- А еще запомнились гастроли нашего театра на Таганке в Минске, - рассказывает Алла Демидова. - Целый месяц мы выступали перед белорусскими зрителями.
- Публика доброжелательно встречала спектакли? Все-таки Таганка всегда вызывала споры...
- Таганку в то время все хорошо принимали: она была каким-то фетишем. Тогда же, во время гастролей в Минске, меня познакомили с художником Борисом Заборовым. Позже он переехал в Париж, получил там известность, недавно у него была выставка в Третьяковской галерее. Мы подружились на всю жизнь. Мне нравится его работа в театре. Когда Анатолий Васильев поставил в парижском "Комеди Франсез" "Маскарад", Заборов делал ему декорации и костюмы...
- Театр - коллективное явление или штучное?
- Театр - коллективное творчество. Это - как в оркестре. Хотя в оркестре есть первая скрипка! С другой стороны, театр - явление многослойное, архитектурное. Театр - явление временное. Театр, по выражению Немировича-Данченко, - один коврик, один актер и один зритель! Какой он, театр, - хороший или плохой? Все тут зависит и от актера и от зрителя - соединилась у них вибрация или нет. Иными словами, в театре обязательно должен быть хоть один зритель. Когда идет репетиция - это еще не театр, хотя режиссер - все-таки зритель. Но он еще и соучастник, партнер. А вот зритель, который непосредственно смотрит спектакль, включается в процесс или не включается, переживает или не переживает - вот что делает театр театром, вот когда происходит настоящий спектакль, а не репетиция.
- Знаю, вы ведете дневники...
- У меня их много - таких годичных книжек. Это не постоянные записи. Вроде того, что читаешь у Блока: "Уехала Люба. Приезала Люба... Уехала мама. Приехала мама..." Не сравниваю себя с Блоком, но принцип ведения дневника у меня такой же.
- Я читал одну из ваших книг, куда вы включили отрывки из своих дневников. Очень интересно читаются. Знаю, что некоторые студентки пишут курсовые по ним...
- Я хочу сейчас немножко поработать с этими дневниками. Только не хочу выпускать дневники, как это сделал Золотухин. Хотя я с удовольствием прочитала его книгу и с удивлением обнаружила, что как бы работала в другом театре - не видела ту жизнь, которую он описывает. Но он ничего не выдумывал. Он-то точно не выдумывал! Я как-то пришла на репетицию с опозданием, села рядом. Он что-то пишет. Я подумала, что надо что-то записывать, заглянула к нему в тетрадку. Он пишет: "Пришла Демидова, села рядом..." Что вижу - то пою!
- С вашей книгой об Ахматовой происходили какие-то мистические истории... Как вы пришли к Ахматовой?
- В семидесятые годы я решила читать "Поэму без героя" - с ансамблем Дмитрия Покровского, поскольку понимала, что чтение поэмы должна сопровождать музыка, но музыка странная. Фольклорный ансамбль Покровского для этого очень подходил. Чтение должно было состояться в Большом зале Ленинградской филармонии. В первом отделении Алиса Фрейндлих должна была читать Цветаеву, а мы - соответственно - ахматовскую поэму. Но неожиданно позвонили из Ленинграда и сообщили, что кто-то заболел и концерт отменяется. Я поняла, что никто не заболел - просто не разрешили читать "Поэму без героя". Но Ахматова меня захватила, и я стала вписывать в свою тетрадочку мысли и впечатления от этой поэмы. Поэма Ахматовой удивительная тем, что захватывает тебя и затягивает как в воронку. Я стала открывать для себя поэму Ахматовой дальше, постепенно набирая материал из записных книжек, отрывков, воспоминаний, комментариев, просеяла через себя все - начиная от серьезных исследований и кончая мемуарами. Так получилась книга, которая обращена не к искусствоведам, а к читателям, которые интересуются поэзией.
- Чья еще поэзия легла в основу ваших программ?
