..."При самых невозможных, неописуемых и неслыханных испытаниях, когда драгоценности охранялись людьми, которым нечего было есть и нечем было накормить семью, когда целыми месяцами задерживалось жалованье, а размер его представлял собой издевательство над здравым смыслом, когда отощавшие люди охраняли горы бриллиантов, в лохмотьях и с торчащими из обуви пальцами, спеша по утрам до службы с рассвета заняться ломкой кирпича или тасканием тяжестей, чтобы только как-нибудь пропитаться, в Оружейной палате, в существенное отличие от Гохрана, не дошло ни до массовых расстрелов за систематические хищения, ни до судебных процессов за единичные пропажи".
Это фрагмент записок директора Оружейной палаты Кремля Дмитрия Иванова. Он решил уйти из жизни, когда стало очевидным: противостоять хищению, уничтожению культурных ценностей России лично он не может. Его имя семьдесят с лишним лет было спрятано в архивах под грифом "секретно". Научный сотрудник музеев Кремля Татьяна Тутова размышляет об истинных причинах его гибели.
- Дмитрий Иванов покончил с собой накануне очередного "забора" ценностей из музея в Гохран?
- Это случилось 12 января 1930 года, не исключено, что Дмитрий Дмитриевич знал, что на следующий день в Оружейную палату явится представитель Антиквариата с мандатом об изъятии из музея 120 предметов, и в том числе тех, что удалось Дмитрию Дмитриевичу спасти в суровом 1922-м. "Для нужд Антиквариата" в Оружейной палате вскоре начала работать "Особая ударная бригада". Актом от 21 июня 1930 года Антиквариат забрал из Оружейной палаты триста восемнадцать предметов, "выделенных Ударной Бригадой по отбору музейных ценностей экспортного значения" для продажи. Среди этой группы были и одиннадцать пасхальных яиц Фаберже, вызволенных Д.Д. Ивановым из Гохрана в 1927 году. Гибель Иванова представляется весьма символичной. Он лег под колеса паровоза, увозящего страну в грезившуюся "Коммуну", сметая все на своем пути, обрекая великий народ на утрату вековой культуры. Возможно, он сделал это, чтобы иметь право написать в предсмертной записке: "Не расхищал, не продавал, не торговал, не прятал Палатских ценностей", чтобы хоть этим остановить этот безумный процесс.
- Он предчувствовал трагедию?
- Он надеялся на лучшее, во всяком случае в 1922 году, когда следователь НКВД спросил его, как он относится к Советскому строю. Иванов ответил, что ему импонирует стремление Советской власти максимально сконцентрировать в музеях страны истинные произведения искусства. Однако предчувствия заставили написать его на клочке бумаги в застенках НКВД загадочную фразу: "Умерли - некому похоронить... Уйдем - но хлопнем дверью!" Эта фраза и стала конечным аккордом его жизни.
- В своем заявлении о приеме на работу в Наркомпрос он напишет: "...Особенно желал бы работать в дорогом мне деле охраны памятников искусства и старины, воспрепятствовании вывоза их из России и сосредоточении их в государственных хранилищах для общего пользования". Чем занимался Иванов до Октябрьской революции?
- Родился он в семье потомственного дворянина, почетного мирового судьи Дмитрия Иванова. Мать была дочерью барона Бистрома, героя войны 1812 г. Окончив юридический факультет Московского университета, Иванов сделал блестящую карьеру: от кандидата на судебные должности при Московской Судебной палате до Директора Департамента Министерства Юстиции, товарища Министра в 1917 году.
-Как он попал из товарищей министра в музейное дело при большевиках?
- Острое ощущение беды от возможной утраты произведений искусства во время социальных переворотов было присуще ему задолго до революции. В преддверии неминуемо предстоящей войны, он призывает мир принять на международном уровне законы, защищающие произведения искусства от гибели во время войн и различных социальных катаклизмов. "Потеря этой красоты, совершенной и невыразимой, не будет ли она невосполнимым несчастьем для грядущих поколений? Лакуной, навсегда зияющей в истории искусства, разверстой пустотой в списке произведений человеческого гения?" Это он пишет в журнале LE ARTS в 1904 году.
