Дом Победы. Как жили советские генералы и маршалы после войны

С начала года в нашей газете была опубликована серия материалов под рубрикой "Полководцы Победы". Читатели просят нас продолжить эту тему, в частности, рассказать, как жили семьи прославленных маршалов после войны, как был устроен их быт и т.д. На этот счет существует немало мифов. А как все было на самом деле?

 

Бывший доходный дом Шереметева в Романовом переулке видел разных жильцов - старых коммунистов, партийных деятелей, министров и героев войны - маршалов Победы. Здесь жили Жуковы и Василевские, Буденные и Тимошенко, Рокоссовские и Коневы, Малиновские и Мерецковы, Голиковы и Чуйковы. О том, что эти семьи отличались от других своим благосостоянием говорить не нужно. Не все родившиеся в этом доме дети знали в те времена, что бывают коммунальные квартиры, что в стране еду получают по карточкам, что не все на дачу ездят на автомобилях и что, кстати, не у всех есть дачи. Но настоящим богатством, тем, которое досталось потом и кровью, колоссальной самоотдачей и беззаветным служением родине, богатством, которое невозможно изъять и которого невозможно лишить, была их всемирная слава, почет, уважение и любовь нескольких поколений советских людей.

Дом на набережной

Те из полководцев, кто уже до войны работал в Москве, жили на улице Серафимовича, в "Доме на набережной". Жуковы, например, провели там всего несколько месяцев - с февраля 1941-го до летних каникул. Потом прямо с дачи уехали в эвакуацию. Иван Степанович Конев с первой женой жил в этом доме перед войной, но после развода возвращаться туда не захотел. Когда в 1946-м году он вместе со второй женой Антониной, с которой познакомился на фронте, вернулся в Москву из Вены, жил в санатории в Архангельском, а вскоре уехал командовать Закарпатским военным округом.

В музее "Дома на набережной" "РГ" рассказали, что тех, кто не смог эвакуироваться, переселили на Якиманку, дом 50. А до этого во время бомбежек жители спускались в бомбоубежище под первым корпусом. Там были двухэтажные нары и огороженные простынями пространства для привилегированных. Но они в основном пустовали. Во время бомбежек дом шатался, говорили, что если немцы прорвутся в столицу, то его взорвут. Уже во второй половине октября квартиры уехавших были вскрыты сотрудниками НКВД. Жители считали, что их минируют. Обратно возвращались в 42-м году, но эти жильцы туда уже не вернулись.

Грановского, 3

Когда в начале 43-го года из Куйбышева приехала семья Георгия Константиновича Жукова, его жена Александра Диевна и дочери Эра и Элла поселились уже на улице Грановского. У Эллы Жуковой остались такие воспоминания: "Квартира была практически пустая, мы долго ее обустраивали. Казенной мебели было немного. Позднее родители стали докупать новую".

У Жуковых была шестикомнатная квартира, те, кто жил в восьми и девяти комнатах, тем более не могли до конца их обставить. Для этого жильцам предоставлялась казенная мебель и утварь, за пользование которой была установлена ежемесячная плата. В начале 80-х гг. они получили возможность эту мебель выкупить за символическую цену.

Бытует мнение, что обслуживающий персонал дома сплошь состоял из сотрудников и агентов спецслужб. Может быть, отчасти это и так, но именно отчасти. Так, высшим чинам министерства обороны полагались домработницы, которых нанимали для них по линии хозяйственного управления МО. Но не все пользовались этим правом. Например, у К.К. Рокоссовского работала женщина, которая попала к нему еще в 1940 году на Украине. Она прошла вместе с его семьей всю войну и жила у Рокоссовских в течение сорока шести лет. Никакого отношения к спецслужбам она не имела.

Не стоит думать, что в доме были только "привилегированные" жильцы. В одном подъезде жили маршалы Конев и Рокоссовский, Вячеслав Молотов с семьей занимал целый этаж, а на 5-м этаже в том же подъезде была коммуналка, в которой жили потомки простых людей, отцы и деды которых не были ни вождями, ни героями. Например, люди, предок которых был шофером в гараже Совнаркома. В полуподвальных помещениях жили рабочие, обслуживающие домовое хозяйство - слесари, электрики, лифтеры, маляры. Их дети играли во дворе дома вместе с детьми маршалов и партийных секретарей.

