Как мы сообщали, в день 40-летия памятного пленума, отстранившего от власти за волюнтаризм "отца оттепели", разоблачителя культа личности Сталина Никиту Сергеевича Хрущева, гостем редакции была его дочь Рада Аджубей.
- Один наш коллега заметил, что Хрущев - единственный Генсек, у которого удались дети. Как сложилась ваша судьба? Сейчас многие смотрят по Первому каналу "Московскую сагу" и подспудно ностальгируют по родословной дома, по семье в трех поколениях.
- Семья у нас была очень даже большая. Пятеро детей. Двое, старшие сестра и брат, по отцу были единокровные (первая его жена умерла совсем молодой), а еще младшие брат и сестра. А я между ними - средняя.
Как сложилась судьба? Старший мой брат - Леонид погиб на фронте в 1943 году, он был летчиком. Сестра, старшая, Юлия, к сожалению, тяжело болела туберкулезом, заразилась от деда-шахтера. Она мечтала быть архитектором, но не сумела закончить институт.
Дальше по старшинству - я. Среднюю школу окончила в Киеве в 1947 году и поступила на факультет журналистики Московского государственного университета. После выпуска - журнал "Наука и жизнь", где практически полвека и проработала, вначале заведующей отделом биологии и медицины, а потом уже - заместителем главного редактора.
Брат Сергей на шесть лет меня моложе. Он окончил Московский энергетический институт и работал на фирме у академика Челомея, одного из корифеев нашего ракетостроения. Доктор математических наук, Герой Социалистического Труда.
Моя младшая сестричка Алена умерла молодой, в 30 с небольшим лет. Образование у нее было юридическое. Работала в МУРе, правда, недолго. Помню, отец отговаривал ее, что все время иметь дело с отребьем общества очень тяжело. Не отговорил.
- Ваш брат сейчас живет за океаном, стал гражданином США. Как на это отреагировал бы Никита Сергеевич?
- Думаю, что отрицательно. Любой может стать гражданином США сегодня, но Сергею не надо было бы этого делать, лично я считаю.
- Может ли семья влиять на политика? Была ли такая возможность у вас дискутировать с отцом до принятия принципиальных решений?
- Влиять на какие-то решения? Конечно, нет. Но знать мы могли.
Помню, впервые услышала о целине на утренней "пробежке" отца, когда он рассуждал вслух, а я шла рядом, что государственный запас в стране на нуле, кругом нищета, разоренная войной Центральная Россия быстрой отдачи не даст, а хлеб нужен сегодня.
То же и пятиэтажки. Он говорил: надо вытащить людей из подвалов и бараков, где живут в нечеловеческих условиях. В воскресенье на даче с помощником по строительству с карандашом подсчитывал, во что обходится каждый лишний этаж - коммуникации, вода, лифты. Отсюда - пять этажей, самый экономный вариант.
- Кеннеди эвакуировал свою семью во время Карибского кризиса...
- А мы все были в неведении. Дети мои оставались дома, в Москве, гуляли с няней на бульваре.
- Популярную когда-то шутку вы знаете лучше нас: "не имей сто друзей, а женись, как Аджубей". Такой неординарный человек вошел в вашу семью, к тому же главный редактор большой газеты.
- Он вошел не главным редактором, а студентом.
- Тем не менее он потом стал главным редактором "Комсомольской правды", потом "Известий". И такой горячий профессионал, с которого началась новая эра в журналистике, неужели Алексей Иванович...
- Помалкивал.
- Неужели не было каких-то исключительных моментов, когда он считал крайне необходимым поговорить с Первым секретарем?
- Он тогда шел на прием в ЦК КПСС.
Когда в стране начались перебои с хлебом, Алеша позвонил главному редактору "Правды" Сатюкову: "Слушай, писем в почте разъяренных полно, наверняка Хрущеву не докладывают. Давай пойдем на прием?" И они пошли, и тогда впервые был закуплен первый хлеб за рубежом.
- И действительно, не докладывали?
- Действительно, не докладывали, старались не огорчать Первого секретаря. Это распространенное дело.
- Это все было до эпопеи кукурузной?
- Так это одно к другому не имеет отношения. Конечно, кукуруза возникла значительно раньше. Когда Никита Сергеевич ездил в Штаты в 1959 году, он побывал на ферме у Гарста, который не раз до этого приезжал в Союз, то окончательно утвердился, что идея его правильная: лучший корм для скота - кукуруза. Но он никогда никому не говорил, что кукурузу надо сеять за Полярным кругом...
