Министр культуры и массовых коммуникаций РФ Александр Соколов дает интервью "Российской газете"
- Александр Сергеевич, придя на пост министра, как вы для себя формулируете свою главную задачу? В чем видите свои функции - создавать условия для свободного плавания в волнах рынка или предполагается некая активная политика, волевое управление этим многопалубным кораблем?
- Начнем с того, что пришел я совсем не в то министерство, с которым имел дело раньше, - уже не прежнее министерство культуры. Что касается культуры, ее проблемы мне достаточно понятны. Но есть и совершенно новый уровень полномочий, поскольку теперь в круг забот министерства входят и СМИ, и межнациональные отношения, и архивы, в каждой из этих сфер свои задачи. Так что вопрос о том, как плавать, сложный: тут одним стилем не выплывешь. Давайте определим: о чем будем говорить, - о культуре?
- Для начала - о культуре.
- Здесь самое главное - система приоритетов. Ведь среди протоков и русел, где плывет этот наш корабль, есть такие, которые надо просто расчистить. Только не будем видеть в этих словах скрытый смысл: я имею в виду - сделать их судоходными. Сделать так, чтобы творческие люди могли ощущать себя свободными и чувствовать поддержку. Это совершенно очевидная функция: мы должны быть на службе у тех, для кого и существует министерство. А каждое из направлений я готов обсуждать: что именно хочется сделать в первую очередь.
Вот пример. Среди разнообразных видов государственной поддержки особым авторитетом пользуются президентские гранты. В них выражено внимание государства к тем элитным коллективам, которые испытывают трудности. Гранты выделяются на три года, но вот кончается этот срок - что будет дальше? Люди уже привыкли к более просторному образу жизни, и вот теперь им придется с ним расстаться. Ведь грант - это временное стимулирование творческого проекта, а потом он переходит по эстафете к другим. Так что легко представить, что будет дальше. Начнут разрушаться, к примеру, оркестры. У музыкантов семьи, для них заработок - важная вещь. И они постараются перейти в другой оркестр, которому грант только что дали. А оркестр, представляющий художественную ценность, взращивается долго. И поэтому вопрос номер один - как стабилизировать финансовое положение в коллективах, которым пришла пора расстаться с грантом. И второй вопрос: кому и на какой основе будут предоставляться эти гранты в дальнейшем? Решение подобных вопросов - и есть государственная политика в сфере культуры, какой я ее вижу.
- А как формируется система приоритетов?
- Предположим, мы отдали должное лучшим учебным заведениям, консерваториям, оперным театрам. Дальше, наверное, нужно думать о жанрах, которые особенно нуждаются в поддержке.
Где, к примеру, наше национальное искусство? Ведь то, что в наш век урбанизации и глобализации мы должны сохранить обязательно, - оказалось в забвении! Значит, на поддержку, видимо, могут рассчитывать такие коллективы, как оркестр народных инструментов Осипова, хор Пятницкого... Надо думать о судьбе драматических театров. Это одна из самых сложных сфер, поскольку жизнь драматических театров драматична. Это каждый раз своя судьба, свои кульминации и спады, и провести столь же четкую грань между театрами "элитными" и теми, которые на данном этапе отстали, сложно. Но и это - вопрос, который надо решать. Как? Я полагаю, здесь понадобится экспертный совет. То есть к определению приоритетов нужно привлечь людей, которые уже в силу авторитета будут с пониманием выслушаны.
Если вернуться к музыке, то при определении приоритетов государственной поддержки надо подумать и о том ценном, что еще не попало в орбиту первых грантов. К примеру, у нас есть уникальное в мировом масштабе явление - капелла, сочетающая в себе хор и оркестр. В России таких капелл две, в Петербурге и в Москве, и они, полагаю, на очереди... Вот в таком направлении, я думаю, мы и должны действовать, чтобы продолжить одно из самых ценных начинаний президента в сфере культуры.
