Рыбалка на Командорах
- Ох и везучий ты, - говорит мне берингийский алеут Михалыч. - Рыба при тебе ловилась... Это раз. Мотор в море заглох - удалось починить. Это два. И еще - три солнечных дня подряд. Я и не припомню, когда у нас была такая погода, как праздник. Это три. Значит, приглянулся ты Командорам...
К этому моменту подобные слова я уже не воспринимал как привычный комплимент гостеприимства. За несколько дней пребывания на острове Беринга мне пришлось с избытком хлебнуть всего: откровенного радушия, залихватской лжи и еще... мерзопакостной слякоти.
В конце концов появилось ощущение, что здешняя троекратная северная надбавка к зарплате точно так же применяется и к местным радостям, и к бедам, и к плохой погоде. Просто каждому свой черед. На Командорах нужно лишь терпение и время, чтобы дождаться хорошей последовательности.
Уроки алеутского
На самом деле "Везучим" назывался морской бот, на котором мы шли за красной рыбой. Миха - Михаил Яковлев, - хозяин этого судна, меня в самом начале предупредил: "Условия - спартанские!" Что это такое, пришлось сразу почувствовать, как только вышли из бухты: в лицо - леденящий ветер, в ноги - "гопак" от океанской качки. А мое место на палубе с предупреждением капитана Олега Суркова: "По правому борту лучше не ходить. Там стойка сломана. Веревочный поручень только для видимости".
За бортом даже по забывчивости оказаться не хочется. Купальной сезон здесь никогда не открывается. Обычная температура воды -
4-6 градусов... А на боте нет даже шлюпки. Как и многого другого. Такое чувство, что это судно делалось не для рыбаков, а для рыбы. Вот и получилось в итоге грузовое корыто с дизельным мотором.
Не так давно нынешний капитан "Везучего" тоже был владельцем подобной посудины. Промысел вели семейным подрядом. Но с рыбой им не повезло. В итоге все отдали за долги. В мой приезд у Олега Суркова была вторая попытка рыбацкого счастья. Причем период золотой путины наступает на Командорах только раз в году. И все знают: красная рыба может и не прийти к берегу. А вот кредиторы там будут ждать обязательно...
Двигатель на "Везучем" заглох часа через два нашего плавания. Разорвало приводной ремень. Миха этому не удивился: "Его нужно было еще в прошлом году заменить". Но несмотря на такое предвидение, запасного ремня на боте не было.
Ветер усиливался. Тихий океан швырял нас как хотел. Когда бот разворачивало вдоль волны, внутри все обрывалось посильнее, чем на "американских горках". В этих условиях туалет под названием "за борт" тоже был экстремальным аттракционом. Но другой возможности справлять нужду на судне не было.
Кто-то некстати вспомнил, как возле Камчатки шторм отправил на дно МРС вместе с командой. Наш бот был похлипче. Но эту тему для обсуждения тут же "закрыли".
Боцман Михалыч (как выяснилось, отец Михи) активно пытался из разных тросов сплести новый ремень. Приблизительно каждый час проводились испытания. Двигатель урчал минуту. Другую. А затем мотор в клочья разрывал веревочное кольцо. Наступала тишина. Появлялся Михалыч и без слов выбрасывал лохмотья за борт.
 |  |
После многочисленных попыток он перестал заглядывать в машинное отделение и начал всматриваться в очертания острова.
- Далеко нас уже унесло, - грустно сообщил Михалыч.
Я согласно кивнул и почему-то спросил:
- А как будет по-алеутски ремень?
- Ч-а-а-х ч-у-у-х.
- Чах чух?
- Нет. Неправильно, - удивился моему произношению Михалыч. - "Ха" нужно говорить протяжно, будто храпишь.
- А у нас есть хоть какая-то надежда, что мы зачах-х-чух-х-аем?
- Сказал почти верно, - прокомментировал Михалыч и тут же завершил урок алеутского. - Рыбу пойду ловить. О пропитании надо думать. Народу вон сколько!
А я пошел к Михе отдавать свой брючный ремень. Он был фирменный, кожаный, с необычным замком-защелкой... Но жалко уже ничего не было.
