Не так уж много с тех пор изменилось, несмотря на все реформы и дефолты. Мы по-прежнему страна прибедняющихся богатых, хорохорящихся бедных и весьма приблизительной статистики. Разве что появился термин "средний класс" плюс огромная прослойка тех, у кого от обеспеченности до бедности - полшага.
Бедных у нас в ближайшее время должно стать меньше. Это государственный приоритет, озвученный с самой высокой трибуны страны. Вряд ли кто-то станет возражать и уточнять подробности, да и задача борьбы с бедностью - из разряда неоспоримых и насущных. Однако чтобы уничтожить врага, его надо хотя бы знать в лицо. И вот здесь начинаются проблемы.
По мнению директора Независимого института социальной политики Татьяны Малевой, "лицо" российской бедности имеет ряд только ей присущих черт. Говорить об этом социологи, демографы и экономисты начали гораздо раньше, чем прозвучало президентское послание. Их главный вывод: "уничтожить бедность" нельзя. Если ставить задачу таким образом, то успеха будет не больше, чем при попытках топить в реке солому. Бедные есть во всех странах без исключения. В России же речь может и должна идти не об "уничтожении", а об изменении социальной структуры малообеспеченных слоев общества. Особенность нашей страны в том, что у нас есть совершенно уникальная прослойка "работающих бедных". По социологическим меркам - нонсенс.
Но сначала, как водится, надо договориться о терминах. Кто они, российские бедные, сколько их и как вести подсчет? Татьяна Малева объясняет: можно взять за основу так называемый физиологический "прожиточный минимум". Элементарно недоедают у нас около 7 процентов населения. Не хлебом единым жив человек - семья, которая не имеет, скажем, телевизора и копит на покупку пальто, - безусловно, тоже бедная. Поэтому федеральная служба государственной статистики к продуктовой корзине добавляет доступность "товаров длительного пользования", и круг бедности расширяется до 21-22 процентов. Что тоже не совсем верно, так как официальная статистика не в силах подсчитать разнообразные "левые" доходы граждан (а их имеют и государству о них не рассказывают почти две трети россиян). Еще один способ - спросить самих граждан. Социологам заявляют о своей бедности примерно 70 процентов опрошенных. Но эта цифра у ученых вызывает глубокие сомнения. "Если бы дело обстояло так, от государства уже давно бы камня на камне не осталось", - говорит Малева. Здесь к экономике подмешивается психология. На самооценку граждан влияет множество факторов - в том числе внедренные рекламой и СМИ в общественное сознание (и научное тоже) не слишком реальные "стандарты жизни" (ну какая может быть "голливудская улыбка", если наш ВВП в 6-8 раз ниже, чем на Западе?)
По данным НИСП, "низший слой" в России - около 11 процентов. К ним относятся не просто бедные, но и те, кто не имеет образования и потому лишен возможности когда-либо обрести в обществе более-менее приемлемый статус, не в состоянии получить доступ к достойной медицине и т.д. На сокращение этой прослойки и будут, по-видимому, направлены усилия государства. Крепко стоящий на ногах средний класс России - около 20 процентов. "А вот остальные 70 процентов, которые застыли между бедностью и обеспеченностью, - это и есть российская драма", - говорит Татьяна Малева. Эти люди работают, получая за труд копейки. Они не в состоянии платить врачам по коммерческим "добровольно-страховым" расценкам. У них нет денег, чтобы нанять детям репетиторов для поступления в хороший вуз. Они проводят отпуск на огороде. Не скатываясь в нищету, они балансируют на грани бедности и в полной мере испытывают на себе то, что экономические справочники называют "депривацией" - "социальным процессом сокращения и/или лишения возможностей удовлетворения основных жизненных потребностей индивидов или групп", а в быту определяется проще: "денег нет, а руки коротки". При этом, в отличие от пенсионеров, инвалидов, многодетных и пр., эти граждане России НИКОГДА (по крайней мере, в ближайшем будущем) не станут объектом пристального внимания государства, не получат льгот и дотаций, не разжалобят иностранных благотворителей и родной минтруд. А еще - совершенно точно не пойдут на открытый и ярый общественный протест. Родовая черта "новых русских бедных" - глубокое равнодушие, переходящее в апатию. Ко всему, включая и собственный удел.
