...Читаю у Константина Паустовского в "Повести о жизни": "В октябре на фронте наступило затишье. Наш отряд остановился в Замирье, вблизи железной дороги из Барановичей в Минск. В Замирье отряд простоял всю зиму..." Не ищите - Замирья, "унылого села", на карте Беларуси не найти. Так где же провел "черную осень" и "гнилую зиму" с 1915 на 1916 год санитар военно-полевого отряда и будущий известный писатель? По каким таким селам и местечкам бродил юный правдоискатель, в заплечной сумке которого лежали черновые страницы его романа "Романтики", появившегося в печати только в 1930-е годы?
Поначалу на фронт Первой империалистической Костя Паустовский не попал. Был освобожден от воинской повинности и работал кондуктором и вагоновожатым московского трамвая. И все же сумел вырваться из мирной тыловой жизни. Отправился поближе к передовой - санитаром полевого санитарного поезда. Известно даже, что останавливался в Бресте в гостинице - на железнодорожном вокзале. Вскоре перешел в полевой санитарный отряд и вместе с ним отступал от польского Люблина до белорусского Несвижа. Выходит, что в древнем родовом имении князей Радзивиллов и следует искать давние следы автора "Золотой розы"?
Прихватив с собой последнее издание "Повести о жизни" (книгу мне подарили в литературном музее-центре Константина Паустовского, что находится в московском парке "Кузьминки"), отправляюсь в Несвиж. По дороге перечитываю книгу. В который раз нахожу "белорусские страницы" во второй из повестей - "Беспокойная юность": "В Барановичах я отряда не застал. Он уже ушел дальше, на Несвиж. Мне не хотелось даже на короткое время возвращаться в госпиталь. Трудно было встречаться с людьми. Я переночевал под городом в путевой железнодорожной будке по дороге на Минск, а утром выехал в Несвиж..."
А в конце главы, следующая за которой называется "Гнилая зима", и адрес, интересующий меня, указан: "Свой отряд я догнал в селе Замирье под Несвижем". Выходит, маршрут выбран правильный, с Несвижа и начинать надо. На территории замкового комплекса, предварительно созвонившись, встречаемся с самым сведущим здешним краеведом - Клавдией Шишигиной-Потоцкой. Учительница-пенсионерка, она, получив разрешение местных властей, продает у замка книги об истории Несвижа. Едва ли не десяток из них написала сама Клавдия Яковлевна. На мои расспросы она удивленно разводит руками и поясняет:
- Замирье - это Городея. Городской поселок и одноименная железнодорожная станция совсем недалеко от Несвижа. Но вот о деталях ничего не расскажу. Может быть, музейщики наши вам чем-то помогут?
Музеев в Несвиже - два. Государственный историко-культурный музей-заповедник "Несвиж" и районный историко-краеведческий. У первого экспозиции как таковой пока нет. Вероятно, она появится с завершением реставрации первой очереди музея-заповедника. Что касается районного музея, то в его стенах до Паустовского руки, что называется, еще не дошли...
Заместитель директора музея-заповедника по науке Галина Кондратьевна дает дельный совет:
- В Городее жил краевед Борис Скачко. К сожалению, уже больше года, как он умер. Но, может быть, дома остались какие-либо материалы...
До Городеи от Несвижа - 19 километров. 20 минут езды на машине - и вот я уже у того самого железнодорожного вокзала, откуда санитар Паустовский ездил в Минск или Барановичи.
Читаю в "Гнилой земле": "Поздняя осень пришла черная, без света. Окна в нашей хате все время стояли потные. С них просто лило, и за ними ничего не было видно. Обозы увязали в грязи. В двери дуло. С улицы наносили сапогами липкую глину. От этого в хате всегда было неуютно. Нам с Романиным все это надоело. Мы вымыли и прибрали хату и никого в нее не пускали без надобности..."
