В министерстве по чрезвычайным ситуациям РФ прошел день открытых дверей. После полуторачасовой экскурсии по штаб-квартире спасательного ведомства с читателями "РГ" встретился министр Сергей Шойгу.
Сергей Шойгу: Ну, гости, проходите, рассаживайтесь. Рад вас тут видеть, спасибо газете, хорошая идея. Вы видели наше министерство, где были? В Центре Управления в кризисных ситуациях МЧС были? Знаете теперь, что мы не только спасаем и ликвидируем последствия, но и большое внимание уделяем прогнозированию аварий и катастроф.
Российская газета: Сергей Кужугетович, в связи с этим - первый вопрос. Разрешите представиться: Александр, слушатель Дипакадемии МИД. Скажите, что ожидает в ближайшее время Россию? Катастрофа, которая была в Юго-Восточной Азии, потрясла всех...
Шойгу: Она не только потрясла. Она продолжает трясти. Если вы смотрите телевизор, то, наверное, видели, что 11 августа в Австралии выпал снег. И люди впервые его увидели. Это все признаки глобального изменения климата на планете. Что касается землетрясений и цунами, то наука еще не научилась давать краткосрочный прогноз, то есть - за дни, за часы до события. Сейчас, правда, создается система раннего предупреждения цунами. Мы принимаем участие в ее создании в Юго-Восточной Азии. У нас такая система есть на Дальнем Востоке. По решению президента мы приступили к созданию Национального центра управления в кризисных ситуациях.
Что касается землетрясений. До настоящего времени в нашей стране действовало пять систем сейсмонаблюдения - Система Министерства обороны РФ, созданная для контроля за испытанием ядерного оружия, системы Академии наук, Гидрометеобюро, Росстроя и наша. Они и продолжают действовать, но организационно теперь объединены в одну систему сейсмонаблюдения. Мы предполагаем до 2010 года закончить полностью модернизацию всей этой системы.
Какие ЧС мы ждем? На прошлой неделе мы получили довольно серьезный прогноз... Чтобы подчеркнуть его серьезность, думаю, достаточно сказать, что такой краткосрочный прогноз мы получили впервые за 15 лет, которые я возглавляю это ведомство. Прогноз по серьезному сейсмическому событию, на обычном языке - землетрясению, которое ожидается на Дальнем Востоке, на Камчатке. Для нас это крайне серьезный сигнал, поэтому мы начали проверять больницы, резервы по медикаментам, оснащенность наших сил, отрабатывать схемы реагирования. 7 сентября мы проведем там учения, проверим планы действий на случай, если ситуация пойдет согласно прогнозу.
РГ: А предупредить такие вещи можно? Что делает для этого государство?
Шойгу: Существует федеральная программа, которая называется "Сейсмозащита". Она заключается в проведении работ по укреплению зданий и сооружений в потенциально опасных регионах. Вы неспециалисты, поэтому, наверное, не знаете, но 18 лет назад у нас в стране поменялась балльность. Поменялась не просто так, потому что кто-то так захотел. Была проведена большая совместная работа специалистов Академии наук, Института физики земли, в результате которой у нас почти везде увеличилась балльность - примерно на два балла. То есть, если строили раньше с учетом возможных шести баллов, то теперь строят на восемь. Система мониторинга ситуации и контроля за ситуацией, созданная еще в Советском Союзе и усовершенствованная в наше время, пожалуй, является сегодня одной из лучших.
РГ: Меня зовут Анна, я студентка Московского педагогического университета. Мой вопрос об урагане в Калининградской области. Насколько мне известно, нечто подобное повторяется там практически каждое лето - сильные ливни, городские системы не справляются, город затапливает. У вас же существует система прогнозирования, тогда почему ничего не делается для того, чтобы как-то минимизировать ущерб?