- Это был первый семейный выезд советского руководителя за рубеж.
- Да, потом это главным упреком стало на пленуме: "как шах иранский возил за собой домочадцев". Хотя сами же уговорили: "пусть посмотрят на нормальную советскую семью, тем более что и жена, и дети знают английский, а то думают, что в России все с хвостами и рогами".
- А вы на самолете в Париж летали прически делать?
- Из той же серии. Много нелепых слухов пошло гулять после снятия отца. Вся наша редакция, зная меня, от души посмеялась.
- Вождизм - это исключительно советская болезнь?
- Нет, ну что вы... Восток в этом смысле еще более силен.
Когда канцлер ФРГ выходит в отставку, как ему положено, почему-то никому в голову не приходит сказать: мы изменим конституцию, без вас все рухнет...
- Рада Никитична, а какую конституцию писал осенью 1964-го, накануне снятия, в Пицунде Никита Сергеевич и в чем была его главная идея, что он хотел изменить?
- Я ее не читала. Это, скорее, вопрос к Бурлацкому, который сейчас пишет, что он писал от строчки до строчки. Я помню только то, что мне рассказывал Алеша, который работал в редакционной группе. Одна из идей - сменяемость власти, на самых высших постах руководитель может быть не больше определенного срока.
- Процедуры смены власти у нас не было вообще до этого...
- Не было. А второе, Алеша считал, что это будет высшим достижением нашей демократии, и очень радовался по этому поводу: в паспорте не указывать национальность. По аналогии: гражданин США, гражданин СССР.
- 14 октября 1964 года вы встретили отца дома, а мама ваша лечилась в Чехословакии в Карловых Варах вместе с женой Брежнева. И Нина Петровна, по простоте душевной, сказала: ну, Виктория Петровна, теперь вы будете меня на премьеры в Большой театр приглашать, вы же теперь жена Генерального секретаря. Пригласила ли? Как повело себя окружение? Кто-то звонил, заходил, поддерживал?
- Нет, конечно, никто. Даже Анастас Иванович, который, может, и хотел бы, но боялся. Да и все боялись. В первые дни отставки отец ожидал, что его могут арестовать, все, что угодно, может произойти.
- С кем общался на пенсии Хрущев, когда ему предложили поселиться на госдаче в Петрово-Дальнем?
- К нему приезжали главным образом наши друзья, коллеги Сергея по работе. Помню как-то мы с Алешой привезли Эмиля Гилельса, нашу приятельницу журналистку Иру Луначарскую. Часто бывали друзья моей племянницы Юлии Леонидовны - кинодокументалист Роман Кармен, академик, физик Арцимович, поэт Евтушенко, драматург Шатров. Это были люди свободных профессий, относительно независимые от власти. Один раз приехал Суходрев, переводчик Никиты Сергеевича. Ему был нагоняй за это, он ведь оставался работать в МИДе, переводил Брежнева.
- Наверное, дети и внуки пристрастно отслеживают все, что касается Никиты Сергеевича. Конъюнктурная трактовка истории, связанная с личностью Хрущева, вас раздражает?
-Я не могу аргументированно ответить на этот вопрос. Вышло невероятное количество книг и статей, и нужно жизнь потратить, чтобы хотя бы это перелистать. Из них большинство - полная лабуда. Люди пишут так, как будто бы они стояли за спиной Хрущева в его собственной спальне. Неприятно. Вообще я этот жанр не люблю. Когда отец уже был на пенсии, начали появляться первые мемуары наших маршалов и генералов. Я ему предлагала: почитай, интересно. Он ведь всех их хорошо знал - прошел всю войну от звонка до звонка. Отец сопротивлялся: "Не хочу читать, много вранья".
Меня очень насмешил Киселев, когда он сделал большой фильм о Хрущеве несколько лет назад. Из этого фильма я узнала, где родился Киселев, кто были его родители, где он учился... Но ничего этого не узнала про Хрущева.
- Вы жили в Киеве, потом переехали в Москву. Передача Крыма Украине в 50-е годы никого не обеспокоила, была чисто формальным решением, которое, однако, сыграло в новейшей истории очень важную роль. Тогда эта тема как-то обсуждалась?
- Мой сегодняшний ответ: снявши голову, по волосам не плачут. А Одесса? А все Причерноморье?
Я практически была рядом с отцом, когда у него начала вызревать идея.