На улице Грановского располагалась также столовая лечебного питания при четвертом главном управлении Минздрава СССР, которую жильцы называли "Кремлевской столовой". Она была не бесплатной - каждому прикрепленному выдавались талоны на обед и ужин. В 80-е годы их стоимость составляла 2 рубля 10 копеек и 2 рубля 50 копеек соответственно. На эти талоны можно было пообедать и поужинать в столовой согласно меню на данный день, заказать обед или ужин на дом или взять продукты "сухим пайком" на соответствующую сумму, расплатившись талонами. Там же находилась небольшая парикмахерская, в которой стриглись многие жильцы.

Война началась

Как во время войны протекала жизнь в доме на улице Грановского, "РГ" рассказала дочь маршала Ф.И. Голикова Нина Филипповна, которая жила в нем с 1940-го года:

"Никогда не забуду тот день, когда началась война. Мы, дети, бегали во дворе, играли. Помню, что был тогда Костя Тимошенко (сын С.К. Тимошенко, тогда - наркома обороны), три дочки Малышева (В.А. Малышев, тогда - нарком тяжелого машиностроения), трое детей было у министра финансов Зверева. С нами не играл только Юрий Шкирятов (сын М.Ф. Шкирятова, тогда заместителя председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)). Он был единственным и поздним ребенком, родители его оберегали, и когда мы убегали, няня выводила его подышать свежим воздухом.

Во время этой игры моя мама вдруг открыла окно и крикнула: "Нина, домой! Война!" Все мы замерли и разбежались по квартирам. Нам было по девять-десять лет, но мы уже знали о Халхин-Голе, об озере Хасан, что-то слышали о финских делах и по-своему, по-детски знали, что такое война. А потом началось трудное время, когда особенно сказались добрые дружеские отношения жителей дома. Мамы мальчиков посылали их помогать соседкам, например, заклеивать окна. В четвертом подъезде было устроено бомбоубежище в подвале, и когда мы туда спускались, все старались друг другу уступить место получше. Мы гордились своими мамами, которые поднимались на крышу сбрасывать зажигалки, таскали мешки. Все были в то время в одинаковом положении, жены маршалов и министров, как и другие женщины, надевали клеенчатые передники, огромные перчатки, носили щипцы, которыми брали зажигалки. Но это продолжалось не очень долго, потому что началась эвакуация. Мы не хотели уезжать. Так как папа уже 7-го июля в качестве главы советской военной миссии был отправлен в Англию и Соединенные Штаты вести переговоры о помощи, мама решила его дождаться. Но когда главное разведывательное управление, в котором папа работал, эвакуировало свои семьи, его заместитель сказал маме: "Вы в какое положение меня ставите? Приедет Филипп Иванович и спросит: "А почему моя семья не уехала вместе со всеми?" И нам пришлось уехать в Челябинскую область, туда же, где были и Василевские. Вернулись мы в апреле 42-го года. Для того чтобы семьи военнослужащих не голодали, были заказы в министерстве обороны. В соседнем военторге раз в месяц можно было получить муку, масло, коробочку яиц.

Все жили очень дружно, помогали друг другу. Помню, как ходили из квартиры в квартиру, чтобы что-то спросить, узнать, как дела. Если кто-то получал письмо с фронта, делился своей радостью. Моя мама и другие женщины были членами попечительского совета детского дома в хлебном переулке. Это были дети, родители которых погибли на фронте. Совет организовывал концерты в Большом зале Консерватории. Билеты и даже программы были очень дорогими. Артисты - Лемешев, Русланова, Козловский - выступали бесплатно, и все, что мы собирали, отдавали в фонд этого детского дома. Мне было доверено ходить по подъездам - продавать эти дорогие программки. Интересно, что люди покупали по несколько штук, даже зная, что не пойдут на концерт. В 44-45-м годах в наших квартирах показывали кинофильмы. Мы приходили друг к другу спросить, видели ли соседи такой-то фильм и, если нет, сказать, чтобы приходили, когда его привезут. Помню, как на стене между окнами вешали экран, а в дверном проеме вставал военный киномеханик с аппаратом, и мы смотрели трофейные фильмы.