Шойгу: Должен вам сказать, что Калининградская область по мере прохождения урагана получила штормовое предупреждение своевременно. Мы их предупредили за сутки, что такая ситуация возможна. И еще дополнительно за 12 часов. И естественно, тот, кто хотел услышать, тот услышал.
РГ: Вы считаете, что предупредить за сутки - достаточно?
Шойгу: Более чем! Существует отработанный алгоритм действий в таких ситуациях. Весь этот алгоритм действий, к сожалению, написан большими кровавыми буквами. Вот почему мы так ратуем за то, чтобы руководители, главы администраций, чиновники прошли обучение по управлению в кризисных и чрезвычайных ситуациях. Не хочу критиковать журналистов, но они к этой панике прикладывают довольно много сил. Особенно местные СМИ - потому что потом ведь поступает запрос на финансирование работ по ликвидации последствий стихии. Мы зря думаем, что у нас в стране такой бардак и никто ничем не управляет и никто ничего не делает. Два года назад, например, мы начали внедрять в жизнь большую программу по безопасности школ. Те учебные курсы, которые мы проводим, постоянные проверки, устранение недостатков - все это привело к тому, что у нас детей погибло в 2004-м по сравнению с 2003 годом в шесть раз меньше! Так что результаты работы есть. Другое дело, что они не могут нас удовлетворять. Даже когда гибнет один человек - это плохо.
РГ: Почему МЧС разрешают продавать под строительные магазины бомбоубежища и принадлежащие им сооружения?
Шойгу: Это заблуждение. МЧС никогда не продавало и не имеет права продавать объекты, входящие в систему гражданской защиты. Мы по привычке называем их "бомбоубежищами". Однако сегодня это целый комплекс инженерных сооружений, включающий в себя подвальные помещения, первые этажи зданий, горные выработки, тоннели. Защитные сооружения гражданской обороны являются объектами двойного назначения. Это закреплено законодательно. Поэтому в мирное время они могут использоваться в хозяйственных или коммерческих целях. Все это сделано для того, чтобы финансово окупить затраты по их содержанию. Однако при возникновении угрозы ЧС это - один из достаточно надежных способов защитить население. Все станции метрополитена, например, оборудованы соответствующими системами защиты, которые при возникновении ЧС в течение трех часов приводятся в полную готовность, и тогда станции метро можно использовать как убежища.
РГ: Светлана Контарчук, стажер коллегии адвокатов. Каким образом можно повысить ответственность чиновника за принимаемые решения, которые несут потенциальную угрозу безопасности?
Шойгу: Только страхование! Вот сгорел магазин в Ухте, погибли люди. Если бы страховая компания после всего случившегося оставила без трусов и башмаков хозяина этого магазина, голого выпустила бы на улицу, наказала бы и того инспектора пожарного надзора, который все это прозевал, тогда бы люди задумались - можно так здесь работать или нет? Строить в оползневой или сейсмоопасной зоне - или найти другое место? Мы привыкли, что за нас всегда думает государство. Мы не берем на себя ответственность за свои семьи, близких, имущество, в конце концов. Рынок - это, конечно, хорошо, есть возможность работать, зарабатывать, жить лучше. Но одновременно есть желание экономить на себестоимости. Самый прямой способ - убрать системы безопасности и подразделения, которые за это отвечают. К нам пачками идут письма: "Ваш надзор нас тут разоряет, ставит на колени. Это лучшее предприятие..." Начинаешь разбираться: ребята, так же не бывает! Не бывает, когда вы строите новый объект и применяете кровельный материал, утеплитель, который был на заводе двигателей на КамАЗе. И который сгорел за два часа! Или такой же утеплитель, который был на Чернобыльской АЭС. Это же менять надо. Если все это загорится - мало не покажется!
