Отбор
Однажды мне пришла на дом анкета с просьбой сообщить о себе дополнительные данные и, может быть, пока не поздно отказаться от будущей работы присяжного заседателя... Я не отказалась, потому что было интересно изнутри увидеть новый демократический судебный процесс, который раньше был знаком только по американским художественным фильмам.
...Около тридцати человек собралось в областном суде, и секретарь рассказала, что теперь нас будут отбирать судья, обвинение и подсудимые. Кандидаты в присяжные собрались разные - от 18 до 70 лет по виду, разных социальных слоев и достатка. Я увидела двоих коллег - одну из ГТРК, другого - из пресс-центра областной администрации, активного члена местной КПРФ.
Из нас нужно выбрать 12 основных присяжных заседателей и двух запасных на случай, если кто-то из основных по какой-либо причине выбудет из процесса. А пока к отбору готовились стороны защиты и обвинения, нам раздали памятки присяжного заседателя и объяснили, что такой процесс - первый, новый механизм еще не отработан, как все пойдет - неизвестно, судья и весь коллектив суда, впрочем, не только суда, но и правоохранительных органов, причастных к делу, переживают...
Нам раздали номера, которые мы прикрепили на грудь, и попросили честно отвечать на вопросы судьи, прокурора и подсудимых. В случае неискренности или сокрытия информации, если таковые обнаружатся на любой из стадий судебного разбирательства или даже после него, процесс отбора присяжных, а значит и суд, начнутся снова. Таковые поднимались, громко называли свой номер - судья, прокурор и подсудимые с адвокатами отмечали что-то в своих списках.
Моя соседка в гражданской одежде оказалась капитаном милиции, работающей в Центре временной изоляции несовершеннолетних, после этой процедуры я ее больше не увидела, наверное, ее отсеяли подсудимые. На мой взгляд, себе во вред: из недолгого общения с ней я поняла, что она с большим состраданием относится к сбившимся с пути истинного, насмотрелась на трудные судьбы и склонна винить в них скорее государство, чем своих подопечных.
- Есть ли среди вас те, у кого родственники работали или работают в правоохранительных и судебных органах?
(Тут поднялись многие, в том числе и моя коллега с ГТРК, ее тоже отвели, называли детей, родителей и даже бывших мужей, с которыми были давно в разводе, поднялась и я: мой отец, судья, умер двадцать пять лет назад...)
- Есть ли среди ваших родственников осужденные после 1950 года?
(Этот вопрос задала сторона защиты, я снова честно поднялась, нас опять оказалось немало...)
Прокурор подхватила эстафету адвоката:
- Считаете ли вы, что у нас к подследственным могут применяться незаконные методы дознания?
(Увы: что такие методы могут применяться, считали все...)
Опять подсудимые:
- Ваше отношение к коммунистической партии? Гомосексуалистам и геям?
(Коллега из пресс-центра с гордостью сказал, что он - член КПРФ, а кто-то признался, что относится отрицательно к секс-меньшинствам. Оба впоследствии были отсеяны.)
Судья:
- После этого опроса возникло ли у кого-то мнение о тенденциозности состава присяжных? О виновности подсудимых?
(Один из кандидатов в присяжные - в дальнейшем мы его тоже не увидели - вылез с мнением: ему показалось во время этого отбора, что подсудимые очень уж независимо себя ведут, никак не считают себя виновными.)
Всех нас попросили выйти...
После этого тройного сита стороны еле-еле наскребли 12 основных и двух запасных присяжных. Оказывается, ни замечательные личные качества человека, ни его репутация, ни его биография значения не имеют, а действуют совершенно другие механизмы отбора. Они вполне логичны, потому что выявляют предельную степень объективности будущего присяжного, но отсеянных мало удовлетворили.
Если бы только они знали, как мы неоднократно им потом завидовали!
Присяжные
И вот мы в специально отведенном месте для работы присяжных заседателей. Оно почти автономно, в нем есть туалет, раковина для умывания, на отдельном столике - все, чтобы приготовить чай или кофе, нас снабдили ручками и бумагой... Сотовые телефоны мы сдали. Нас предупредили, что нельзя заговаривать ни с судьей, ни с прокурором, ни с адвокатами, ни с подсудимыми, а если вдруг кто-то из них заговорит с нами, немедленно доложить об этом суду. Чтобы не было наветов, не рекомендуется даже поблизости от них стоять, поэтому курить на черную лестницу мы выходим, предварительно убедившись, что там нет никого из вышеперечисленных лиц. Курим часто, даже те, кто курит редко или вообще бросил...
