Помню, подумал: "Невелика птица..."
- Борис Евсеевич, помните свою самую первую встречу с Королевым?
- Конечно. Это случилось в Германии. Осенью 45-го года. Я был начальником института "Рабе", специально созданного для восстановления немецкой ракетной техники. Как-то раз раздается звонок из Берлина: "К тебе приедет подполковник Королев". Когда увидел его очень потрепанный "опель-кадет", помню, подумал: "Невелика птица..."
Я рассказывал ему, что представляет наш институт. А он в упор смотрел на меня карими глазами. Чем-то Королев сразу покорил. Прощаясь, сказал: "У меня такое чувство, что нам с вами еще предстоит много поработать".
- Вы "поработали" до самой смерти Королева. А было то, что не нравилось в нем?
- На него, конечно, явно повлияло пребывание в лагере. Потому что иногда, когда надо было кого-то поругать, или, как мы говорили, приложить мордой об стол, он перебирал. Допускал слишком жесткие выражения.
- Матом ругался?
- Он умел это делать достаточно сильно. Но - очень редко. Когда действительно его выводили из себя. В обычной же обстановке оставался сверхинтеллигентным человеком. Ну а парадокс Королева заключался в том, что за сильными выражениями никакого вреда служебного или административного не следовало. Классический случай - обругал, разнес, уничтожил человека. "Иди, готовь на себя приказ об увольнении! Я подпишу". Провинившийся исполняет. Возвращается с приказом: "Вот, Сергей Павлович, увольняйте". Он берет бумагу, разрывает: "Работай и не трать больше времени".
- Вам тоже приходилось испытывать крутой нрав Сергея Павловича?
- Мне не приходилось. У нас с Королевым были такие отношения что, даже если доходило до ругани, он не приказывал, а просил. Однажды позвонил: "Ты один?" - "Нет, - отвечаю. - У меня полный кабинет и дым столбом". - "Выгони всех, открой окна, проветри. Я сейчас приеду с тобой ругаться, и очень серьезно!" Но разговор получился совсем иной. Сергея Павловича мучило столько проблем, что ему необходимо было выговориться, подумать вслух...
Прежде всего речь шла о тяжелейшем "весовом кризисе", который сложился с Лунным проектом после отказа от трехпусковой схемы. Надо было найти больше 800 кг, которых не хватало для высадки на Луну. Королев составил разнарядку: "Борис, отдай мне 800 килограммов". А у меня по системам дефицит в 500 кг. Я говорю: "Сергей Павлович, можешь меня выгонять, но это нереально. Не найду". - "Я тебя прошу сделать невозможное..."
- Академик Капица писал, что автор такого научного подвига, как запуск первого спутника, вполне достоин Нобелевской премии. Почему ее не дали Королеву?
- Фамилия Главного конструктора была засекречена до самой его смерти. А Нобелевские премии анонимным авторам не присуждаются.
Ошибки лунной гонки
- А почему мы все-таки проиграли американцам лунную гонку? Почему оказались неудачными четыре подряд старта лунной ракеты Н-1?
- В чем была главная ошибка? В отказе от наземной отработки первой ступени ракеты-носителя Н-1. Для этого надо было построить огромный и очень дорогой огневой стенд. Решили не строить. И на пусках проявились те просчеты - конструктивные, технологические, проектные, которые должны были проявиться еще при наземных испытаниях.
Кстати, эту ошибку прекрасно учел Валентин Петрович Глушко, когда стал генеральным конструктором и когда создавалась ракета "Энергия". Он поставил условие военно-промышленной комиссии: "Энергия" должна пройти полную огневую отработку на земле. Что тут поднялось! Все министерство было против. Но Глушко стоял насмерть: либо строим стенд, либо я снимаю с себя ответственность за то, что ракета будет создана. И он победил.
- Кто конкретно поставил точку в Лунной программе?
- Было много споров, дискуссий, совещаний. Собралась группа, которую возглавлял Мстислав Всеволодович Келдыш. Здесь же были министр общего машиностроения Афанасьев и секретарь ЦК КПСС по оборонным делам Дмитрий Федорович Устинов.
