- Начнем с начала: как возникла эта опера?
- Шостакович ее начал сочинять в 1931-м. Это был переход от юноши-авангардиста, который любил чистый эксперимент, к зрелому художнику, работающему в классической русской традиции сочувствия к человеку. Ее первые слушатели сразу поняли, что перед ними произведение эпохальное, ее сравнивали с "Пиковой дамой" Чайковского, с "Отелло" Верди… После Римского-Корсакова ничего равного ей в русской опере не появлялось. Но не забудем: автору было всего 25, по нынешним стандартам - начинающий! Он только женился на Нине Варзар, это была волевая, независимая женщина, что даже пугало Шостаковича. Свадьба назначалась, потом отменялась, однажды он даже сбежал из-под венца. Разумеется, в их отношениях был очень силен чувственный элемент. И эта эротическая страсть окрасила всю оперу. Ее героиня - сильная, свободолюбивая, даже вопреки тексту Лескова, у которого Катерина - злодейка. Шостакович ее полностью оправдывает: ради любви можно пойти на все. Условности брака, даже убийство - все отступает на второй план перед нахлынувшей страстью.
Это была революция и в отношении Шостаковича к роли художника в обществе. Сцена, когда каторжане бредут в Сибирь, и звучит потрясающий хор, который на премьере 1934 года в постановке Немировича-Данченко заставил Горького плакать, - восходит к "Запискам из мертвого дома" Достоевского, к "Острову Сахалин" Чехова - ко всей "каторжной теме", столь важной для русской культуры. Эта тема в те годы становилась актуальной и для советской действительности.
- "Леди Макбет" уже два года шла в Москве и Ленинграде - почему именно спектакль в филиале Большого стал роковым?
- Сталин с Горьким как раз начали кампанию за укрепление связей с русской классикой, поставили задачу прививать любовь к родине, хотя до начала 30-х это понятие считалось политически абстрактным и безыдейным. В отличие от фильма "Броненосец "Потемкин", одобренного властями и творческой элитой, но провалившегося в прокате, "Леди Макбет" нравилась всем - и начальникам, уже провозгласившим новую победу советского искусства, и элите, и "правым силам" в культуре (ее очень хвалил Алексей Толстой), и таким "левакам", как Эйзенштейн. Была в восторге публика: несмотря на повышенные цены, все билеты были распроданы. Опера широко пошла на Западе, и все говорило о быстром взлете молодого композитора. Пока не грянуло 26 января 1936 года, когда спектакль посетил Сталин. Через два дня вышла "Правда" с печально известной статьей "Сумбур вместо музыки". Шостакович был на гастролях в Архангельске и, как всегда, отстоял очередь к газетному киоску, на страшном морозе развернул газету, увидел заголовок, его зашатало, и из очереди, как он потом вспоминал, раздался оклик: "Ну что, браток, с утра набрался?". Он подозревал, что Сталину опера не понравилась: его не пригласили в правительственную ложу для благосклонного разговора, как это было с Иваном Дзержинским на премьере "Тихого Дона". Но поразил грубый разносный тон статьи.
- Это была спланированная акция Сталина?
- Безусловно, он собирался провести кампанию против формализма в искусстве, о чем свидетельствовала серия статей в "Правде". Но думаю, даже он не предполагал, что все начнется с атаки на Шостаковича. Вмешался фактор, который на Сталина редко оказывал воздействие, - эмоциональный. Мы привыкли думать, что вождь поступал, как захочет его левая нога: не понравилось произведение - автора расстрелять, а если понравилось - наградить Сталинской премией. Это не так. Бывало даже наоборот. Существует журнал с повестью Платонова, испещренный пометками Сталина: "подлец", "мерзавец", "клевещет на советский строй". Кажется, Платонов был обречен, но ничего ужасного не произошло. Были случаи, когда Сталин награждал произведения, которые ему не нравились, - считал это политически целесообразным. В "Леди Макбет" его вывела из себя модернистская музыка. Он был поклонником классической, особенно русской оперы, которую любил и знал, и уже предвкушал удовольствие от всеми расхваленной новинки. Услышанное оказалось для него неприемлемо и эстетически, и политически. Он в это время взял курс на укрепление семьи, были запрещены аборты, кончилось время свободы брака и развода. И вдруг опера, где все семейные проблемы героиня разрешает просто и брутально - убивает нелюбимого мужа. Его вывел из себя и возникший вокруг Шостаковича ореол гениальности и всемирного успеха. Сталин был к успеху ревнив. Он прощал успех Горькому или Станиславскому, но если мировая слава приходила к людям, чья эстетика ему неприятна, - Эйзенштейну, Мейерхольду или Шостаковичу, это Сталина раздражало.