В нашем доме была партийная организация, секретарем которой была Нина Петровна Хрущева. Вообще у нас были очень интересные жильцы. Я помню Якова Джугашвили в первые дни войны, до того как он ушел на фронт. В длиннополой шинели, немного сутулый. Он жил в третьем подъезде, и мы звали его "сын Сталина". Яков и его сводная сестра Светлана Аллилуева, видимо, очень дружили. Когда он выходил из дома, она, как правило, ждала его во дворе. В нашем подъезде больше всего любили и уважали Отто Юльевича Шмидта. Нам не хватало того, что мы о нем слышали, и мы сами сочиняли и рассказывали друг другу невероятные истории. А мальчишки больше всех любили Буденного и Тимошенко. Когда те приезжали с работы, ребята выстраивались у подъезда и отдавали им честь. И, нужно сказать, ни Буденный, ни Тимошенко никогда не относились к ним как к детям. Они очень серьезно, по-деловому, тоже отдавали честь. Нам не нравился Вышинский (Андрей Януарьевич, прокурор СССР). Он жил в 5-м подъезде, и нам казалось, что у него притворная улыбка. Мы звали его "дядя Вышинский" и считали, что это - официально. Что касается меня, я до сих пор с благодарностью вспоминаю маршала Александра Михайловича Василевского. В его квартире была комната, которая называлась "телефонная" - там стоял телефон с прямой связью с фронтами и всегда сидел дежурный офицер. Когда Василевский знал, что в такое-то время он будет связываться с таким-то человеком на таком-то фронте, он посылал адъютанта сказать жене этого человека, чтобы она пришла. Я очень хорошо помню, как мы с мамой, взявшись за руки, бежали через двор из пятого подъезда в третий подъезд. Представьте: 43-й год, а я слышу голос папы с фронта. Это была одна, две, может быть, три минуты. Но это было такое счастье!

После войны полководцы были очень заняты, и мы редко их видели. Они садились в машину у подъезда и уезжали. В нашем четвертом подъезде жили Мерецков, Тимошенко, Буденный, Малиновский, мой отец. Я уже была взрослая, но не припоминаю, чтобы они общались между собой. Знаю, что встречались маршалы в основном на дачах. Дом прослушивался, а при их занятости собираться за чашкой чая, чтобы говорить о погоде - это не стоило их драгоценного времени. А вот жены и дети общались. Многие из нашего дома учились в так называемой правительственной школе в районе площади Маяковского. Некоторых детей туда возили на машине. Вообще у большинства жильцов были автомобили. Если глава семьи ездил на "ЗИСе", то, когда нужно было поехать куда-то по домашним делам, приезжала "эмка". Для нас это было нормально.

Помнятся и тяжелые, трагические времена, когда по "Ленинградскому делу" арестовали Алексея Александровича Кузнецова, жившего в 6-м подъезде (в 1946-49 гг. секретарь ЦК ВКП(б). В 1949 году был репрессирован). В доме его звали "Ленинградский Кузнецов". Помню, как сняли с работы Вознесенского (в 1946-1949 гг. заместитель председателя Совета министров СССР. Член Политбюро). Он жил в подъезде N4 и, когда он впервые вышел из дома без машины и без охраны, замер весь двор, даже дети.

Была в нашем доме и общественная жизнь. Как-то раз все собрались в "красном уголке" на встречу с кандидатом в депутаты. По нашему округу выдвигался Евгений Самойлов - очень известный, популярный актер. Молодой, красивый, обаятельный. Сесть было негде. Люди стояли возле окна в "красный уголок", возле двери. Потом все это обсуждали. В том же "красном уголке" супруга конструктора Мясищева вела кружок вязания и вышивки. Это у нее так хорошо получалось, что туда бегали и девочки и мальчики. Уже после войны к нам переехали Коневы, Малиновские, Рокоссовские. Рокоссовский, как и мой отец, работал неподалеку на улице Фрунзе (сейчас ул. Знаменка) в министерстве обороны и на работу ходил пешком. Мы нередко встречали его, когда он шел домой и он всегда со всеми здоровался. Что нам невероятно нравилось, так это праздничные дни, когда все маршалы выходили нарядные, в парадной форме и при орденах, чтобы идти на парад (как правило, они шли пешком). Все замирали и смотрели, как они выходят из подъезда. Те, кто выходил в одно время, здоровались, поздравляли друг друга. Они были строгими, мы перед ними робели, а наши дети - нет. Как-то раз мой сын Саша сидел на ступеньках подъезда, в это время из дома выходил Георгий Константинович Жуков. Он увидел ребенка, наклонился, погладил по голове. Саша посмотрел на него и сказал: "Подумаешь! У моего дедушки такая же папаха!" Жуков засмеялся и пошел дальше.