- Слабоват будет, - отверг мой дар Миха. - Дерматиновая фигня это, а не ремень.
- А если вырезать кольцо вон из того кухтеля?
Миха посмотрел на огромный красный пластиковый поплавок для океанских сетей и неуверенно покачал головой.
Темнело. На горизонте показались странные тучки с черным подбрюшьем.
- На Байкале таким манером сарма с гор срывается. Жуткий ветер. У вас не так? - спросил я.
- Нет. Ненастье у нас приносит южняк. Вот тогда заштормит! - ответили мне.
Через час задул ветер с юга. Тот самый "южняк". Такой же холодный, как и северный.
Погреться на "Везучем" можно было только чаем. "Камбуз" в крохотном носовом трюме открылся ненадолго. Огонь в печке-буржуйке развели из дощечки, на которой мы сидели на трюме. Больше дров не было, как и единственной лавочки.
- Кит... Кит!!! - закричал мне Леха. - Скорее идите снимать.
Вдалеке, среди волн, показалась громадная спина с серповидным плавником. Это был редчайший клюворыл - зубатый кит, который питается вовсе не планктоном, а рыбой и кальмарами. Очень хотелось, чтобы он подплыл поближе.
- Не подплывет, - сказал Леха. Я ему поверил и стал перезаряжать пленку.
Через мгновение кит, обдав нас фонтаном брызг, всплыл возле самого борта "Везучего". Его мощный выдох был тем самым "ха", которому учил меня Михалыч. Когда его уроки алеутского продолжатся, мне станет ясно, что язык этого древнего народа основан на природных звуках. "Учителями" алеутов когда-то были антуры и морские котики, бакланы и чайки, сивучи и каланы...
Наконец на радиоволне нас дважды позвал "берег". Ответили. Только на наш позывной никто не откликнулся. "Везучего" не слышали. С рацией тоже были проблемы.
Все ходили смурные. Оптимизм с лиц давно спал и на его месте проступил белесоватый налет морской соли. Вспомнилась местная статистика: средняя продолжительность жизни командорских мужчин - 52 года. Михалыч перешагнул этот рубеж на два десятилетия. И был живым исключением из жестких правил. Но его отцу судьба вытащила преждевременный билет смерти. Он погиб под снежной лавиной на командорском острове Медном.
Михалыч вырос на кровавой бакланьей похлебке, мясе тюленей и яйцах кайр. А "эликсиром молодости" для него до сих пор является океан. Он дает ему силы и ощущение свободы. Михалыч, кстати, поймал треску сантиметров на восемьдесят и тут же сообщил огорчительную новость: "Груз с крючком уходит на 120 метров и дна не достает. Под нами пропасть. На якорь мы не станем. Судьба теперь владеет нами". Хемингуэевский Старик в критическую минуту тоже размышлял о жизни, утверждая, что "рыбная ловля убивает меня точно так же, как и не дает мне умереть".
Мотор затарахтел ближе к полуночи. На малом ходу мы пришли к бухте Гладковской. К временной базе рыболовецкой бригады. Оттуда за нами отправили тяжеленный белобокий ял. На берег мы выскакивали в полнейшей темноте на счет "и раз!", ловя веслами вспененный гребень огромной волны. И только когда приготовили чай, кто-то спросил:
- Где вы столько времени шлялись?!
- Да ремень полетел, - сказал Миха, не добавив к этому больше ни слова.
Спали мы часа три. Кто в землянке, а кто и на земле. Утром капитан хрипловато кричал вместо будильника:
- Всю рыбу проспали! - Но горбуши было столько, что не могли вытащить невод на берег. Красная икра быстро заполняла емкости. Миха честно признался, что на такой фарт никто не рассчитывал. За один день выловили почти половину выделенной квоты. Трюм был забит до отказа.
Но на обеденном столе икры не было. И ложками ее здесь никто не ел. Честно говоря, я ее так ни разу и не попробовал на Командорах. Хотя перетаскал на себе сотни килограммов этого янтарно-красного груза.
Мы возвращались обратно в полном штиле. В тот вечер океан был действительно тихим и дышал благоговейной теплотой. Казалось: кто-то старательно выгладил каждую складочку на его поверхности.