Каждую осень в сентябре отец ездил в Крым и меня с собой брал. Потом, когда появилась Пицунда, там отдыхал. Он не любил Сочи, "Бочаров Ручей", ни разу там, на сталинской даче, не жил. Никита Сергеевич был не тот человек, который мог лежать на пляже и загорать. На третий день нашего отдыха он предложил мне и Алеше: давайте проедем по степному Крыму, посмотрим, что там делается в колхозах?
Нас поразила пустынность Крыма - татары выселены, переселенцы из России жалуются: замучила засуха, картоха не растет, а виноград выродился. Доехали мы до Симферополя. И отец говорит: "Махнем в Киев, там сейчас совещание сельхозников, послушаем, что говорят люди, кое-что обсудим". Я вернулась на дачу к маме, а они с Алешей махнули в Киев. И вот из Киева отец приехал уже с этой идеей. Украинцы - южная нация. Виноград умеют выращивать. Все им более-менее близко. Конечно, как вы сами прекрасно понимаете, у него и в мыслях не было, что когда-нибудь СССР развалится.
- Никиту Сергеевича называют "отцом оттепели". Но эта оттепель разбудила в стране диссидентство.
- Если быть точным, диссидентство началось при Брежневе. При Хрущеве его практически не было. Интеллигенция еще надеялась, я лично сама надеялась, что сегодня сняли Хрущева, а завтра придут молодые, и процессы демократические двинутся вперед. Но этого не случилось...
Был у меня однажды примечательный разговор с Андроповым. Я что-то стала говорить о запрещенных цензурой кинофильмах, о каких-то книгах... Не помню, о чем конкретно. Он очень серьезно сказал: вы знаете, Рада Никитична, это может привести к страшным последствиям, вы просто себе не представляете, а я это все наблюдал в Венгрии (Андропов был нашим послом в Венгрии во время восстания 1953 года), и вот теперь у меня жена - инвалид. Я видел, как вырезали звезды на спине и на груди наших солдат, вешали за ноги... Так что Андропов в этом смысле был очень четкий человек. Он сейчас у нас один из любимых героев, но он не такой однозначный. Хотя я его, надо сказать, очень уважала. А что касается Никиты Сергеевича, то у него были совершенно ясные позиции, и он считал, что они правильные: все, что против советской власти, - под запрет. Может быть, на пенсии он уже и колебнулся где-то. Юля привезла ему роман Пастернака. Он прочитал "Доктора Живаго" и сказал: скучная книга, нечего было разводить вокруг этого такие страсти.
Но это же окружение "разводит страсти". Никакой руководитель, будь он даже семи пядей во лбу, не может же все знать, читать, видеть.
- Первая реакция на роман Пастернака исходила не от Никиты Сергеевича?
- Я думаю, что нет. Обычно отдел пропаганды ЦК КПСС - во главе его стоял Суслов - писал докладную записку. А дальше - как пойдет. Отец своеобразно относился к Суслову. С одной стороны, уничижительно, даже в глаза ему говорил неприятные вещи, обидные для человека. А с другой - уважал его за образованность и считал, что он истинный марксист, на него можно положиться, он все знает.
У Никиты Сергеевича был одним из помощников очень хороший человек - Лебедев Владимир Семенович, он занимался в аппарате Хрущева вопросами культуры, литературы, театра. Он иногда звонил Алеше: приходи, надо посоветоваться. Готовится страшное решение. Может быть, сможем что-то остановить...
- Строительство Берлинской стены стало поражением Хрущева?
- Вы думаете, что это поражение?
- Известно, что Никита Сергеевич не только не одобрял, а был против.
- Вы знаете, я сама так думала. А тут недавно перечитала главу мемуаров Никиты Сергеевича про первое соглашение, заключенное между СССР и ФРГ Аденауэром и Хрущевым. Как вспоминает мой отец, Сталин сразу по окончании войны не предполагал создавать социалистическую Германию. У него была идея другая. Он надеялся, что германские коммунисты вновь станут столь же сильны, как до войны, и будет единая социалистическая Германия. Потом, в какой-то момент, Сталин понял, что этого не произойдет. И поэтому сложилась, как сейчас любят говорить, по факту, по жизни, эта ситуация. Никита Сергеевич, надо сказать, хорошо знал Вальтера Ульбрихта, лидера социалистической Германии. На фронте он с ним встречался. Ульбрихт работал в Сталинграде, занимался пропагандистской работой среди пленных немцев.