Жуков

В подъездах дома №3 больше не сидят консьержки, с лестниц исчезли ковровые дорожки, но атмосфера осталась та же - полумрак и тишина. Фото: Юлия Майорова

Семью Георгия Константиновича в доме приняли очень радушно. Александра Диевна Жукова дружила с Марией Васильевной Буденной и Анастасией Михайловной Тимошенко. Они чуть ли не ежедневно ходили друг к другу в гости. Маленькая Элла сидела с мамой, благодаря этому научилась читать: "У нас лежали газеты и я все время спрашивала у кого-нибудь из взрослых: "Что это за буква, а эта что значит?" Им хотелось пообщаться и, чтобы я не мешала, они называли мне нужную букву. Папа довольно часто, хоть и не надолго, приезжал в Москву. Мы всей семьей ездили на аэродром его встречать. И в один из приездов, я начала читать ему вывески магазинов. Он не сразу в это поверил". Мария Васильевна Буденная старалась занять детишек, лишенных детского сада - она организовывала кружки танцев, музыкальные кружки. Позднее, в 1956 году, она же организовала кружок кройки и шитья. На занятия кроме нее ходили Вера Николаевна Кузнецова, Александра Диевна с Эллой, Раиса Яковлевна Малиновская.

Георгий Константинович начал жить на Грановского только в 46-м году, по возвращении из Германии. На работу в министерство обороны он ходил пешком. Обедать всегда приходил домой. Вечером после ужина долго работал с документами. По словам Эллы Георгиевны, несмотря на то, что у маршала был свой кабинет, работать он предпочитал в столовой за обеденным столом.

Семья Жуковых не питалась в кремлевской столовой. Продукты - в основном то, что нельзя было купить в магазинах, брали "сухим пайком", а готовили дома. Все остальное покупали в соседнем Военторге. В том самом, в котором во время войны был спецраспределитель для военных и Элла с мамой несколько раз получали в нем американские консервы, поступавшие по лендлизу.

Через два года после победы - в 1947-м году в квартире маршала Георгия Жукова прошел обыск. Эра Георгиевна до сих пор помнит те дни: "Они сидели у нас в квартире и переписывали имущество, хотя по большей части оно было казенное". По "делу Жукова" были арестованы его друзья и соратники - генерал Крюков, его жена - певица Лидия Русланова, член военного совета 1-го Белорусского фронта Константин Телегин и др. Самого Жукова не арестовали только потому, что за него вступились другие полководцы Победы. О несметных сокровищах, якобы найденных у этих арестантов с большими звездами на погонах, до сих пор ходят легенды. Как все происходило на самом деле, описывал в своем письме из заключения другу - К.К. Рокоссовскому - сам Телегин.

"В основу этого обвинения положили не показания свидетелей, говорящих фактами о том, что где-нибудь со складов и др. мест я расхищал собственность, принадлежащую нашему государству, нет, а только вещи, изъятые у меня на квартире, а также общие провокационные, голословные, без единого факта показания "свидетелей" о том, что я "занимался расхищением социалистической собственности и грабежом трофеев". Вот и все. Но этого оказалось достаточно суду, и я осужден, заклеймен позором, изолирован. Ты ведь знаешь, что это наглая ложь. Правда, из Германии привезено было имущество, но оно куплено за те 200 тысяч марок, которые я получил от государства. Ведь ни один честный работник не покажет, о том, что я где-то грабил какие-то трофеи, собирал, укрывал от государства. Этого не было. На купленное было 44 счета и квитанции, их изъяли и уничтожили, обезоружив и меня и семью в возможности отвергнуть это обвинение. В изъятые вещи включили буквально все старое, ношенное, чиненное, все ложки, ножи, вилки. Семья осталась совершенно разоренная, только в том, что было на себе, но зато получился большой перечень имущества для обмана партии и правительства. Я требую произвести качественную оценку имущества, но оказалось, что оно в том же 48 году уже все растранжирено. Грубо нарушая закон государства, до суда, до его решения - имущество уже было ликвидировано, и опять-таки с одной целью - лишить меня и семью возможности доказать, что там, где они зачислили шелк - проходил вискоз, там, где шерсть - искусственное волокно, там, где меха - куски старых мехов (они пошли тоже за меха, вывезенные из Германии)".

Прекрасно помнит события тех лет и сын А.М. Василевского Юрий: "В 1948 году мы с Эрой поженились, и я поселился у Жуковых. Георгий Константинович был в ссылке в Свердловске. И обязательно перед каждым праздником являлись три дюжих молодца и требовали освободить квартиру в такой-то срок. Я как-то позвонил Георгию Константиновичу, спросил, как быть, он ответил: "Передай им, что мы выезжать не будем, пусть сами вывозят". Я в следующий раз так и сказал, но предпринять что-либо они побоялись. Все это так и продолжалось".

Жуковы и Василевские и до войны тоже были соседями - они жили в одном доме в Сокольниках на 11-й Сокольнической улице. Семья Василевских поселилась на Грановского в начале войны. Но Юрий Василевский рассказал "РГ", что его отец жил в основном на даче.