В прозрачной воде были видны миллионы медуз. И мы будто парили над этим прекрасным лугом из пушистых "одуванчиков" в ауре заходящего солнца.
- Рай, - сказал я.
- В алеутском языке нет слова "рай", - возразил Михалыч. - Есть Бог. Есть святость. А рая нет. Вообще нет. А вот ты везучий, - вновь повторил он. - Знаешь, из чего вчера ремень сделали? Из кухтеля... Должен был налететь шторм, а его не было. Тебе говорят, что ты завтра не улетишь. А ты улетишь. Обязательно!
И я улетел через появившееся окошко в сплошном тумане. Но перед этим была еще одна рыбалка. Запланированная. Мировая рыбалка.
На крючке страсти
Однажды на Байкале меня познакомили с дедом, который, по рассказам, плавая по озеру, зачерпывал ладонью воду, принюхивался к ней и пробовал на вкус. А затем точно определял: есть в том месте омуль или нет. Дед на все мои вопросы протяжно отвечал: "Брешут!" Секрета не раскрыл. На рыбалку не взял. Но все видели очевидное: он всегда возвращался домой с богатым уловом.
Командорец Юрий Голых никаких тайн из своего увлечения никогда не делает. Любому показывает самодельные снасти, разнообразные блесенки и приманки. Великодушный простачок, да и только. На берегу. Но как только мы вышли в океан, он сразу стал богом. Сел на нос дюралевой лодки и без всяких видимых признаков точно начал указывать места, где стоял на дне палтус.
Вначале ловил только он один. Сидевшие рядом Алексей Семеринов и Дмитрий Резвый недовольно скучали. Хотя последний специально приобрел для уловистости сверхпрочный спиннинг с профессиональной катушкой. Но рыба игнорировала его наживку.
А Юра восседал в потертом спасжилете, с каким-то примитивным веретеном, и вместо груза у него была привязана к тросу полукилограммовая гиря от старых весов. Но именно он и вытаскивал одного палтуса за другим.
Оглядев приунывших рыбаков, Юра предложил перебраться поближе к зарослям морской капусты. Перебрались. И тут начался клев у всех. Но лишь я удивлялся вытаскиваемым метровым палтусам. Для них это была обыденность. Только кто еще знает о существовании в России такой грандиозной рыбалки!
У Александра Авдеенко, например, не хватит размаха рук, чтобы показать длину пойманной им рыбы. Вообще-то он молчун. И только воспоминание о рыбалке делает его эмоциональным рассказчиком: "Сначала думал - зацеп. Стал с проклятием поднимать снасть. И вдруг замечаю, как с двадцатиметровой глубины начинает подниматься гигантская рыбина, отсвечивая белым брюхом. Все. Есть! Процесс пошел!
Наконец, над бортом показалась палтусиная голова с раскрытой пастью. Втроем втащили его в лодку. В ней он еще несколько раз долбанул хвостом по настилу... Руки, ноги дрожат, голова не соображает. Понимаешь только одно: "Мы его вытащили!"
На берегу замерили - 1,7 метра. Взвешивали потрошенного и нарезанного на куски. Потянул на 57 кило. Радость. А бывает, что в такой переплет попадешь... Думаешь, ну все, дойдем до берега живыми - хрен я в это море еще когда сунусь. Ага, зарекалась свинья в грязи не ковыряться!
Обсохнешь, водочки выпьешь, и, как только море поутихнет, начинает что-то внутри зудеть. Руки чешутся. Из глубин подсознания в очередной раз всплывает мечта о САМОМ БОЛЬШОМ ПАЛТУСЕ. Все. Ты уже готов к новым штормам, ветрам. Глотать и отплевывать морскую воду. В глубине души жалеешь, что не знаешь ни одной молитвы. И веришь в удачу. Наверное, так было всегда. Так и будет всегда. Ловя рыбу на крючок, сам оказываешься на крючке, название которому - "РЫБАЛКА".
P.S. Юрий Голых чуть позднее вытащил палтуса на метр девяносто и подтвердил свой рыбацкий приоритет.