- Лет десять назад с пианистом Николаем Петровым и музыковедом Святославом Бэлзой мы говорили о людях, которые в угоду коммерции уничтожают культурный фон в стране. Статья вышла под названием "Культуркиллеры". Сейчас ситуация стала еще хуже. Когда-то малыши росли под музыку Моцарта и Чайковского, звучавшую повсеместно, - теперь растут под повсеместное мяуканье Лагутенко. Уже выросло поколение, органически неспособное услышать скрипку: "Россия глохнет", - писал в нашей газете крупный звукорежиссер. Как вы относитесь к музыкальной экологии в стране и что можно сделать для ее оздоровления?
- Я думаю, это одна из самых важных и трудно решаемых задач. К тому же Москва, Петербург, другие крупные города по культурной ситуации отличаются от того, что мы называем провинцией. В маленьких городах и поселках проблема донесения ценностей культуры до населения стоит особенно остро - там даже радиовещание становится проблемой. Поэтому должна быть создана программа, которая будет последовательно решать вполне конкретные задачи. Да, в СМИ, на телевидении и радио пока преобладает бизнес-подход. Стоит лишь заговорить о совершенствовании культурного наполнения передач, и все контраргументы сводятся к одному: а что это повлечет за собой с финансовой точки зрения? Мы говорим о засилье рекламы - а нам возражают: иначе мы потеряем деньги, на которые живем! И главный вопрос о том, как можно воспринимать художественный фильм, если он разорван на части рекламой, остается в стороне.
Я думаю, здесь государственная политика именно в том, чтобы найти экономическую основу для мирного сосуществования культуры и рекламы. Для того, в частности, чтобы поддержать детские фильмы. Эти фильмы по существующему положению не должны засоряться рекламой, а стало быть, их показ для владельцев каналов невыгоден. Вот первая проблема, для решения которой мы должны искать законодательную основу.
Далее. Музыкальный репертуар. Молодежь всегда была подвержена последней моде, - важно, чтобы эта мода не захлестнула все вокруг. Запретами мы ничего не добьемся. Значит, нужно создавать притягательные для любого возраста программы. Как молодой человек приходит в мир музыки? Его приводят за руку! Бабушка, дедушка, мама, папа. Если, конечно, они сами получили соответствующее воспитание. Но у нас есть проблема потерянного поколения. То есть людей, выросших на улице и не получивших базовых культурных знаний - того самого фундамента, который им уже поздно строить. Поэтому общество должно снова выработать методы, способные восстанавливать культурные навыки. Сейчас не очень модно вспоминать про опыт пионерской, комсомольской организаций, молодежных лагерей, но там существовала возможность культурного обмена, влияния на новые поколения.
Конечно, это уже забота не только министерства. Я уже многократно призывал: нужно эти темы вывести на первый план в газетных форумах, телепрограммах. Здесь нужна широкая дискуссия.
- Давайте затронем опасную территорию, помеченную тезисом "О вкусах не спорят". Я хочу спросить: а кто сказал, что не спорят? Вкус ребенка - лакомиться мороженым, но если не навязать ему мясное пюре, он вырастет рахитиком. Вкус подростка - слушать "Ногу свело", но если ему не сообщить о Бетховене, он вырастет культурным рахитиком. И школа, и университет, и консерватория только и делают, что спорят о вкусах и их формируют. Идти за публикой или ее вести за собой - вот главный вопрос времени.