Есть два пути реформ, поясняет Татьяна Малева. В одном случае закрываются неэффективные предприятия, начинается массовая безработица, следует социальный взрыв - и после "шоковой терапии" страна, как Феникс, восстает из пепла. В России пошли другим путем: даже гайдаровские реформы все-таки были растянуты во времени. Вместо безработицы была "частичная занятость" - и, следовательно, низкая цена рабочей силы на рынке труда. Для недовольства поводы были, для революций - нет. Так остается и по сей день. За относительную политическую стабильность мы заплатили полновесной политической апатией. Слабо реагируя на удары судьбы, граждане так же безразличны и к "позитивным сигналам" сверху.
Сильнее всего кризис ударил по бюджетному сектору, который регулировался государством. Сейчас он в "капкане": уже появились ресурсы для повышения доходов и статуса занятых в нем людей - но требуются серьезные структурные реформы, отказ от "уравниловки", "дифференцированный подход" и прочие непопулярные меры. Повысить всем зарплату в равной мере - путь "невитиеватый", популистский, но малоэффективный. В дырявом мешке деньги не удержатся. Да и есть, скажем, разница между воспитательницей детсада в провинциальном городке и преподавателем столичного вуза - при схожих суммах в зарплатной ведомости статус, доступ к социальным благам и возможности дополнительных доходов несравнимы. То же с врачами, с "оборонкой" и т.д. Учитывать придется все.
Нет ли у власти соблазна свести борьбу с бедностью к "выведению на чистую воду" тех, кто имеет теневые доходы и "прибедняется"? Количество малообеспеченных это позволит сократить в разы. Однако наша собеседница считает "милицейско-налоговый" путь маловероятным. "Россия всегда была страной скрытых доходов, - говорит она. - Сегодня невозможно покарать 70 миллионов занятого населения, нельзя объявить войну неформальным трудовым отношениям, если к ним толкают и громоздкое законодательство, и повседневная практика". Да и ударит такая война прежде всего по тем, кто ее развяжет. Неизбежно начнутся политические выступления и спекуляции самых разных, в том числе маргинальных, общественных групп.
Извечный вопрос: что делать? По мнению Татьяны Малевой, прежде всего надо поставить конкретные цели, "отделить нищету от бедности, а бедность - от социальной уязвимости". Продолжить структурные реформы наиболее "запущенных" секторов экономики. Не преуменьшать ответственности людей за самих себя - если речь не идет об инвалидах, стариках и т.п., трудоспособных граждан надо "бросать на рынок труда", создавать простор для малого бизнеса, для профессионального роста, для свободной миграции по стране. Выстраивать четкую налоговую систему, уходить от "уравниловки", снимать чиновничьи барьеры...
"Удобно, когда люди молчат. Но плохо, когда они власти не отвечают", - говорит Малева. По большому счету, гораздо легче управлять не забитой, малооплачиваемой и униженной "массой", а средним классом - уверенным, обеспеченным, всегда консервативным и не склонным к революциям (зачем?). Его рост и укрепление - это и есть лучшая "борьба с бедностью". Правда, замечает напоследок наш эксперт, многое здесь зависит от политической воли власти и ее умения решать "системы уравнений" - с точным учетом специфики страны, породившей и нас, и наши проблемы, и возможные пути их решения. Пока это удавалось с трудом: "социальные министры" быстро "растворялись в креслах", забывая все свои прекрасные программы. Время покажет, чего удастся достичь, когда придется не просто "одобрять" слова президента, а представить конкретные программы действий.