Пока у нас не появится нормальная страховая система, пока человек не будет этого понимать, ничего не получится. Вот в Читинской области лет 12-14 назад был такой бизнес: выделяли землю в затапливаемом районе. Владелец строит сарай на этой земле и страхует на определенную сумму. После потопа приходит, получает свои денежки - и привет. А если бы это была частная страховая компания, то они за такой бизнес бы с архитектора неустойку взяли: "Ты, золотенький, вот здесь подписался, землю выделил? - Я подписался. - Вот вам счет, мил человек. Да, компенсируйте, пожалуйста, нашей страховой компании ваши недоработки". Или просто страховать бы не стали - мол, риск повышенный. Долго отвечал, извините. Тема больная такая.
РГ: Разрешите, товарищ министр? Меня зовут Дмитрий Шаповалов, я юрисконсульт на заводе. Моя знакомая работает в противопожарной службе. Скажите, будет ли каким-то образом изменен статус пожарных в связи с административной реформой и передачей их на местные бюджеты?
Шойгу: Самый сложный вопрос. В связи с принятием 122-го Федерального закона произошло разграничение полномочий между Федеральной властью и властью субъектов. Теперь за местные пожары отвечают, естественно, местные власти, поэтому они должны создавать свои пожарные части. Но есть особо крупные пожары и особо опасные объекты, на которых сохраняются федеральные части, то есть те, которые содержатся за счет федерального бюджета. Сейчас территории должны принимать свои законы - о статусе службы территориальной, областной, краевой, местной. Но пока они этого не сделают, мы, естественно, продолжаем перечислять деньги, продолжаем финансировать эти службы. Согласно принятому постановлению правительства процедура передачи на местный бюджет будет проходить максимально безболезненно, в течение четырех лет.
А вообще наши пожарные молодцы! Очень опасная работа - к сожалению, гибнут наши ребята, в год порядка 27-30 человек. Но в то же время благородная. Мы вот с вами беседуем час, а знаете ли вы, что в среднем в час спасают 8 человек, 92 тысячи в год?
РГ: Я читал, что вы неоднократно выступали с инициативой создания международного корпуса спасателей. Есть ли такая структура сейчас? Если нет, то что мешает ее созданию?
Шойгу: Спасатели-то все согласны как раз. Главные наши противники - это бюрократические структуры в Евросоюзе, в Организации Объединенных Наций - там сидят дипломаты, требуют всякие бумаги, согласования. Они говорят: все ведь есть, что вам еще надо? Мы начинаем приводить конкретные примеры. Вот случилось землетрясение в Турции. Мы запрашиваем международную организацию - Управление по координации гуманитарных вопросов (УГКВ) ООН. Они должны объявить призыв на реагирование, а мы - ждать. Они говорят: все, ждите. В конце концов, мы выходим напрямую на наших турецких коллег. Они говорят: немедленно прилетайте, очень нужна ваша помощь, мы открыли для вас воздушный коридор. Мы прилетаем туда, отрабатываем, возвращаемся. И уже после того как мы вернулись, через неделю пришло подтверждение из ООН: да, можете лететь! И таких случаев много. Нас поддерживают в этом плане наши коллеги из Франции, Великобритании, Германии, Италии, США. Двигаемся к созданию международного корпуса спасателей, но медленно.
РГ: В министерстве есть своя психологическая служба. Я себе не представляю, чем можно помочь, как утешить человека, попавшего в катастрофу.
Шойгу: Дай бог, чтобы вы никогда себе этого не представляли! Но наши психологи находят такие слова... Они работали на землетрясениях, на терактах, успокаивали родных моряков с "Курска". Помимо этого они проводят психологическое тестирование всех поступающих в наши высшие учебные заведения.
Что самое тяжелое для писхологов? Это постстрессовая ситуация, когда самое страшное уже произошло, и теперь человека надо как-то выводить из этого состояния. На опознаниях очень тяжело работать. Особенно когда надо опознавать трупы с самолетов, да еще если он горел в воздухе... Всякое бывает - и обмороки, и прочие беды... Да мало ли примеров, когда необходимы психологи! Ну, вот было землетрясение на Сахалине. Под завалами находится девочка. Мы знаем, что как только мы ее освободим, она умрет. Ей отпущено 10-15 минут жизни. А рядом стоит мать. Как объяснить, что пока мы не поднимаем все эти панели - в таком состоянии ее жизнь продлится, может быть, на час-два. Конечно, тут нужны психологи.