- О вкусах, несомненно, нужно спорить, их нужно формировать. Но широкий круг молодых никогда не привлечет отвлеченная дискуссия на уровне эстетических категорий и понятий. В спорах о вкусах важна предметность, каждая точка зрения должна получить свое подтверждение. Ценность такого спора - еще и в обучении излагать свои мысли. Ведь и ТВ, и радио часто дают пример того, как не надо спорить. Как не надо прерывать собеседника, как не надо болтать. Культура спора - это когда мысль в споре созревает и дозревает. У нас есть замечательные передачи - скажем, "Умники и умницы". Там на экране уже совсем не рахитики - это фактически новая генерация российской интеллектуальной элиты, поколение людей, каждый из которых личность. Такого рода программы и должны стать противовесом. И тогда не методом запрета или вытеснения, а методом противопоставления мы станем показывать людям, где истинные ценности, а где всего только мода. Самое главное, чего нам не хватает, - это внимания к тому позитиву, который существует в современной жизни.
- Вы упомянули о телерекламе, разрывающей восприятие фильма или концерта. А как ее регламентировать, сохранив коммерческую эффективность телевидения?
- Это тоже область дискуссии, но решать проблему все равно придется - самотеком она идет в направлении весьма безысходном. Мне кажется, что на ТВ должна быть зона, свободная от рекламы. Как это происходит на канале "Культура". Этот опыт нужно распространить на другие каналы - вероятно, при помощи протекционистской политики государства. То есть на основе предоставления грантов, льгот. Эти нормы еще предстоит законодательно проработать. Конечно, возникнет и борьба за телевизионное время: если в результате мы добьемся, что такой фильм или передача пойдут ночью, это будет имитация деятельности и ничего не даст зрителям. Здесь нужна согласованная политика: нужно собрать за одним столом людей, представляющих разные позиции и интересы.
- Идут споры о квотировании кинофильмов, о протекционистской политике по отношению к отечественным производителям "культурного продукта". Какова ваша позиция на этот счет?
- Я не сторонник квотирования и не раз выражал сомнение в том, что запретительные меры могут привести к искомому результату. Сейчас в Европе идет, как вы знаете, борьба с засильем американского кинематографа. Но, при всей настырности этой киноиндустрии, она производит фильмы очень разного качества. Поэтому говорить, что американское кино вообще - это угроза для человечества, неверно. Как в любом кино, там есть свои вершины, и эти шедевры надо знать точно так же, как любые другие. И количественная квота, я уверен, здесь не сработает. Потому что если просто определить некий процент присутствия американской кинопродукции на национальном рынке, то наши прокатчики из коммерческих соображений оставят в этой "процентной норме" как раз те фильмы, которые мы хотели бы вывести за скобки. И мы потеряем возможность смотреть лучшее в американском кино. Поэтому я думаю, что нужны не квоты и запреты иностранной, а поддержка и стимулирование отечественной продукции. К счастью, в российском киноискусстве сейчас наблюдается всплеск активности, снимается значительно больше фильмов и нужна государственная протекционистская политика. Тогда наши и западные фильмы будут соревноваться на равных, и станет ясно, что традиции нашего кинематографа не иссякли. В бывших республиках Советского Союза, где в национальном кино были замечательные вершины, эти традиции фактически утрачены. Это поучительный пример и предостережение для нас.
- С приходом на этот пост вы вступили и в новую для себя сферу - сферу СМИ. Каковы ваши первые ощущения и есть ли у вас помощники, которые вам помогают сориентироваться в этом новом пространстве?
- Безусловно, помощники есть. Хотя ведь на самом деле в новом министерстве пока работают всего два человека - это я и мой заместитель. А реально вся эта работа до сих пор ведется в Агентстве, то есть в бывшем минпечати, и там уже сложилась четкая и многоярусная система взаимодействия специалистов, вторгаться в которую, не разобравшись в том, как она выстроена, для меня было бы совершенно неуместно. Так что время, прошедшее после моего назначения, было использовано для того, чтобы сформировать несколько аналитических групп. Это специалисты, не задействованные в нынешней структуре и потому независимые, они имеют разный опыт, у них разный профиль деятельности, хотя эта деятельность и связана с этой сферой СМИ. У каждой из групп своя задача. Мы периодически общаемся, и так я набираю материал, на основе которого рассчитываю вносить предложения по совершенствованию этой работы. Например, одна из групп готовит анализ деятельности каждого из телеканалов по определенной системе критериев - так должна выстроиться сравнительная характеристика. Свои субъективные впечатления как зрителя я, конечно, тоже не забываю. И уже складываются данные, позволяющие видеть, в какой позиции работа каждого канала находится по отношению к задачам, которые заботят государство.