В сентябре 1918 г. Иванов обратился в Музейный отдел Наркомпроса с прошением о приеме на работу. В Оружейную палату пришел в январе 1922 г., сначала в качестве эксперта Наркомпроса в Комиссии Особоуполномоченного ВЦИК СНК по учету и сосредоточению ценностей придворного ведомства, и вскоре был назначен на пост директора Оружейной палаты. Это был один из самых сложных периодов, когда решались судьбы музея и величайших сокровищ Отечества, которые легко могли перейти в государственный валютно-залоговый фонд "для нужд революции". Иванов сделал все возможное для их спасения. В 1922 г. он решительно отстаивает ценности музейного значения от передачи на баланс в Наркомфин (Гохран) и требует возвращения тех, что были отняты. В ответ на решение продавать антиквариат за границу, он в 1928 году напишет начальству: "Все известные в истории попытки использовать произведения искусства для поднятия финансов оказались сплошь неудачными. Результат неизменно был такой же, как если в засуху выходить в поле и поливать его из лейки. Пользы никакой, но вред от утраты культурных ценностей не замедлит дать о себе знать"...
- Он обращается в Коллегию Наркомфина с запиской, указывая "на крайнюю убыточность для государства попыток починки финансовых прорех за счет культурных ценностей страны".
- И делает это, "с приведением широчайших примеров непоправимых бед, наделанных в этом отношении во Франции при Людовике XIV, в Англии при Кромвеле, в России при Петре Великом и т.д.". Документы нашего архива, вышедшие из-под пера Д.Д. Иванова, запечатлели образ человека высокообразованного, деятельного, преданного музейному делу. Кроме организаторской и политической деятельности, он занимался и научной работой.
- Комиссия Особоуполномоченного нигде не упоминается...
- Потому что носила строго секретный характер. В архиве Оружейной палаты сохранились журналы этой Комиссии, в которых ежедневно с протокольной точностью фиксировался разбор ценностей. Каждая вещь, подвергнутая экспертизе, с указанием номера по описи, записывалась отдельно, с указанием места назначения: "Гохран" или "Музей". К сожалению, против подавляющего большинства вещей - резкие пометы "Гохран".
-А кто был этим Особоуполномоченным по расхищению российского достояния?
- Лишь из косвенных упоминаний документов становится ясным, что самим "особоуполномоченным" был Председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий. В отчетных документах эта Комиссия иногда именовалась "Комиссией Гохрана" или "Комиссией Базилевича" или "Комиссией по драгоценностям". С 1922 г. в Гохран потоком полились драгоценности, конфискованные у частных лиц, реликвии церкви. Основной задачей Гохрана было "обезличивание" и оценка для последующей реализации. Новой власти необходимо было золото, для того, чтобы не погибнуть в экономической и политической блокаде. Нужно было обладать сильной волей, чтобы поставить хоть какой-то заслон передаче в Гохран исторических реликвий и шедевров искусства. А ведь программа деятельности Комиссии, ее состав и сроки работы утверждались на Политбюро РКП!
С первых же дней работы Комиссии в Оружейной палате, ее сотрудники начали борьбу за сохранение ценностей. И своего пика эта борьба достигла при освидетельствовании императорских регалий и коронных бриллиантов. Передача их в Гохран, в эту своеобразную "мясорубку", казалась для музейщиков невозможной, они долго оттягивали эту передачу.
- Иванов запишет 8 апреля 1922 года в протоколе комиссии: "Передавая в Гохран коронные драгоценности, Комиссия заявляет, что из числа этих ценностей предметы величайшего исторического интереса, а именно корона, скипетр, держава, цепь, знак и звезда Андрея Первозванного, драгоценные камни исключительной красоты и редкости, как, например, солитер "Шах" и ряд вещей высокого художественного мастерства 18-го века, должны быть сохранены в государственном русском достоянии, описаны, изданы и всенародно выставлены для всеобщего обозрения и изучения.
- Возможно, следуя этому требованию, эта коллекция не была расформирована в Гохране, а осталась в комплексе под названием "Алмазный фонд". Дмитрию Дмитриевичу и его коллегам мы обязаны тем, что сейчас эти ценности сохранены и выставлены в Алмазном фонде.
Иванов неотступно боролся за разыскание и получение в музей утраченных вещей из Гохрана, Валютного фонда, Московского ювелирного товарищества, Антиквариата. В 1923 году он ходатайствовал перед Главнаукой о выяснении судеб целого ряда ценнейших музейных предметов, не обнаруженных при разборке дворцового имущества и, очевидно, вывезенных в Гохран без вскрытия ящиков.
