Представители профсоюзов и работодателей выступили против введения нормы по оплате первых двух дней нетрудоспособности за счет работодателей. И за этой позицией стояли реальные расчеты, которые провели специалисты Координационного совета объединений работодателей России (КСОРР). Они показывают, что расходы работодателей на оплату первых двух дней временной нетрудоспособности составят 31 млрд. рублей. По сути это скрытая форма увеличения налоговой нагрузки на фонд оплаты труда. При этом сам Фонд социального страхования экономит около 15 млрд. рублей. И эти средства хотят направить на финансирование расходов не страхового, а социального характера, что противоречит Трудовому кодексу РФ. Как сказал председатель КСОРР Олег Еремеев: "Когда возникла эта идея, то ни с нами, ни с профсоюзами никто даже не посоветовался. Авторы проекта даже не сослались на какие-либо документы и расчеты. Как выяснилось, их просто не существует". Что удивительно. Ведь когда еще раньше принимали решение значительно сократить единый социальный налог (ЕСН), было ясно, что в бюджетах трех фондов (пенсионном, медицинского и социального страхования), которые он питает, образуются "дыры". Теперь, по мнению работодателей, их собираются частично латать за счет тех, ради кого якобы и затеяли реформу ЕСН. Ведь главным ее пафосом было "снижение налоговой нагрузки на фонд оплаты труда", то есть на бизнес.
Что такое "бремя власти", как нести его достойно и с пользой для общества? Ответ здесь, на мой взгляд, один: необходимо просчитывать последствия принимаемых решений. Вроде бы банальная истина, но - увы! - так и не ставшая законом нашей жизни. Порой у властей предержащих даже если и появляется желание "обсчитать свое решение", нет для этого реальных исходных данных. При всем моем уважении к федеральной службе, которая занимается статистикой, вынужден констатировать, что выдаваемые ею на-гора цифры зачастую отражают лишь виртуальную действительность. Особенно это относится к социальной статистике.
Когда готовился пакет законов о замене льгот денежными компенсациями, оказалось, что в стране никто точно не знает, сколько у нас льготников. Причем по некоторым категориям оценки до сих пор отличаются в разы! Никто так и не посчитал, что означает для будничной жизни конкретного инвалида или ветерана замена натуральных льгот на дополнительные деньги к пенсии. Станет ли у нас от этого больше бедных или, наоборот, их число уменьшится?
Другой пример. Мы не знаем даже примерных масштабов такого социального бедствия, как детская безнадзорность. Как же можно принимать эффективные решения? Мы вообще, оказывается, много чего не знаем. Сколько у нас людей, инфицированных вирусом ВИЧ, наркоманов, алкоголиков и хронических курильщиков? Как можно в таком случае выделять реальные деньги из бюджета на борьбу с этими и другими недугами?
Можно ли всерьез работать со статистикой доходов населения, если чуть ли не половина из этих доходов находится в тени? О какой стратегии при принятии государственных решений можно здесь говорить? Официально регистрируемая зарплата у нас бодро увеличивается, но кто может уверенно сказать: в какой степени это происходит за счет ее легализации, из-за роста производительности труда или повышения прибыльности бизнеса?
Практически неизведанной зоной остается и сельское население, которое каким-то ему одному известным образом умудряется существовать, получая мизерные зарплаты и пенсии. Фактически мы имеем на территории нашей страны целый уклад жизни со своими экономическими и социальными неписаными, но работающими законами, о которых высокие чиновники, не выезжающие за пределы Садового кольца, даже не догадываются.
А если мы посмотрим на Северный Кавказ, то и там обнаружим собственный жизненный уклад, еще более загадочный для нас из-за своей этнической оболочки. Не поэтому ли наша политика в этом сложнейшем регионе столь беспомощна?
Все это мне сильно напоминает ситуацию с "черным ящиком". Власть посылает сигналы в виде своих действий, а что будет на выходе - фактически непредсказуемо. Вот и приходится использовать неуклюжий "административный ресурс". Но если бы он был лишь простым передвижением "физических лиц" по политической шахматной доске. На самом деле речь идет о более тревожных вещах. Когда народ не понимает власть, когда она его не может убедить в правильности своих решений, в головах значительной части наших людей появляется удивительная мешанина жизненных установок. Тут и фантомные боли по советской сверхдержаве, которую в мире боялись (а значит, уважали). Тут и многослойный негатив января 1992 (начало рыночных реформ), августа 1998 года (финансового кризиса) и других сугубо индивидуальных, но подобных событий. Тут и естественная тяга к религии, к коллективному действию. Власть, сама того не понимая, высеивает в этот бульон семена, которые могут дать совершенно неожиданные, а порой и ядовитые плоды.
Я с ужасом увидел на антитеррористическом митинге, который две недели назад прошел на Васильевском спуске, лозунг "Остановим интервенцию", а также откровенные антиамериканизмы. Не думаю, что такие настроения помогут нам справиться с действительно опасным вызовом, брошенным России международным терроризмом. Это только один из примеров взаимодействия "государственного" и "коллективного бессознательного". На самом деле каждый шаг власти вторгается в эту деликатную сферу. Поэтому успех любой реформы может стать реален, только если будут проведены предварительные расчеты и исследования глубинных общественных настроений и установок. Но пока такой логики, к сожалению, не прослеживается.