- Кто все-таки мог быть автором "редакционной" статьи в "Правде"?
- Это мог быть Жданов, или председатель комитета по делам искусств Керженцев, или "правдист" Иосиф Заславский. Шостакович был убежден, что статью надиктовал сам Сталин: в ином случае ее язык был бы более причесан, были бы устранены тавтологии, так характерные для Сталина. Есть воспоминания бывшего редактора "Правды" Шепилова о том, что Сталин был не только внимательным читателем "Правды", но и одним из главных ее авторов. Причем часто его статьи печатались без подписи. В Кремль ночью вызывался Шепилов, и Сталин ему диктовал, расхаживая по кабинету и взвешивая каждое слово. Он же решал, где и под какой рубрикой будет опубликован текст, без подписи или под псевдонимом. Процедура могла затянуться до утра.
То, что это была персональная атака на Шостаковича, подтверждается и появлением 6 февраля статьи "Балетная фальшь" - о балете "Светлый ручей". Он был прост по музыке, демократичен, оптимистичен, весел и должен был понравиться Сталину, но вождь уже был нацелен на то, чтобы поставить Шостаковича с его мировой славой на место.
- Он этого добился?
- В общем, да, но какой ценой! Сексоты доносили, что над статьей "Сумбур вместо музыки" интеллигенция смеется. Ведущие писатели и музыканты открыто говорили, что статью писал человек, ничего не понимающий в музыке. В Архангельске после появления этой разгромной статьи публика демонстративно устроила Шостаковичу стоячую овацию. Так что нынешние представления, будто вся страна только молчала и дрожала, неверны. Особенно на Сталина повлияла позиция Немировича-Данченко, который продолжал отстаивать достоинства оперы, и Максима Горького, выступившего против кампании травли. Горький был главным советником Сталина по вопросам культуры, и тот часто шел ему навстречу, даже если был не согласен. Он помогал Сталину в организации мирового антифашистского культурного фронта, международный успех Шостаковича тут был очень кстати, и Горький написал Сталину резкое письмо в защиту Шостаковича, где сделал вид, что не знает истинного авторства статьи. И Сталин дал задний ход. Спектакль сняли, но репрессий по отношению к Шостаковичу не последовало. Ему были переданы сталинские пожелания согласовывать либретто будущих опер с высшим начальством, а также поездить по стране для изучения народного музыкального творчества. Шостакович ничего такого делать не стал, даже не покаялся в прессе, а просто больше не писал опер и снял с исполнения свою Четвертую симфонию, чтобы не давать лишний повод для разносов. Человек чрезвычайно трезвый, он считал, что важнее всего выжить. Более демократичную Пятую симфонию принято считать результатом атаки на "Леди Макбет", но она выражала внутреннюю эволюцию самого Шостаковича. И здесь уже Сталин был вынужден отступить и санкционировать успех этой симфонии - ее подали как великое достижение советского искусства.
- Как развивалась судьба "Леди Макбет" на мировых оперных сценах?