Дальше, конечно, идут экономические проблемы. Проблемы общественного телевидения и способы финансировать его работу. Перспектива кабельного телевидения. Очень много таких отдельных проблем, которые при помощи моих коллег мне удается более системно себе представить. Так что пауза, которая сейчас возникла до момента инаугурации президента и назначения правительства, для меня очень полезна: можно заняться аналитической работой и корректировкой той структуры, которая должна быть наиболее дееспособной.
- Некоторые ваши публичные высказывания вызвали неоднозначную реакцию, даже некоторую тревогу в СМИ. В частности, вам известна болезненная реакция на идею акционирования ВГТРК. Там уже сложилась сильная структура, способная противостоять медиабаронам с их коммерческой ориентацией, там даже возникает система культурных каналов - телевизионного и радийного. При акционировании есть риск все это потерять. Вы могли бы прояснить свою позицию?
- На этот вопрос мне бы хотелось ответить очень четко. Так, чтобы в дальнейшем этот ответ мог проецироваться на развитие ситуации в средствах массовой информации. По поводу ВГТРК была сказана всего одна фраза и один раз. Я сказал, что 18 мая на заседание Государственной Думы в нижней палате выносится на рассмотрение вопрос об акционировании электронных средств массовой информации и предполагается, в частности, рассмотрение вопроса об акционировании ВГТРК. Все. Никакой моей личной позиции и, тем более, устремленности к этому процессу в этих словах не было и нет. Но вся реакция в прессе была выстроена так, чтобы создать ощущение конфронтации. И таких примеров довольно много. Приведу еще один, не менее существенный пример, о котором ваш читатель должен знать. На моей встрече со Святейшим Патриархом было обсуждено очень много важных вопросов, но ни единым словом не была затронута ситуация с церковью в Филях. Тем знаменитым памятником архитектуры, вокруг которого идут споры. Когда мы после двухчасовой беседы вышли к журналистам, то первый же вопрос, который был задан Святейшему, касался именно этой проблемы. И Святейший ответил буквально следующее: "До этого вопроса мы с Александром Сергеевичем не успели дойти". Тем не менее в прессе развернулась огромная дискуссия по поводу моего якобы единоличного решения передать памятник церкви. Эта дискуссия спровоцировала письма известных творческих людей, которые могли бы, конечно, и сами задуматься над тем, неужели позиция государства в таком важнейшем вопросе может быть столь примитивной. Все это говорит только о том, что в медиа-сообществе, как и в любом обществе, есть люди добросовестные, а есть непорядочные. Эту ситуацию я просил бы иметь в виду, чтобы яснее видеть все происходящее.
- И все же вы как министр - сторонник акционирования таких каналов, как ВГТРК?
- Нет, не сторонник. Думаю, что этого сейчас делать не нужно. Но дискуссия об этом ведется. Идея изначально была высказана Михаилом Юрьевичем Лесиным, а он сейчас является советником президента. Так что уходить от этой дискуссии нам не придется, но вести ее с разных позиций, я думаю, - самое время.
- Скажите, пожалуйста, что вы имели в виду, когда еще в Японии говорили о кривых зеркалах в прессе?