- А как попала коллекция пасхальных яиц в музей?
- Впервые яйца попали в Московский Кремль в сентябре 1917 г. Они были эвакуированы в Москву Временным правительством и присоединены к драгоценностям императорской короны, эвакуированных сюда же еще в 1914 году. До начала 1922 г. в Оружейной палате хранились все яйца, подаренные императрице Александре Федоровне и большая часть пасхальных сувениров, принадлежащих вдовствующей императрице Марии Федоровне. А уже в 1922 г. эти великолепные изделия, как и многие другие, оказались в экспортных антикварных фондах Советской республики. Летом 1927 года после сложных ходатайств через Совет труда и обороны Иванову удалось получить из Валютного фонда Наркомфина для Оружейной палаты двадцать четыре пасхальных подарка в виде яиц производства фирмы Фаберже, находившихся в то время уже в магазине Московского Ювелирного Товарищества. Он получил их по счету-фактуре, как товар, и сразу же занес в основной музейный инвентарь. Но большинство из них просуществовали в Палате всего три года и в 1930 г. были изъяты в Антиквариат волевым порядком.
- Продавая достояние России, чиновники рапортовали о сенсационных успехах аукционов в Германии. В рапорте эксперта директората торгпредства СССР товарища Николаева говорится о блестящем успехе аукциона 6-7 ноября 1928 года, давшем "блестящие цены, превышающие наши лимиты порой в пять раз". Дальше он ссылается на немецкие газеты, которые "приветствовали решение Советского правительства продать ненужные для музеев предметы именно Германии"...
- Однако, авторы этого документа не могли не упомянуть о "шуме", поднятом русскими эмигрантами по поводу этого аукциона и о том, что немало предметов (61 из 447), выставленных на аукцион, лимитная расценка которых выражалась в сумме 495.750 марок (при общей лимитной расценке всех вещей 1700000 марок) было арестовано и дожидалось решения суда 27 ноября 1928 г. у судебного исполнителя в Берлине.
- В этом противостоянии интеллигенции и "шариковых" не могло обойтись без жертв...
- Кроме распродажи музейных ценностей проходил и разгром научных кадров.В Оружейной палате эта борьба закончилась страшной трагедией: вначале были отстранены от дел и уволены Л.Ф. Вишневский, разыскивавший в Гохране музейные ценности, и Д.И. Успенский. Погиб Д.Д. Иванов. Вскоре уволили группу ведущих специалистов: М.М. Постникову, Т.Г. Гольдберг, Н.Н. Померанцева, который впоследствии был осужден и выслан по обвинению в том, что "активно боролся против сноса памятников старины в целях воспитания на них молодежи в националистическом духе". Погиб в Бутырках В. К.Клейн. Пострадали и другие музейщики: осуждены В.А.Барут и А.Павлюкевич. Этот список можно продолжить. К середине 30-х годов в Оружейной палате не осталось ни одного кадрового научного сотрудника, а директором был поставлен "по личному распоряжению Ягоды" чекист Г. Маслов. Но все же, не будь этой борьбы - Россия потеряла бы много больше.
Порядочность против алчности
комментарий
Елена Гагарина, директор музеев Кремля:
Дмитрий Дмитриевич - лучший представитель русской интеллигенции, в невероятных условиях первых лет советской власти спасавшей памятники искусства и культуры для грядущих поколений. Ему и таким музейным деятелям, как Н.Н. Померанцеву, П.Д. Барановскому, М.П. Мошкову, выпало на долю защищать наше национальное достояние, быть его хранителями. Лишь благодаря усилиям этих замечательных людей сегодня в России можно видеть не только произведения знаменитого Фаберже, но и многие другие уникальные памятники искусства. Противостоять уничтожению и продажам шедевров из музеев помогали музейщикам высокий уровень культуры, порядочность, необыкновенная ответственность перед своей страной, будущими поколениями.
Запланирована временная экспозиция яиц Фаберже в музеях Кремля в конце мая, также выставки в городах России.
Думаю, что о постоянном месте хранения коллекции пока говорить рано, впереди ее показы в Санкт-Петербурге, Тюмени, Екатеринбурге и других городах.