Этой картиной уже заинтересовались отборщики Каннского фестиваля, но что-то сорвалось с переводом, и Канн ее не увидел. Фильм остроумно придуман (сценарий Марины Потаповой) и любопытен как срез мозговой ткани и температурный график постсоветского общества.
Его герой - тридцатилетний толстяк Алеша со зрением минус шесть, который еще не вырос из детских распашонок и ходит под присмотром хлопотливой бабушки. Начало картины, когда большому ребенку покупают "интеллигентную одежду" с котенком-унисексом на груди, трудно назвать иначе, чем упоительным: здесь смешно все, от реплик до ракурсов. И при этом все работает на характер и тему: котенок на груди делает большого ребенка беззащитным.
Это только цветочки - ягодки переведут действие в регистр почти кафкианского абсурда.
Фабула придумана лихо: приходят люди из "органов" и призывают нашего толстяка немного послужить родине, приняв участие в секретном научном эксперименте. В ходе эксперимента возникает побочный эффект: большое рыхлое тело героя вдруг на миг становится стройным и мускулистым. Алеша, разумеется, всегда предполагал, что родился не в своем теле, и теперь он в течение всего фильма будет пытаться вернуть этот волшебный миг, когда он - настоящий. В ходе этой суеты он попадет к сектантам, правозащитникам, гинекологам и романтичным шестидесятникам с их песней о комиссарах в пыльных шлемах. Он встретится с КГБ, которое "никуда не делось", столкнется с новорусскими бандитами и их "телками" в "мерседесе", с компанией слабослышащих (звук фильма выключат, и мы будем смотреть язык жестов с субтитрами) и подобием маскарада у памятника Победы. Лейтмотив фильма - постоянно мельтешащий на телеэкране любимец домохозяек Петросян, который и доводит всю эту фантасмагорию до клинической фазы идиотизма. Те, кто уйдет, завидев финальные титры, пропустят песню Цоя "Мы ждем перемен" в исполнении слабослышащего с сурдопереводом.
В картине есть провисы и сбои ритма. Она несовершенна по технологии и часто напоминает талантливую любительскую ленту. Но это все и есть приметы того нового кино, которое если и не идет на смену индустриальному кинематографу, то, по крайней мере, его основательно теснит. Это кино родилось вместе с эрой цифрового видео, оно теперь доступно каждому талантливому (и бездарному тоже) и, породив груды графоманских опусов, уже дало нам довольно много свежих по мысли и языку фильмов. "Пыль" - из таких. Эта картина сознательно не стремится походить на "большое кино", зато в ней есть художническая раскованность, простодушная дерзость и умение в частной и к тому же фантастической истории показать абсурдность времени, не щадя при этом никого, включая самих авторов. Перед нами прошел мир, полный кипучей и совершенно бессмысленной деятельности, агрессивный и неспособный родить ничего, кроме тупого насилия. Это мы.