- Этой метафорой я ответил на первый же заданный мне вопрос - о том, как я отношусь к цензуре. Ответ был совершенно однозначен: отношусь отрицательно. Хотя бы вот почему. Я никогда не комментировал свою биографию, но напомню, что вырос я в семье, в которой постоянно не только находились, а подолгу жили в нашем доме Александр Трифонович Твардовский, Виктор Платонович Некрасов, Владимир Яковлевич Лакшин. То есть люди из того знаменитого "Нового мира". Я вырос в этой атмосфере, и к цензуре у меня всегда было резко отрицательное отношение. Это не та сфера, где я могу себя проявлять. Поэтому, отсекая такое толкование метафоры "кривые зеркала", могу сказать, что это очень точная метафора. Я вам только что показал на конкретном примере, как моя мысль, одна лишь фраза искажались до неузнаваемости, и как на этом выстраивалась самая настоящая провокация. Кривое зеркало - это ангажированность, это работа тех самых платных "киллеров", которые в СМИ достаточно распространены. Имел я в виду и еще одно явление - недостаточный профессионализм журналистов в сфере, которую они берутся комментировать. Избрал себе тему - ты должен в нее вникнуть. Ты должен научиться говорить на том языке, на котором говорят люди, творчество которых или деятельность которых ты обсуждаешь. Поэтому я предложил некоторую дополнительную возможность подготовки журналистов. И снова мои слова исказили: я не имел в виду какие-либо краткосрочные курсы или ликбезы для журналистов. Я имел в виду серьезную специализацию в творческих вузах, чтобы люди, имеющие склонность к писательству, были готовы к своей деятельности. То, что уже практически сделано в Московской консерватории. Иными словами, я опирался на опыт того учреждения, где работал.
- Между тем возмутившая многих статья, которую вы имели в виду и после которой такой музыкант, как Ростропович, отказался концертировать в России, принадлежит как раз перу выпускника консерватории.
- Кривым зеркалом может быть некомпетентность, а может и ангажированность. Я считаю, что этот пассаж был проявлением ангажированности.
- Вы поедете на Каннский фестиваль для участия во встрече 25 министров культуры Европы?
- Наверное. Но пока у меня намечается более близкая перспектива. Куда я точно поеду - это в Самару на праздник славянской письменности, где будет очень интересная программа: светская и духовная музыка, конференция, фестиваль, освящение храма Кирилла и Мефодия - единственного в мире храма, посвященного основоположникам славянской письменности. Так что эта командировка уже точно определена. Но надеюсь, что в Канн мне тоже удастся поехать.
- Могу я спросить о ваших предпочтениях: какие сферы музыки, театра, кинематографа вам ближе?
- О музыке скажу кратко - я профессионал. У каждого, кто профессионально занимается искусством, есть право любить и не любить. Но у него нет права на позицию - не знаю и знать не хочу. Поэтому самое правильное - стремиться энциклопедически освоить область, где я стал профессионалом. Есть и главная моя доминанта - современное музыкальное искусство. О нем моя докторская диссертация и две книги.
- Девять из десяти молодых читателей под современным музыкальным искусством понимают группу "Ногу свело".
- Боже упаси! Речь идет, конечно, не просто о музыке, которая пишется сегодня - там ведь тоже есть свои "проценты с капитала", а есть и экспериментальное творчество. Мне кажется, мы сейчас на крутом повороте истории искусства в целом и, в частности, музыкального искусства. Посмотрите: вот уже по крайней мере четверть века музыка словно вращается вокруг некоего эпицентра. Этот эпицентр - идея исторического синтеза. Нынешний стилевой плюрализм - это попытка сконцентрировать энергию для какого-то нового рывка. И мне кажется, что этот рывок вот-вот произойдет. Поэтому современное искусство - это ощущение рубежа веков, а в нашем случае - и тысячелетий. Заметить этот рывок - самое интересное для профессионалов в любой сфере искусства. Должна возникнуть не просто новая музыка, театр, живопись - должно появиться искусство новой эпохи. Это предощущение рывка - это и есть понятие современности. В каждом искусстве оно себя каким-то образом проявляет, но рывок, мне кажется, для всех произойдет синхронно. Как это уже было в истории ХХ века: когда одновременно исчезли и тональная музыка, которую создавала классико-романтическая эпоха, и фигуративность в изобразительных искусствах. А на смену одновременно пришли абстракционизм и атональная музыка. Самое интересное, что и вернулись они так же, "взявшись за руки": на постмодернистском рубеже снова появились тональная музыка как сфера серьезного композиторского творчества и фигуративная живопись. Вот эти интересные циклы, существующие в искусстве, меня очень занимают, потому что позволяют ориентироваться и заметить что-то новое и существенное.
