Ночь светла", тоже с элементами мелодрамы, рассказывает о взаимоотношениях воспитателей и воспитанников в интернате для слепоглухонемых детей. Эти дети обладают чем-то таким, чего лишены обычные люди. В нашем фильме есть и размышления на тему, что такое призвание и служение долгу, достижим ли идеал и что означает быть нравственным. Герой отказывается от возможности сделать карьеру и остается рядом с детьми, потому что они в нем нуждаются. Консультанты у меня из Сергиева Посада, где расположен реальный интернат. Сценарий помог написать мой друг и замечательный писатель Рустам Ибрагимбеков.
- Перекликается ли ваш новый фильм с "Полетами во сне и наяву"?
- Нет, но в некоторых сценах люди в нем будут летать.
- Как вы ищете сюжеты?
- Никак. Фильм "Ночь светла" снял по рассказу молодого украинского писателя, но писал он, возможно, совсем не о том, о чем снимал я. Мне всегда было не чуждо чувство сострадания, - я говорю не только об ущербных, бедных и тех, кто сидит в тюрьмах, - вообще людей почему-то жаль. А когда погружаешься в "параллельную" жизнь, начинаешь понимать: елки-палки, и ты еще чем-то недоволен, не такой высокий, не такой красивый, не такой богатый! Да поблагодари Бога за то, что имеешь, потому что многие лишены и этого...
- Вы подаете в метро?
- Да, и не задумываюсь над тем, на что будут потрачены эти деньги, считаю, если человек дожил до того, что стоит с протянутой рукой, в эту руку нужно класть деньги. Вообще тот, кто находится "на плаву", как вы выразились, не должен забывать о тех, кто внизу. Не подаю только цыганам, которые однажды меня так накололи и устыдили публично, что запомнил это на всю жизнь.
- Что вы думаете о российском кино?
- Наконец-то в России снова стали снимать фильмы, активно работают молодые. Мне, живущему в Украине, где кино вообще не снимают, радостно видеть, что государство выделило на кинематограф огромную сумму денег. С чего бы вдруг? А с того, что кино - "важнейшее из искусств", и только кинематографист может "проснуться знаменитым", как это случилось недавно с Андреем Звягинцевым. В мире писателей, музыкантов, художников подобное невозможно, поэтому считаю справедливым, когда государство выделяет больше денег именно на кино. Вот недавно министр Грызлов встречался с писателями-детективщиками и просил их показывать милиционеров положительными героями. Кто-то, наверное, скажет: "А мы, что, не знаем, что милиция творит?!" А я - "за": растущие дети должны поменьше видеть продажных милиционеров, а то и подражать будут только таковым. В американских фильмах всегда такие положительные полицейские, что дальше некуда. В искусстве и не должно быть, как в жизни. Это нечто другое.
- Дождемся ли мы художественного анализа нынешних процессов?
- Рано осмысливать процесс, который еще в развитии. Требуется время, чтобы такое осмыслить - лет двадцать. Не забуду, как после чернобыльских событий покупал в Киеве огурцы. Спрашиваю у бабки: "Почему такие огромные, не из Чернобыля?" "Нет, - говорит, - из Белой Церкви", а это совсем в другой стороне. Я купил огурцы, и тут меня остановил молодой человек, осветитель со студии Довженко, в переходе продажей батареек подрабатывал. "Роман Гургенович, да вы что, это же бабка из Дымера, это в тридцати километрах от Чернобыля!" Бабуле этой было все равно, что могло случиться от этих огурцов, ей нужны деньги на жизнь. Грань, где нравственность отделяется от безнравственности, стерта. Ориентиров нет. Поймите, я не людей обвиняю, а тех, кто заставляет их так жить.
- Чем был для вас фильм "Полеты во сне и наяву"?
- Он делался с тем комком в горле, который был у многих в начале 80-х, когда люди осознали, что они по большому счету не состоялись. Мы с Мережко сделали сюжет провокационным, задевающим, и мнения были разные: "Какой гадкий этот герой, как он всех обижает!", "Да, это я, вы показали правду про меня", "Да, такие замечательные люди есть среди нас, спасибо, что показали их". Была опасность, что картину закроют, потому что "советский человек не может себя так вести", и "не показан коллектив, осуждающий его". Этот фильм стал для меня и гражданской болью, и, если хотите, гражданским поступком. Когда дали свободу, как ни странно, у меня пропало желание снимать кино. Мы были воспитаны невольниками, которые мечтали о свободе, а получилось, что когда отпустили на волю - одни пошли в беспредел, а для других не стало стен, которые надо рушить. Вот такая ментальность. А сейчас время переходное, бессмысленное...
- Откуда вы родом?
- Из Нагорного Карабаха, из семьи служащих. Отец погиб на войне, я его не помню.
- А как оказались в кино?
- С восьмого класса думал об этом. Учился в Ереванском театральном, потом перевелся в Киевский киноинститут. А до института думал, киноартистом буду. Потом мне серьезный человек сказал: "Кого ты будешь играть? Арабов? Нацменов?" Мне эта идея не понравилась, и пошел я в театр статистом. Бубнил свои реплики под нос, а партнеры думали, что это предел моих голосовых связок. "Мальчик-то не очень способный", - шептались. И я вбил себе в голову, что, наверное, я режиссер, то есть тот, кто ничего не умеет делать. Бытует же такое мнение о нашей профессии... Вот так и оказался в кино.
- С какими ощущениями живете в современном мире?
- У меня появилась новая забота - как бы не уйти из жизни раньше, чем успею убедиться, что у детей моих все будет хорошо. Волнует материальная сторона - о духовном своем состоянии они позаботятся сами, а вот о будущем внуков должен и я подумать. Внуку четыре с половиной года и зовут его, между прочим, Роман Балаян.