Ульбрихт был в панике, что они не смогут удержать экономику ГДР. И тогда возникла идея Стены.
- На днях мелькнул телесюжет: для музея Стены немцы готовы опять построить часть Стены... Рада Никитична, а осколки рухнувшей власти Хрущева вас лично больно ранили?
- Конечно. Но это скорее была отраженная боль, исходившая от отца. Я, как могла, старалась поддержать его. Но и меня ударило очень сильно. В тот же час был снят с должности главного редактора "Известий" мой муж Алексей Иванович Аджубей и выведен из состава ЦК КПСС. А это означало, что никто без указания свыше на работу не возьмет. А у нас семья - трое сыновей-школьников. Мне надо было собрать в кулак всю свою волю, не позволять себе никаких слез и переживаний. У меня была одна задача - быть опорой отцу и мужу. Какое-то время я оставалась единственным кормильцем.
- Вас не сняли с должности заместителя главного редактора "Науки и жизни"?
- Нет, не сняли. Меня очень поддерживали внутри редакции. Мои коллеги были моей опорой в тот трудный час. Общество "Знание", кому принадлежал журнал, возглавлял академик Н.Н. Семенов, который демонстративно подчеркивал свою симпатию. В этом смысле мне повезло. У меня не было такого, что вчера я - на рауте в Кремле, а сегодня при моем виде люди на другую сторону улицы переходят. Наши друзья с Алешей остались при нас и в те времена, когда он долгие годы прозябал в журнале "Советский Союз" и ему даже не разрешали печататься под собственной фамилией. У него был псевдоним Радин.
- Вы всю жизнь занимались научной журналистикой. Скажите, в том, что так резко упала роль науки в современном обществе, виноваты в чем-то журналисты?
- При чем тут журналисты? И ученые ни при чем. Ведь состояние науки отражает, как капля воды, состояние всего общества.
- Но ведь не секрет, что у нас были сотни никому не нужных НИИ.
- Конечно, полно было народу, которым платили в то время ни за что приличные деньги. Но может ли современная наука жить на то, что сама заработает? Сомневаюсь. Хотя знаю, в Киеве есть пример. Молодой академик Глеба в Америке зарабатывает деньги, чтобы держать в Украине свой институт ботаники на должном уровне. В Москве - Институт молекулярной биологии, который возглавлял недавно ушедший из жизни Мирзабеков... Он тоже жил по этой схеме, но это же не нормально.
- Это ноу-хау чисто Мирзабекова.
- Вы слышали, что сейчас идут разговоры, чтобы вообще все приватизировать в Академии наук?
- "Российская газета" много об этом писала. У нас выступали академики Гинзбург и Кудрявцев. Идет большая дискуссия по поводу возможных реформ. Научная журналистика сегодня у нас в стране есть? Вы как считаете?
- Я считаю, что есть. Скажем так, активно возрождается. И за последние года три вырос интерес не только читателей, но рынка. Во-первых, возникает, как вы видите, множество научно-популярных журналов, которые издаются на иностранные деньги. Они быстро возникают и некоторые также быстро и гаснут. И "Науке и жизни" предлагали не раз денежное сотрудничество. Но ведь возьмешь деньги, а потом за это надо расплачиваться.
- А чей сейчас журнал "Наука и жизнь"?
- Читателей и редакции. Учредитель и собственник - трудовой коллектив. А деньги - от подписки. Работаешь - значит зарабатываешь. Ушел на пенсию, ушел из журнала - все, ты ничего не получаешь, никаких акций. Мы хотели выкупить свое помещение. Был такой момент, когда мы могли себе это позволить. И, несмотря на то что комиссии были за нас, нам сказали: существуют законы в нашем государстве - либо хозяин, либо акционирование. Ваша форма собственности не подходит.
- А вы не хотели акционироваться?
- Мы не хотели. Потому что опыт всех известных изданий говорит о том, что после этого начинается раздрай, дележка. И мы с главным редактором Лаговским решили: после нас.
- Вы 11 лет жили в главной семье СССР, а потом всю свою жизнь имели возможность наблюдать за элитой. Как мигрировала элита? Как менялись ее вкусы? Пристрастия?
- Знаете, я живу всю жизнь в достаточно замкнутом мире. Редакция журнала "Наука и жизнь", моя семья и очень небольшое количество друзей, главным образом оставшихся с университетских времен.