У каждого на груди табличка: "Присяжный заседатель N...". Номера присвоены произвольно, мы должны выходить в зал заседаний друг за другом строго по номерам и именно в таком порядке сидеть на местах, отведенных для присяжных - это два ряда по правую руку от судьи, напротив клетки с подсудимыми.
Мы выберем старшину присяжных: сидим за круглым столом и смотрим друг на друга. Как незнакомым друг с другом выбирать главного? Четверо оказались неработающими пенсионерами, двое - безработными, двое - работниками охранных агентств, педагог, чиновник, инженер, бухгалтер, прачка детского сада, и, как вы уже поняли, журналист. Такое большое число незанятых на работе, мне думается, не случайно. Деловые люди, предприниматели, руководители, отказались еще на предварительных этапах, понимая, что не смогут драгоценное рабочее время тратить на выполнение даже столь почетной миссии. А пенсионеры и неработающие соблазнились - ведь в приглашении обещалось, что за каждый день присутствия в суде будет выплачено денежное вознаграждение в размере половины оклада судьи. Впрочем, очень быстро они поняли, что государство и тут слукавило: половина оклада - это не половина заработка, сам оклад у судей небольшой, и польстившиеся на обещание сахалинские заседатели, как и их коллеги в других регионах страны, получат вознаграждение в 136 рублей 30 копеек за один день пребывания в суде.
Говорят, в Америке присяжные заседатели вообще не получают вознаграждения, они гордятся, когда им выпадает такая почетная обязанность, ни у кого и мысли не возникает отказаться выполнить свой гражданский долг... Но мы в другой стране, наш пенсионер вынужден считать каждую копейку и за день работы на даче сделает себе недельное зимнее пропитание (а именно такие горячие деньки и стояли в описываемый период). Что же касается чувства гражданского долга, оно у каждого из нас было сильно омрачено сомнениями - не совершает ли он ужасной, непоправимой ошибки, тяжкое это бремя - выносить окончательный и бесповоротный вердикт. Я думаю, что американцы так сомнениями не терзаются, постоянно расковыривать пупок - наша российская особенность...
Итак, мы решили, что старшиной будет самый молодой из нас - 26-летний Александр. На скамье подсудимых - тоже молодые люди, сверстнику легче понять сверстника, к тому же оказалось, что у него за плечами юридическое образование, совсем не лишнее в нашем положении, а то, что он пока безработный - вот и будет этот процесс для него первой практикой. Старшина наш оказался скромным, тактичным, умеющим слушать, мы могли неоднократно убедиться, что и юриспруденцию он знает хорошо.
Начались вступительные заявления сторон и допрос свидетелей. На плечи председательствующего - судьи Владимира Втулкина - лег двойной груз: не просто вести процесс, а постоянно объяснять нам каждую его стадию.
Педагог из присяжных выбыла после первого дня процесса, бухгалтер - после второго, обе дали телефонограммы, что по семейным обстоятельствам (мы дружно заподозрили, что дело не в этом, просто обе поняли, что "влипли", что в пару дней гражданский долг не исполнишь), их место заняли запасные, и работники суда, и мы сами чуть ли не молились, чтобы никто из нас не заболел и дома ничего не случилось, дабы не начинать все сызнова... Изо всех сил морально поддерживали друг друга (у кого-то начало прихватывать сердце, у кого-то обострилась гипертония) и все вместе - прачку детского сада, которую третировала заведующая на предмет, "кто ты такая, что без тебя в суде обойтись не могут, почему тебя, такую простую, а не меня, сложную, туда выбрали?")... Процесс тянулся - вместе с перерывами - семнадцать рабочих дней, для нас - целая вечность, а по меркам уголовных дел - совсем недолго. Мы выдержали...
Приговор
Трое молодых людей (немногим больше 20), с виду самых обыкновенных, без ламброзовских черт во внешнем облике, решили поправить свои стесненные финансовые обстоятельства кардинальным способом. У одного из них был знакомый - преуспевающий и хорошо зарабатывающий архитектор. Решили, что архитектор, без сомнения, откроет дверь своему знакомому (самим в квартиру не проникнуть из-за сложной системы запоров), они войдут, а там уже будут действовать по обстоятельствам - может быть, убьют и ограбят.