- Это теперь одна из самых репертуарных русских опер. В 30-х прошел ряд премьер, которые заявили миру о пришествии нового крупного русского композитора. Но интересно, что первая реакция на Западе тоже была резкой - еще до посещения Сталиным московского спектакля. В США Шостаковича обвинили в том, что он пишет "порномузыку". Возникло слово "порнофония". Имелась в виду сцена совращения Сергеем Катерины, где в потрясающем глиссандо тромбонов дано одно из самых выразительных музыкальных описаний сексуального акта. Возможно, именно эта сцена и возмутила пуритански настроенного Сталина. Будучи человеком грубым и любящим при случае матюгнуться, он тем не менее не переносил скабрезности. Как-то ему привезли на просмотр фривольный западный фильм, и он в ярости вышел из зала. Конечно, оперный эпизод, разозливший даже нью-йоркских критиков, мог его вывести из себя. Кроме того, Сталину давали обзоры иностранной прессы, и я не удивлюсь, если ему на глаза попали и переводы этих статей из нью-йоркских газет.
После всего этого опера надолго исчезла из обращения, зато потом ее стали ставить очень интенсивно: ежегодно где-нибудь дают премьеру, только в нью-йоркской "Метрополитен" я видел три версии "Леди Макбет". Вышло множество записей, а на днях появилась книга "Сто величайших опер", и там она фигурирует в числе русской классики, споря в популярности с такими операми, как "Евгений Онегин", "Пиковая дама" или шедевры Мусоргского. Хотя ее трудно назвать доступной - она достаточно авангардна по языку.
- Если бы не появилась статья в "Правде", наследие Шостаковича было бы иным?
- Несомненно. Он ведь планировал, что "Леди Макбет" будет первой частью тетралогии о судьбе русской женщины. И если бы он ее написал, это было бы не менее уникальное произведение, чем тетралогия Вагнера. Но статья сделала свое дело, и он только однажды начал писать оперу "Игроки" по Гоголю, но вовремя спохватился. Так что мы потеряли Шостаковича как оперного композитора. Статья имела огромное влияние на весь ход советской культуры. Анонимных статей в ту пору печаталось много, они появлялись и исчезали. И только эта развевалась, как военный флаг, над творческой интеллигенцией вплоть до смерти Сталина. Все постановления 1948 года о формализме были только случаем напомнить, что в той статье Сталин был прав. И Жданов в своих погромных речах все время ссылался на публикацию "Правды". Это была единственная директивная статья по искусству, которая сохраняла свое значение на протяжении десятилетий, и Шостакович, как рассказывал Вениамин Каверин, носил ее на груди. Для него вся жизнь разделилась на "до" статьи и "после".
- Как возвращалась опера в Россию?
- Шостакович пытался возобновить ее постановки, но "музыкальная общественность" стояла насмерть. И только в январе 1963 года в Театре Станиславского и Немировича-Данченко прошла премьера новой версии - автор снял некоторые грубости и сгладил вокальные тесситуры. А в Большом опера больше не ставилась, и нынешняя попытка - первая.
- В спорах о том, какая из редакций лучше, вы на чьей стороне?
- Это чисто академический вопрос. В обеих авторских версиях есть достоинства, у каждой есть сторонники. Это все равно как дебатировать вопрос с "Борисом Годуновым" или "Дон Карлосом".
- А в спорах о месте этой оперы в русской культуре?
- Самое печальное: до сих пор ходят мнения, что "Леди Макбет" - негуманное произведение. Вот цитата из недавнего труда американского профессора Ричарда Тарускина: "Свойственная этой опере техника дегуманизации жертв есть постоянный метод тех, кто осуществляет и оправдывает геноцид… Если какое-либо произведение оперного искусства и заслуживало запрета, то именно это". Вот к такому выводу пришел американский специалист через 70 лет после того, как Сталин заклеймил Шостаковича как антинародного композитора. И кажется, в России есть люди, которые эти новейшие западные разработки вполне готовы подхватить как последнее достижение "шостаковичеведения"…
Статья публикуется в авторской редакции.