Наши ребята-спасатели проходят психологическую подготовку, и им после работы, как правило, тоже требуется помощь. Поэтому тут трудно переоценить значение этой службы. Я раньше тоже предполагал, что мало чем можно утешить человека, но помочь ему в этой ситуации все равно можно и нужно.
РГ: Суркова Валентина Николаевна. Сейчас по телевизору показывают много фильмов-катастроф. Как вы считаете, вредно это или, может, наоборот, нас готовят к возможным ЧП? Можно ли сформировать таким образом другое отношение к возможным угрозам и к собственной безопасности?
Шойгу: Есть фильмы действительно про катастрофы. И фильмы, которые сделаны для того, чтобы воспитывать силу духа, для того, чтобы показать, как человек может бороться за свою жизнь и, не приведи Господи, если зритель попадет в такую ситуацию, чтобы у него было что-то там в памяти. Это один вид фильмов, и я считаю их полезными. Вы же не назовете плохим фильмом "Титаник", да? А ведь это фильм-катастрофа, и кончается все очень плохо. Но кино хорошее. Но есть фильмы, еще раз повторю, такие, в которых, такая безысходность, такой тупик, что возникает вопрос: куда я пришел? Зачем я пришел? Все равно все погибнут. После такого фильма остается только запасаться белыми простынями и изучать дорогу на кладбище. Это, конечно, неправильно, такие фильмы лично я стараюсь не смотреть. Что конкретно делает наше министерство? Мы обучаем население и специалистов. У нас 89 учебных центров по стране, учатся в них примерно 8 миллионов человек. Для школьников написали порядка 15 учебников с 1-го по 11-е классы. Ввели в расписание уроков предмет "Основа безопасности жизнедеятельности".
РГ: Константин Балаев из Санкт-Петербурга. Позвольте личный вопрос, как вы учились в школе? Кем вы планировали стать?
Шойгу: Учился по-разному, честно скажу. С одной стороны, учеба давалась довольно легко всегда. А с другой стороны, учиться было некогда. И когда наступал момент, что надо было довольно быстро подтянуться, то я две-три недели усиленно занимался, улучшал основные показатели и дальше опять возвращался к любимым спортивным играм, к улице. Много дрался... Родители пытались меня научить играть на инструменте в музыкальной школе. Вынес я это мучение, по-моему, два года или полтора...
РГ: Инструмент не вынес?
Шойгу: Да уж, таких мучений. Но я выучил два музыкальных произведения довольно серьезных - "На зеленом лугу" и "Маленькой елочке холодно зимой". Вот эти два, так сказать, нетленных произведения я играл очень резво, но дальше мои познания не пошли. Так вот, я очень много спортом занимался, был чемпионом республики по прыжкам в высоту, длину. Играл в гандбол, хоккей, бегал на лыжах. Что касается учебы в вузе, то вы удивитесь, но для меня не было ненавистнее предмета, чем гражданская оборона. Я просто терпеть не мог этот предмет, потому что вообще считал эти силы какими-то "журавлиными войсками". Я имею в виду, что они лишь смотрят в небо и ждут, когда упадет бомба. А когда это случится, они будут всех спасать. Но тем не менее последнее учебное заведение, академию, я закончил с отличием, с красным дипломом. А со временем пришло понимание, что силы гражданской обороны необходимы нашей стране и готовы они должны быть не только к войне, но и работать в мирное время, реагировать на различные чрезвычайные ситуации. Мы начали переучивать войска гражданской обороны и силы гражданской обороны для реагирования на задачи мирного времени. Во многом нас к этому подтолкнул Чернобыль. Почему? Может быть, вы не знаете, но в России чернобыльцев-ликвидаторов почти 200 тысяч, из них почти 57 тысяч инвалиды. Это довольно молодые люди, в пределах моего возраста. Почти 18 тысяч уже нет в живых. А ведь все от плохой оснащенности - людям приказано было ликвидировать аварию, и они выполняли эту задачу, а о них самих в то время никто не позаботился. Поэтому мы пытаемся сделать все, чтобы обучать население и наших сотрудников безопасным методам труда.