Убили и ограбили. Циничные подробности преступления опускаю из уважения к горю родителей потерпевшего. Денег оказалось в квартире мало, зато немало аудио- видеотехники и других соблазнительных вещей типа телефонных аппаратов, награбленное они вывезли, а потом распорядились им, выражаясь юридическим языком, по своему усмотрению. Факта убийства они не отрицали, вот только, кто именно из них вонзил нож, а кто только грабил, да и то якобы против своего желания, говорили по-разному. Поскольку никто из троицы виновным в убийстве себя не признавал, то понятно, что мнения двоих из них совпали, а третий, на кого большинство и прокурор указывали, как на убийцу, утверждал, что вообще в этой квартире во время преступления не присутствовал, а все это время просидел в машине...
Свидетелей преступления, как вы догадались, не было, орудия преступления - тоже, важного свидетеля, в первые же часы после убийства бывшего рядом с подсудимыми, так и не смогли разыскать и доставить в процесс, выводы судмедэкспертов о характере наносимых ударов ясности не прибавляли...
Кому из сторон в такой ситуации верить, как воссоздать картину происшествия?
В своей комнатке, перед тем как вынести вердикт, мы выслушали - в порядке номеров - каждого. Кто-то почти дословно записал показания свидетелей, кто-то разницу между показаниями подсудимых во время предварительного следствия и на суде, кто-то сделал важные пометки, когда оглашались материалы дела... И суд, и мы сами, удаляясь для вынесения вердикта, не сомневались, что это очень надолго, возможно на день, возможно, придется прихватить ночь. Запаслись едой, предупредили родных. Но не прошло и двух часов, как сначала охранник, выставленный у нашей двери, а потом от него и председательствующий узнали, что вердикт нами вынесен.
Это был самый трудный момент - стоять напротив подсудимых, смотреть в их ожидающие глаза и видеть, как надежда в них сменяется отчаянием - по мере того как старшина зачитывал наш вердикт. В нем трижды прозвучало:
- Виновен. Не заслуживает снисхождения. Единогласно.
Говорят, есть статистика вердиктов присяжных. И преобладают в ней - и на Западе, и у нас - оправдательные приговоры. Немало статей написано о том, как обыватели выпустили из-под стражи матерых убийц. Теперь, после этого процесса, я думаю, что дело не в тупости присяжных, а в том, что, возможно, во всех тех случаях их не убедила доказательная база. Это судья знает, что на скамье подсудимых у него сидит, допустим, человек с пятью ходками на зону. А присяжный этого не знает. Он видит обычного человека, которого хотят упечь за решетку, хотя улик против него явно недостаточно, он в отличие от работников судебной системы не разучился ставить себя на место обвиняемого и все неясности в процессе истолковывает в пользу последнего. Я думаю, что суд присяжных - это очень хорошая практика, выстраданная нашим обществом, история которого буквально писана кровью невинно осужденных.
Наш случай - доказательство того, что когда сомнений в виновности подсудимых нет (увы, не благодаря предварительному следствию), присяжные могут быть и единодушны, и суровы.
Почему лично я голосовала за столь безжалостный вердикт? Я, противница смертной казни, считающая, что и длительные сроки не перевоспитывают, а только ожесточают, считающая, что даже самому закоренелому преступнику надо давать шанс начать жить по-иному, принципиально верящая в раскаяние?
Да потому что я посмотрела, как они ведут себя в суде: как качают права, похохатывают, выгораживая себя и сваливая вину друг на друга. Посмотрела на их круг общения (родственники в зале так и не появились) - на девиц с голыми пупками и со жвачкой во рту, дававших показания. Никто из подсудимых не выразил сожаления о случившемся, не повинился перед убитыми горем родителями, потерявшими единственного сына...
...Нам не хотелось сразу расходиться, когда закончился суд. Мы пересекли дорогу и, испытывая огромное облегчение, посидели в скверике у музея, глядя на фонтан. Поговорили о том, как меняется мнение о судьях, когда приходится побыть в их шкуре...О том, что теперь, когда присягу мы выполнили, хорошо бы встречаться и впредь - теперь уже не в зале суда...
Не жалейте, что в этой статье так мало криминальных подробностей. Нам всем сейчас предстоит взглянуть на подобные процессы совсем-совсем иначе. Не глазами стороннего наблюдателя, а изнутри, глазами судей. Это очень нелегко.
Кстати
Из памятки присяжного заседателя
Вы не должны становиться независимым следователем и самостоятельно заниматься расследованием уголовного дела.
Вы не должны читать газетные статьи, слушать радиопередачи или смотреть телевизионные программы о процессе, в котором участвуете.
Вы должны быть бесстрастным и избегать в ходе процесса комментариев о своем отношении к рассматриваемому делу.