Собственно, эти три человека и пришли к выводу, что после четырех неудач нет смысла продолжать лунную гонку. Королева уже не было. Главным конструктором стал Василий Павлович Мишин. Мы, разработчики, вышли с предложением нового, более мощного проекта. Американцы в 1972 году уже прекратили полеты на Луну. Поэтому было ясно: мы их обгоним, если только построим базу на Луне. А для этого надо иметь несколько измененный вариант пусков. Но вот эта "троица" с нами не согласилась. И средств мы не получили.
- Понятно, что окончательно прикрыть программу могло только Политбюро.
- Внутри ЦК я всей кухни не знаю. Важен конечный результат. Было принято постановление: разработку Лунной программы на базе Н-1 прикрыть. Убытки в размере порядка 4,5 миллиарда рублей списать и приступить к новым работам.
- К разработке многоразовой системы "Энергия - Буран"?
- Вообще-то Глушко был против "Бурана". Он хотел разрабатывать тяжелые ракеты и не только строить базу на Луне, но и совершать межпланетные путешествия. Ракета "Энергия" получилась универсальная. До сих пор сохранился макет лунного города. Гарантирую, кабы не реформы начала 90-х годов, мы бы уже базу на Луне имели.
Взлеты и трагедии
- Борис Евсеевич, а зачем понадобилось Гагарину говорить, что он приземлился вместе со спускаемым аппаратом, а не на парашюте?
- Это ему было приказано. Из соображений безопасности мы решили катапультировать первого космонавта. И вот этот факт какое-то время скрывали из-за страха, что откажут в регистрации международного рекорда. Потом оказалось, зря боялись.
- А что еще приходилось скрывать о том полете?
- Детали, связанные с нашими внутренними вопросами безопасности. Когда мы шли на пуск Гагарина, то, конечно, рисковали очень сильно. Надо сказать, что и американцы проявили вслед за нами еще большую смелость: у них надежность пуска человека в космос на "Меркурии" была хуже.
- Что за секретный код 125 был у Гагарина?
- Психологи считали, что у человека, оказавшегося один на один со Вселенной, может "поехать крыша". Поэтому для первого полета кто-то предложил ввести цифровой кодовый замок. Только набрав код "125", можно было включить питание на систему ручного управления. Код запечатали в конверт. Исходили из того, что, если Гагарин достанет конверт, прочтет и наберет код, следовательно, он в своем уме и ему можно доверить ручное управление. Правда, после полета ведущий конструктор "Востоков" Олег Ивановский признался: код он сообщил Гагарину еще до посадки в корабль.
- А кого вы лично видели "первым"? Известно, что Каманин больше склонялся к Титову, Королев - к Гагарину, Раушенбах - к Нелюбову.
- Когда познакомился с биографией Гагарина, то подумал: если полетит этот смоленский парень, будет правильно. А потом меня Гагарин покорил окончательно. В день похорон Королева космонавты после поминок зашли ко мне домой. Посидели, выпили. И тут Гагарин как-то особенно выделился - какой-то духовной силой. И тогда, в домашней обстановке, я еще раз подумал: как же мы не ошиблись в нем.
- Насколько правда, что самым драматическим полетом был полет Комарова? И когда пошел отказ за отказом, многим было ясно: он не вернется.
- То, что случилось с Комаровым, - это наша ошибка, разработчиков систем. Мы пустили его слишком рано. Не доработали "Союз" до нужной надежности. В частности, систему приземления, систему отстрела и вытяжки парашюта. Мы обязаны были сделать, по крайней мере, еще один безотказный настоящий пуск. Может быть, с макетом человека. И получить полную уверенность, как это сделал Королев перед пуском Гагарина: два "Востока" слетали с макетом "Иван Иваныч". Аварии могли быть уже потом - после пуска Гагарина. И даже после пуска Титова мы детально просматривали телеметрию и хватались за голову: ах, как же мы проскочили!..
- Какую роль в безопасности космических полетов играет элемент случайности? Я в данном случае хочу вспомнить гибель Волкова, Добровольского и Пацаева...
- Случайностей быть просто не должно. Надо тратить огромные средства на наземную отработку. Это себя окупает. А истинная причина открытия дыхательного клапана, приведшая к смерти трех космонавтов, так и осталась тайной. Кстати, китайцы учли наш опыт. Они сделали четыре беспилотных пуска и получили успешный полет своего первого тайкунавта. Причем не один виток, а почти сутки. И вот сейчас смотрите: им ничего не стоит пустить 2-3 человек, но они не спешат. А японцам не терпелось. Недавно опять у них авария с носителем.