- К вопросу о дальнейшем развитии музыкального искусства. Мы слушаем, скажем, Кобекина в постановке то Екатеринбургского, то Новосибирского театров, но главная сцена страны - Большой театр - проходит мимо современных опер. Когда он последний раз заказывал композитору новую оперу?
- Давно. Но все же эта традиция существовала и достаточно ясно прослеживалась. Допустим, премьеры Родиона Щедрина. Конечно, там были и свои субъективные причины, но премьеры состоялись и доставляли нам радость первооткрывателей. Но вы правы: гораздо чаще самые существенные события в композиторском творчестве первыми имели радость оценить иностранцы. Потому что по ряду причин, идеологических и финансовых, премьеры произведений, скажем Шнитке, Губайдулиной, Денисова сначала шли за кордоном и уже оттуда приходили к нам. Я думаю, что инициатива театра в этом отношении очень важна. Но не менее важна и финансовая возможность. Так что здесь снова вопрос государственной политики, где приоритеты должны быть тесно увязаны с качеством инициатив: для чего выделены деньги, для какой цели? Задача показать достижения национального искусства всегда должна быть главным приоритетом.
- Как вы оцениваете сегодняшнее состояние Большого театра?
- Я только что был на премьере "Огненного ангела". Было интересно. И хорошо, что эта работа вызвала споры: без споров премьера - не премьера. Но ощущения достаточно противоречивые. Порадовал рост оркестра - качество игры было значительно выше ожидаемого. В отношении вокала есть проблемы, которые решаются в процессе доработки спектакля. Если говорить о стилистике постановки, то мне кажется, что Большой театр несколько запоздало пристраивается в шеренгу европейской моды, которая уже иссякает. Эстетика костюмов, сценография не то, что приходят в противоречие с логикой оперы, но это уставшая традиция. Такого рода концепции были значительно сильнее и ярче выражены в нашем кинематографе - вспомните "Покаяние" Абуладзе. Там - да, символ зла представал в персонажах, которые являлись то в латах рыцарей, то в тужурках НКВД, - там это действительно резко било по нервам. А теперь, когда в Мариинском театре, допустим, дева Феврония в "Граде Китеже" Римского-Корсакова появляется в кедах, а Княжич представлен в костюме колхозного агронома - здесь, знаете, есть некая ущербность вкуса. И тут как раз уместно снова вернуться к спорам о вкусе, поскольку нужно понять: где, в каком репертуаре, в какой стране и для какого зрителя это было бы уместно, а где - нет.
А возвращаясь к Большом театру, могу сказать, что предстоит очень интересный совместный анализ всех его творческих намерений. Я думаю, в этом анализе на первый план выйдет уже наметившаяся политика театра по использованию прокатных спектаклей и ее продолжения в будущем. Надо думать и о пропорциях между национальным искусством и лучшими образцами зарубежного искусства, между классико-романтическими и современными произведениями. Это и должно отличать Большой театр от любого другого: он должен быть театром-панорамой. И в этом отношении его сегодняшнее состояние - вопрос, который мы будем очень внимательно и объективно обсуждать.
- Какова ваша позиция в споре между театром традиционным, репертуарным - и театром западного типа, театром одного спектакля?