В Городее, городском поселке, в котором всего четыре с половиной тысячи жителей, а прежде - местечке, носившем название Замирье, нахожу спрятанный среди яблонь и алычи дом под номером 21 по улице Залинейной. Теперь здесь живет одна Аграфена Александровна Скачко. Вместе с ней и перебираем потемневшие и пожелтевшие машинописные листочки. Незадолго до смерти Борис Константинович закончил книгу о Городее-Замирье. Рукопись летописи отдельно взятого поселения находится в издательстве "Белорусская Энциклопедия". А в домашнем архиве - черновики, фрагменты краеведческого повествования о поселении, которое известно начиная с XVI столетия. Перелистав сотни страниц, находим историю Городеи начала XX века. Автор рассказывает о жизни, быте своих земляков. Какой была Городея во времена Паустовского? Еще в 1914 году по местечку в праздники маршировал духовой оркестр. На все местечко - 5 питейных домов, 17 торговых лавок.
Среди других листочков из архива краеведа вместе с Аграфеной Александровной находим страничку с заголовком "История становления медицины в Городее": "В годы войны и революции помощь населению оказывали военные медики. В 1914-1917 годы в Городее находился большой военный госпиталь, лечивший солдат Западного фронта". Значит, все верно - в нем и служил санитаром Паустовский.
Интересны наблюдения писателя, которые приводятся в "Повести о жизни": "...Белоруссия выглядела так, как выглядел бы старинный пейзаж, повешенный в замызганном буфете прифронтовой станции. Следы прошлого были еще видны повсюду, но это была только оболочка, из которой выветрилось содержимое.
Я видел замки польских магнатов - особенно богат был замок князя Радзивилла в Несвиже, - фольварки, еврейские местечки с их живописной теснотой и запущенностью, старые синагоги, готические костелы, похожие здесь, среди чахлых болот, на заезжих иностранцев. Видел полосатые верстовые столбы, оставшиеся от николаевских времен. Но уже не было ни прежних магнатов, ни пышной и бесшабашной их жизни, ни покорных им "холопов", ни доморощенных раввинов-философов, ни грозных Судных дней в синагогах, ни истлевших польских знамен времен первого "повстания" в костельных алтарях. Правда, старые евреи в Несвиже могли еще рассказать о потехах Радзивилла, о тысячах "хлопов", стоявших с факелами вдоль дороги от самой русской границы до Несвижа, когда Радзивилл встречал свою любовницу - авантюристку Кингстон, о многошумных охотах, пирах, самодурстве и шляхетском чванстве, глуповатой спеси, считавшейся в те времена паспортом на вельможное "панство". Но рассказывали они об этом уже с чужих слов..."
В одной из поездок санитар Паустовский попал под обстрел. Был сильно ранен в ногу. Выпал из седла. Лошадь, к счастью, вытащила ухватившегося за стремя раненого поближе к своим. Константин успел зажечь фонарик. Затем потерял сознание. По свету фонарика санитара и нашли солдаты-телефонисты. Месяц Паустовский пролежал в госпитале в Несвиже. Там и узнал - случайно, из старой газеты, - что на фронте погибли два его брата: "Убит на Галицийском фронте поручик саперного батальона Борис Георгиевич Паустовский". "Убит в бою на Рижском направлении прапорщик Навагинского пехотного полка Вадим Георгиевич Паустовский". Судьба - погибли в один день.
Константина отпустили в Москву, к матери. Из Несвижа он уезжал через Замирье. В Белоруссию потом вернулся только чтобы уволиться. Причиной стало его прежнее письмо из Городеи-Замирья. На Западный фронт приезжал император. Как писал Паустовский: "Он "посетил" и Замирье. Ко времени его приезда было приказано привести село в порядок. Это выразилось в том, что из лесу привезли много елок и замаскировали ими самые дрянные халупы". Письмо, где санитар рассказывал штатскому приятелю о визите императора, попало в военную цензуру. Больше Паустовского, предупредив, что он отделался легким испугом, на фронт не пустили.
А Замирье-Городея, Несвиж, минские и гродненские проселки остались в судьбе и памяти Константина Паустовского на всю оставшуюся жизнь. И "всплыли", как адреса художественного и жизненного опыта, только через тридцать лет, когда писатель начал работу над "Повестью о жизни".