Привет с Венеры
- У вас насыщенная разными событиями жизнь. А самый яркий эпизод для вас какой?
- Когда в Крымском пункте управления мы следили за тем, как наш спускаемый аппарат снижается сквозь атмосферу Венеры. Как растут температура и давление. Рядом сидели президент Академии наук Келдыш, главный конструктор аппарата Бабакин, друзья-товарищи. Все были заворожены. Никто прежде не знал, что на Венере такие страшные условия. Вот это я запомнил на всю жизнь - чувство величайшего удовлетворения от открытия, неведомого ранее человечеству.
- А что за история с медалью вымпела первого венерианского аппарата?
- История удивительная. В сибирской деревне во время купания в притоке Бирюсы мальчишка повредил ногу о какую-то железку. Это были остатки металлического шара. Притащил домой. Отец вскрыл шар и там обнаружил... медаль, которая отправлялась на Венеру в январе 1961 года. После пуска мы были уверены, что тяжелый спутник вместе с вымпелом утонул в океане. По прогнозам баллистиков, вероятность этого составляла более 90 процентов. Только 10 процентов приходились на сушу, из них три - на территорию СССР. Случилось то, вероятность чего близка к нулю.
- Как вы оцениваете новые амбициозные планы американского президента?
- Буша в данном случае интересуют не тайны Луны или Марса. Он заинтересован, чтобы вокруг столь крупных проектов объединить нацию. То же самое происходит и в коммунистическом Китае. Руководители этих стран ухватились за космонавтику, а не отбросили ее, как руководители России, которые к ней были совершенно равнодушны многие годы.
- Ну а научная составляющая проектов? Зачем, скажем, землянам нужна сегодня Луна?
- Первый практический эффект: строительство базы на Луне. Там надо добывать гелий-3. Это изотоп гелия, который даст возможность создавать реакторы для термоядерного синтеза с целью получения электроэнергии. На Земле он содержится в ничтожных количествах. К слову, только Россия может уже в ближайшие годы создать первую ступеньку в системе добычи гелия-3: следует лишь восстановить лучший в обозримом будущем тяжелый носитель "Энергия". Не надо забывать и другое: Луна представляет стратегически важный объект. Если мы окажемся неспособны, то борьба за нее все равно разгорится между США и Китаем.
"Пощупать" космос
- Сейчас РКК "Энергия" объявила о разработке нового многоразового пилотируемого корабля "Клипер". Он спроектирован с прицелом на Красную планету?
- В какой мере он пригоден для полета на Марс, я сейчас не скажу. Марсианская экспедиция до конца еще не проиграна. Но, безусловно, "Клипер" может быть ее составной частью. Ибо экспедиция планируется довольно многоступенчатая, где, вероятно, будет использован не один корабль.
- Но сейчас-то Россия, по сути, превратилась в "космического извозчика". Мы обслуживаем только МКС.
- К сожалению, Россия пока не может провозгласить аналогичную той же американской или китайской по своему размаху программу. Где мы возьмем для этого миллиарды? Вместе с тем за последние двенадцать лет из страны бесследно утекли за рубеж примерно от 200 до 300 миллиардов долларов. Их вполне было бы достаточно, чтобы построить базу на Луне. И останется еще.
- Каким вы видите будущее российского космоса?
- Великим, если у нас будет мощная научно-техническая база. Так называемый свободный рынок создать сильную космонавтику не способен. В этом я твердо уверен. Крупные общегосударственные задачи должны решаться самим государством и под его строжайшим контролем. За почти пятьдесят лет развития наша ракетно-космическая промышленность накопила такой потенциал, что пока еще способна снова стать лидером.
- Многие считают, что перспектива только за коммерческими полетами.
- Безусловно, у космонавтики есть коммерческая составляющая. И не надо ее отрицать. Но она связана с оказанием непосредственных услуг. Вот сегодня у нас существует акционерное общество "Газком", которое эксплуатирует спутники связи "Ямал", созданные корпорацией "Энергия". Без единого рубля, вложенного государством, эта система себя окупает. То же самое может быть и по другим направлениям, включая навигацию. Но без науки мы далеко не уйдем.
- Вы отправляли аппараты и людей в космос. А самому не хотелось полететь?
- Хотелось. В моем возрасте это был бы вполне оправданный риск.