- Я не вижу здесь спора. Я считаю, что оба типа должны совмещаться. Особенно в России, потому что здесь есть проблема провинции, проблема - как донести художественное впечатление до всех уголков страны. Много мест, где нет настоящей сцены и нет структур, способных организовать театральное дело, - но это не значит, что там не должно быть театра вообще. Есть ведь такие спектакли, как "Скамейка", где действуют всего два актера. Есть антрепризы, где репертуар выстраивается с расчетом на конкретную ситуацию и конкретную аудиторию. Есть эстетика Театра на Таганке, где проблема декораций была решена так, что спектакль можно ставить в совершенно неординарных условиях. В самом театральном искусстве заложены огромные возможности для решения всех этих проблем. Так что, мне кажется, антреприза - нереализованный резерв нашего театрального дела. Тем более что есть много актеров, которые заняты мало. Недавно был бенефис Татьяны Васильевны Дорониной - ее благодарили за заботу о старшем поколении, об актерах, которые испытывали не только житейские трудности, но им грозило душевное угасание. А вот такая государственная, я бы сказал, позиция художественного руководителя МХАТа имени Горького вполне может стать некоей общей идеей.
- Есть в соединении двух министерств один пункт, с которым многие связывают особые надежды. Речь о радиостанции, о которой много писала наша газета и которая по идее должна нести музыкальную культуру в массы. Но единственное в стране общенациональное радио классической музыки "Орфей" давно в бедственном положении. И не только в финансовом отношении, но и потому, что оно вещает в почти вышедшем из употребления технически скверном диапазоне УКВ. Теперь и культура, и СМИ вам подведомственны - есть ли в ваших планах намерение что-то здесь сдвинуть?
- Еще будучи ректором, я подписал письмо, протестующее против сокращения вещания "Орфея". Тогда это было очень импульсивное волеизъявление людей, которые заботятся о культурной среде. Мне кажется, что не нужно опускать руки, что такой канал обязательно должен получить государственную поддержку. И он должен работать на доступных частотах - не случайно, вы, наверное, заметили, первое мое жесткое проявление позиции было связано с вопросом о лицензировании. Потому что именно государство должно нести ответственность за состояние культурной среды и за национальный эфир, в частности. Здесь нельзя исходить только из коммерческой составляющей. Она подразумевается, потому что это огромные деньги. Но решая вопрос о приоритетах, нужно стремиться к гармоничной структуре, где ни одна сфера не окажется загнанной в угол. А "Орфей" - классический пример того, когда культурную программу, имеющую огромное воспитательное значение, загнали в угол.
- На классику, судя даже по откликам на наши публикации, - огромный неутоленный спрос.
- Конечно. Но к нашему письму никто не прислушался, никакого результата. Я думаю, что сейчас появился шанс эту ситуацию изменить, потому что в сегодняшнем правительстве есть условия для диалога, есть потребность учета всех государственных интересов в их совокупности. В таких вопросах переплетены мотивы финансовые, идеологические, правовые, творческие, но я думаю, теперь этот вопрос наверняка будет качественно и по-новому осмыслен.
- Очень много тревог о состоянии Москвы. Столица теряет свой исторический облик. Пожарища на месте памятников истории и культуры стали печальной и какой-то грозной традицией. Вы собираетесь принять какие-то меры для того, чтобы остановить разрушение Москвы, пока еще есть что уберечь?
- Надо смотреть на вещи реально. Число объектов, которые находятся в состоянии крайне опасном, столь велико, что сразу все это оградить какой-то защитой невозможно. Но что нужно обязательно сделать - обеспечить такой режим реставрации, при котором конечным результатом будет не только возвращение первозданного вида, но и обеспечение безопасности памятника. Такие технологии есть, и я, готовясь к заседанию правительства, получил очень интересные материалы, которые концептуально меняют само понятие реставрации. При этом учитываются требования сохранить главные конструктивные особенности зданий - деревянных перекрытий и так далее. И если говорить о безопасности, то начинать надо с таких жестких требований подхода к самой концепции реставрации. Это я и буду предлагать на правительстве.