Малиновский

Малиновские поселились на Грановского осенью 1956-го года. После войны они жили в Хабаровске, квартиры в Москве не было, поэтому, приехав в столицу, полгода провели в гостинице "Москва". После того как Никита Хрущев перебрался с Грановского в особняк на Ленинских горах, семья Малиновских въехала в квартиру N95. Дочь маршала Наталья Родионовна рассказала "РГ", что самые яркие воспоминания о той квартире приходятся на начало Карибского кризиса. Родион Яковлевич Малиновский был тогда министром обороны.

"Мама целыми днями сидела на подоконнике и смотрела на улицу - не приехал ли папа. Его не было несколько недель. Периодически он звонил и говорил, что, возможно, заедет. И снова пропадал на несколько дней". Еще запомнилось, как в гости приходил Гагарин - герой маленькой Наташи и ее сверстников. Из соседей Малиновские больше всего общались с Буденными - жили в одном подъезде, вместе ездили на лифте, да и дачи были рядом.

Конев

В начале пятидесятых в дом въехали и Коневы. По возвращении из Закарпатского военного округа семья поселилась в квартире N59. Наталья Ивановна Конева, дочь маршала, помнит то время, когда в доме не было центрального отопления и квартиры обогревались красивыми печами, которые были выложены белыми керамическими плитами. Потом в доме был сделан ремонт и эти печи стали предметами декора, печь на кухне была накрыта клеенкой и превратилась в столик, а в квартире появились батареи и газовая плита. Особенно запомнилось Наталии Ивановне празднование отцовского юбилея. В 1967 году маршалу Коневу исполнялось 70 лет. "28 декабря в день рождения отца был мороз, улица Грановского была заметена снегом. Рано утром, когда за окнами еще было темно, раздался звонок в дверь. На пороге стоял адъютант маршала Рокоссовского, жившего на два этажа выше в квартире N63. У него в руках была корзина, а в ней куст белой сирени, которую отец очень любил. Сейчас нас сложно чем-то таким удивить, но в те времена сирень зимой - это была фантастика! Отец был в восторге. Весной он высадил ее на госдаче в Архангельском. Вечером в тот день собрались гости. Ради такого случая отец нанял повара и официантов. Разногласия прошлых лет были забыты. Пришли все маршалы, писатели Константин Симонов, Борис Полевой. Все поздравляли отца. Об этом дне рождения Константин Симонов писал в своих воспоминаниях "Глазами человека моего поколения".

Рокоссовский

Маршал Рокоссовский поселился на Грановского в 1957 году. В конце 1956 года он вернулся из Польши, где в течение семи лет был министром обороны. Как раз в это время адмирал флота Кузнецов был снят с поста главкома ВМФ и должен был освободить свою квартиру N 63. Ее предложили К.К. Рокоссовскому, он согласился, и произошел своего рода "обмен" - маршал въехал в квартиру Кузнецова на Грановского, а Кузнецов - в его квартиру на Горького. Внук маршала Константин Вильевич Рокоссовский вспоминает, как впервые приехал в эту квартиру: "Она была еще пустая и на меня произвело громадное впечатление гулкое эхо, раздававшееся по огромным комнатам". Семья до самой смерти маршала в 1968 году так до конца и не смогла "освоить" этих просторов - две комнаты из 9, имевшихся в наличии, так и не были никогда обставлены, и в них хранились всякие чемоданы, корзины с ненужными вещами. Рокоссовские вели довольно замкнутый образ жизни. Только дети общались между собой. Маленький Костя был особенно дружен с внуками Ф.И. Голикова Сашей и Верой и внуками В.М. Молотова Славой и Любой, жившими в том же подъезде этажом ниже. "Одно из ярких воспоминаний детства - как я сижу на одном колене Молотова, а на другом Славик, и Вячеслав Михайлович говорит - "Ну вот, вы у меня, как Дон Кихот и Санчо Панса" - я был тогда длинный не по годам и худой, а Славик младше года на два и, соответственно, маленький".

По словам Константина Вильевича, особое внимание детей привлекала будка охраны, стоявшая возле ворот. "Охранники никакой формы, камуфляжа или чего-либо напоминающего принадлежность к силовым структурам не носили. Однако в результате одной "секретной" операции, проведенной по всем правилам военного искусства, с применением отвлекающих маневров, удалось установить, что в ящике стола, стоящего в будке, у охранника лежит... самый настоящий пистолет!"