При Сталине, при Хрущеве все высшие руководители жили достаточно изолированно, каждый в себе. Конечно, я знала своих сверстников из привилегированных семей. Светлану Сталину, Светлану Молотову, младших Микоянов. Самые близкие мои подруги были Воля Маленкова, Вера Булганина, Алла Кузнецова. Жизнь была в какой-то степени суровая и даже аскетичная, такой стиль, такая мода была. Мне рассказывала моя свекровь, которая работала в закрытом ателье (она была замечательным модельером), как однажды жена Микояна прислала перелицовывать костюмы Анастаса Ивановича.
Перелицовывать! Хотя это было ателье, где для таких, как он, шили бесплатно. Но она считала, и Анастас Иванович считал, что нечего транжирить государственные деньги, да и собственные. Другое представление о норме было. Даже Галя Брежнева, подъезжая к агентству "Новости", где она одно время работала, за углом выходила из машины, а сегодня на "мерседесе" въезжают прямо на школьную линейку.
- У Хрущева не оказалось своей квартиры, когда его неожиданно отправили в отставку.
- Да, не было. Потом что-то подыскали. Госдачу ему дали, оставили обслугу в каком-то варианте: повар, уборщица, садовник даже был его любимый. Оставили возможность заказывать продукты на государственной базе на улице Грановского. При этом оставили охрану, которые, по существу, были надзирателями.
- В связи с круглыми датами в обществе опять вспыхнул интерес к личности Хрущева. Сразу на нескольких телеканалах "Серых волков" повторяют, как готовился заговор против Хрущева.
- Фильм этот я не видела, кстати сказать. Хотя мне говорят, что я не права.
- Детям Хрущева важен нынешний повышенный датский интерес общества?
- Я не вижу какой-то особой волны, может, потому, что не все отслеживаю. Внимание к тому моменту истории, когда зарождалась "оттепель", семья воспринимает с надеждой. С надеждой, что настанет наконец время анализа неангажированных исторических оценок, уйдут закаменевшие штампы. Я давно поняла, что замалчивание - это очень серьезно. И те двадцать лет при Брежневе, когда не упоминалось имя Хрущева, не прошли даром.
- Никиту Сергеевича сняли, обвинив в волюнтаризме. Как отец отреагировал на волюнтаризм?
- Я не помню, слышал ли он этот термин. Как я уже говорила, отец тяжело переживал случившееся, поэтому какое-то время себя ограждал - газет не читал, радио мог не слушать.
- На трех вокзалах в Москве экскурсоводы зазывают случайных туристов спецмаршрутом: на Ваганьковское кладбище - к Высоцкому, на Новодевичье - к Хрущеву. Как живет памятник?
- Я не так часто там бываю, но когда прихожу, вижу цветы лежат, букеты. На Пасху - яички. Так что народ приходит. Как я ни приду, китайские делегации подходят и очень интересно слушать, что рассказывают.
Когда Эрнст Неизвестный предложил проект памятника, я не очень была довольна. По мне лучше была бы скромная могила, обложенная дерном, как в Ясной Поляне у Толстого. "Почему, - спросил он. - Ваш памятник очень обязывает. А у вашего варианта - еще большие претензии", - заметил Неизвестный. С чем я не могла не согласиться. Еще большие...
Эрнст сделал очень хороший памятник. Я первое время огорчалась, что голова такая блестящая, но скульптор меня всегда утешал, что бронза окислится. Теперь голова у памятника темная, а хорошая улыбка осталась.
- Рада Никитична, вы говорите: разные времена, разные ценности. Без чего жизнь для вас потеряет смысл?
- Я же старомодна. Что мне положено по возрасту, то и ценю... У меня всю жизнь было обостренное стремление к справедливости. Когда давили Церковь, я им очень сочувствовала. Хотя я - совершенно человек нерелигиозный. А сейчас, когда Церковь демонстрирует свою сверхактивность рядом с государственным троном, я по-другому на это дело смотрю. Я всегда исповедовала веру в науку и сейчас это продолжаю делать.
Семья - незыблемая ценность для меня. При этом я человек своего времени. Замкнуться в семье - это очень скучно.
А под конец хочу сказать: идея справедливости, как ее ни назови - христианская, коммунистическая, - я думаю, вечна. Она изначально заложена в человеке (может быть, даже в его геноме, как знать?). Как писал Беранже, "господа, если к жизни святой мир дорогу найти не сумеет...", то что же останется после нас... Надо эту дорогу искать.