- У меня был "цветаевский" период, когда мы работали с Романом Виктюком, - ставили "Федру", сыграли первыми пьесы Цветаевой. До нас никто до них не дотрагивался, потому что это очень сложно сделать. Возникла идея образа автора. Мы решили перевести тему в пластику - одного голоса уже казалось недостаточно, искали театральный язык, который объединил бы пластику и поэтическое слово. Нам очень помог приехавший в Москву работать по контракту с труппой Касаткиной и Василёва замечательный латиноамериканский балетмейстер Альберто Алонсо, в свое время сделавший для Майи Плисецкой "Кармен". Ему сказали, что актеры на Таганке пытаются найти синтез балета и поэзии, звучащей со сцены. Алонсо заглянул к нам просто из любопытства после репетиции - и остался до глубокой ночи. Так он приходил к нам до самого конца своего московского контракта - и мы репетировали, пока нас не выгоняли сторожа. Он прочистил нам мозги и внушил, что пластика "Федры" должна быть простая, прямая, поскольку поэтическая цветаевская речь очень сложная. Я читала Цветаеву на ТВ.
Если вернуться к вашему вопросу о современных поэтах, то напомню, что уже несколько лет я выступаю в Большом зале филармонии в Петербурге. Сначала на этой сцене я читала программу "От Пушкина до Бродского", в которую входили изумительные стихи Олега Чухонцева и Владимира Высоцкого (некоторые стихи Высоцкого очень хороши!). На второй год приехала читать "Поэму без Героя", потом на день Лицея, 19 октября, читала Пушкина. Зал был переполнен, люди сидели на хорах, за сценой... Я не ожидала такого и поблагодарила питерцев.
- Не кажется ли вам, что сегодня поэзия превращается в искусство для посвященных, нечто эзотерическое?
- Абсолютно не соглашусь с вами. Видя переполненные залы поэтических вечеров и "Новой Оперы", я понимаю, что люди соскучились по высокой поэзии. Больше вам скажу: после октябрьского вечера Пушкина меня пригласили на Ленинградское ТВ. Приезжаю немного раньше, вижу - идет запись встречи со зрителями одного из ленинградских композиторов. Жалко, говорит он, что на прекрасные музыкальные вечера в Большом и Малом залах филармонии приходит мало народу. Вот бы вы все пришли на такие концерты... Стою, слушаю, а сама вспоминаю: только вчера у меня был переполненный зал на Пушкина. Я к тому, что сейчас поэзия собирает переполненные залы.
- Вы выступали на одном ахматовском вечере с Иосифом Бродским...
- Бродский неожиданно позвонил мне из Америки в год столетия Ахматовой и сказал: "Я хотел бы пригласить вас на вечер, посвященный столетию Ахматовой, который я устраиваю в Театре поэзии в Бостоне". Я согласилась. Бродский читал Ахматову так же, как свои стихи - поет, соединяет строчки. Чтение на слух - монотонное, не подчеркивается ни мысль, ни метафора, не расставляются логические акценты, не выделяется конец строфы...
Потом - моя очередь. Я помню, что Ахматова спустя годы терпеть не могла стихотворение "Сжала руки под темной вуалью". И тогда я, войдя в образ старой Ахматовой, надменным, скрипучим голосом, выделяя твердое петербургское "г", почти шаржируя, прочитала: "Сжа-ла ру-ки под те-мной ву-алью". Сажусь на место. Бродский мне - тем же старым скрипучим голосом Ахматовой: "По-тря-са-юще..."
- Можно ли дружить в среде актеров?
- Да. У меня есть подруга Маквала Касрашвили, правда, она - не драматический актер, а сопрано из Большого театра.
- Как вы относитесь к своим врагам: по-христиански? Или даете сдачу?
- Никогда не давала сдачи, потому что всегда могу оправдать другого человека.
- По характеру - на экране и на сцене - вы из тех людей, которые на удар отвечают ударом!
- Это мои роли. Как раз по характеру это просто незамечаемо. Запросто отхожу в сторону.
- Ваши дневниковые записи тоже выдают крутой характер!
- А я ведь специально выбирала такие записи, чтобы у вас сложилось такое впечатление...
- А почему? Ведь читателю вашей книги в итоге не хватает тепла, сентиментальности...
- Зачем разрушать имидж?!
- В каких ваших ролях больше всего Демидовой и от Демидовой?
- Нет такой роли. Например, в моей любимой роли Раневской в "Вишневом саде", который поставил Эфрос, вообще нет меня ни на секунду. Но в то же время это я - со своей пластикой и своей скороговоркой речи. Но это не я.
- Какой плюс и минус вы бы отметили у актрисы Аллы Демидовой?
- Недостаток - лень, но она практически есть у всех актеров. А достоинство - терпение.
- Вы чувствуете сейчас свою востребованность временем, страной, зрителями?
- Я никогда не думала над этим. Я скорее прислушивалась к своей судьбе и чувствовала востребованность судьбы. По этой дороге всегда и шла.