Известие о сносе гостиницы "Россия" и сопутствующего ей концертного зала была воспринята равнодушно, как совершенно рядовая. Человек - существо, быстро адаптирующееся и к плохому, и к хорошему. После гостиницы "Москва" и Военторга, "Россия" - вообще детский лепет. Невольно становишься тайным сообщником московских властей, почти вслепую блуждающих по столице, как Кинг-Конг с ломом: глаз сам начинает искать какой-нибудь объект под снос и строительство чего-нибудь стеклянного, начиненного магазинами с ценами выше европейских и - непременно! - подземной парковкой. Про гостиницы "Минск" и "Пекин", хотя это и принципиально разные объекты, я уж и не говорю - пора, друзья, пора снести и заново отстроить морально устаревшие сталинские высотки, а заодно лишить Москву ее стершейся и пожелтевшей от времени "вставной челюсти", Нового Арбата...
Когда в 1960-е ломали старую Москву и строили Калининский проспект, писатель, путешественник, фотограф Александр Потресов стал методично запечатлевать на пленку обреченные арбатские переулки, неторопливо фотографировать историю и приговоренный к смерти культурный слой (включая, скажем, ту же самую Собачью площадку, по поводу расположения которой теперь горячо спорят знатоки - "Где живешь, мальчишка гадкий?"). Пару лет назад выставка его черно-белых арбатских фотографий спровоцировала эффект присутствия - был физически ощутим трепещущий от зноя воздух пустого, теперь уже не существующего, переулка или колкий холод ночной улицы, бесшумно утопающей в подсвеченном фонарями снегу. Этого города больше нет.
Вполне очевидно и то, что без магистрали, проложенной поперек исторической части Москвы, в столице встало бы движение не к концу 90-х, а к началу 70-х. Так что в Калининском проспекте была по крайней мере прагматическая урбанистская логика. А теперь архитектура того времени - "Интурист", "Россия", "Минск" - идет на слом по другим соображениям. Только вот каким?
Эстетическим? Принимаем такую логику - объекты брежневской поры, скажем так, не вполне эстетически актуальны. Но тут же оговариваемся: то, что будет построено взамен, с точки зрения архитектурной моды, устареет быстрее ветшающего "стекла и бетона" 60-х-70-х годов. Новодел не улучшит исторический облик столицы, к тому же пока мы получаем только город зияющих визуальных провалов.
Эксплуатационно-жилкомхозовским? Но на всякий экономический расчет затрат/потерь использования сносимых задний и строящихся взамен найдется другой, в котором с не меньшей убедительностью будет доказано, что дешевле сделать ремонт, чем сначала ломать, а потом строить. Или не строить: где, собственно, новые объекты, которые должны возникнуть на месте "Интуриста" и Военторга? На Воздвиженке - только нарисованные декорации и кран с уныло болтающимся тросом. Так скоро весь город станет нарисованным и фанерным.
Оставим в стороне тему возможных финансовых злоупотреблений при сносе/строительстве исторических архитектурных объектов. Заметим только, что имидж московского начальства не улучшается, а ухудшается благодаря проводимой политике - только ленивый не подозревает недоброе, наблюдая за неистовым, почти маниакальным разрушением Москвы. Совершенно очевидно и более важно другое: московская власть напрочь лишена исторического чувства, чувства Москвы, которая сама по себе является законченной, многослойной отдельной цивилизацией.
Лично я это понял несколько лет назад, когда отцы города задумались над проблемой ремонта "Дома на набережной" и сделали несколько "проб пера", покрасив кусочки стены со стороны Москвы-реки сначала в голубой, а затем в розовый цвета. Эта диковатая расцветка в стилистике однополой любви не слишком шла к лицу иофановскому шедевру, по определению мрачновато-серому. Потом кому-то все-таки хватило ума не мазать краской типа "веселенький ситчик" историко-культурный памятник советской эпохи, и он стал светло-серым. Но сама попытка размалевать Дом правительства на манер глянцевого женского журнала много говорит и о представлениях властей об истории и архитектуре, и об их пошловатых вкусах, и о более глубоких вещах вроде чувства меры.
Город - это освоенный и окультуренный ландшафт. Город "размечает", адаптирует под себя и строит человек. Но урбанистическое пространство начинает жить по своим собственным, почти природным, органическим законам и диктовать свою волю строителям.
Когда город перестает соответствовать эпохе, вторжение человека становится заметным - так появились монументальная сталинская Москва, тоже расширявшая ареал своего существования за счет садов Садового кольца, потом окраинная хрущевская, затем - "спальнорайонная" и "стекляшечная" брежневская. Как к ним не относись, все они сформировали облик именно современной Москвы - в каждую эпоху доминировал свой архитектурный "мэйнстрим", казавшийся вершиной развития художественно-строительной мысли.
Именно поэтому вторжение в абрис столицы, в ее визуальный ряд, в ее "открыточные" символы и знаковые сооружения, в ее естественный и полный глубинных смыслов ландшафт выглядит как никогда искусственным и грубым. Идущим против законов урбанизма, поперек течения нормального и органичного развития города, вразрез с его историей - социальной, политической, эстетической.
Конечно, эта история ветшает, на то она история. И нуждается в некотором обновлении - где капитальном, где косметическом. Но в том-то вся и штука, что ее эксплуатационный и эстетический ресурсы не выработаны, как не закончена жизнь старых средневековых городов внутри современных европейских столиц и советских объектов в архитектурных городских ландшафтах Центральной и Восточной Европы, сильно модернизировавшихся после, заметим, органичного падения важного сооружения под названием "Берлинская стена".
Естественный ход развития гигантского города подсказывает совершенно иные решения. Столица расползается по окраинам, насыщается автомобильным движением, теряет надежность и устойчивость общественного транспорта, экспортирует столичный уклад в города-спутники, грохочет на всю ивановскую ремонтами и перепланировками. В такой конструкции исторический центр и его архитектурные объекты концентрируют в себе деловую и культурную энергию и вовсе не требуют столь размашистой перестройки. Центру и архитектурным сооружениям разных эпох XX века, напротив, нужна деликатная поддержка, чтобы дух города навсегда не покинул его исторические границы.
А так... Так все получается по Иосифу Александровичу Бродскому: "Мы, оглядываясь, видим лишь руины. Взгляд, кончено, очень варварский, но верный".