РГ: Какая роль собак в деятельности по спасению людей?
Шойгу: Есть новое оборудование, с помощью которого можно слышать, что происходит на глубине до шести метров. Это касается лавин, землетрясений. Но ни одно оборудование не заменит собак. Ни одно! Собака - это мало того, что друг человека, она еще и великолепный спасатель. У нас есть несколько кинологических центров. Есть превосходно обученные собаки-саперы. Мы в неделю находим и обезвреживаем до семи тысяч взрывоопасных предметов времен Великой Отечественной войны, пять-семь авиационных бомб. Наши специалисты проводили разминирование в разных странах - в Боснии и Герцеговине, Косово, Сербской Краине, Хорватии, на границе Ливии и так далее. Была и криминальная история, связанная с нашими собаками.
РГ: Как это?
Шойгу: Хотели купить наших собак во время работы в Югославии, хорошие деньги предлагали, порядка 40 тысяч долларов за собаку. Но когда мы не продали, конкуренты (а разминирование - это рынок, многие предлагают свои услуги и зарабатывают деньги) отравили собак, и мы вынуждены были отправлять к ним ветеринаров.
РГ: В "желтой прессе" много пишут о том, что МЧС работает с экстрасенсами. Это правда?
Шойгу: Действительно, поначалу, когда было образовано наше министерство, после каждой катастрофы объявлялось огромное количество экстрасенсов, которые говорили: "Если бы вы к нам обратились, мы могли бы вас предупредить..." Тогда совместно с нашим научным институтом при физтехе была создана лаборатория по изучению энергетики этих людей, специальные компьютерные программы обрабатывали их прогнозы в течение 1996-98 годов. Мы хотели посмотреть, насколько их предсказания совпадают с действительностью. Оказалось, что ни насколько. То есть процент настолько мал, что его можно назвать случайным. С тех пор мы экстрасенсов серьезно не рассматриваем. В течение уже нескольких лет Всероссийский центр мониторинга и прогнозирования МЧС готовит разного рода прогнозы.
РГ: Меня зовут Света Матюнина, мне 13 лет, я хочу стать спасателем. Куда мне идти после школы?
Шойгу: У нас две академии, два института, есть училище. В академии в Новогорске по просьбе таких же девочек, как ты, открыли группу для девочек. Конечно, я не хочу уподобляться вождю мирового пролетариата и призывать учиться, учиться и еще раз учиться. Но действительно, надо учиться, потому что, например, на первый курс академии мы принимаем 170 человек. В прошлом году поступало 67 медалистов, поступило 18. Это очень-очень хорошее учебное заведение. Там помимо высшего военного образования получают университетское гражданское образование и плюс примерно 14 специальностей, которые по жизни могут пригодиться. Это и водолазы, скалолазы, бульдозеристы, водители, крановщики - все, кто нам необходим в нашей работе.
РГ: Меня зовут Андрей, я студент четвертого курса журфака МГУ. Последний вопрос - о лете и отпусках. В последние годы август становится у нас самым кризисным месяцем: и дефолт, и теракты, пять лет было, как "Курск" затонул, в этом году - ЧП с батискафом. Не считаете ли вы этот месяц "особо опасным"? Может, вы специально не планируете свой личный отпуск в августе?
Шойгу: Знаете, по статистике, самое большое количество катастроф и всяких событий происходит в мае. В мае пик гибели людей по практически всем показателям. Да и у нас огромный объем работы - это подготовка к пропуску паводков. Так что для нас тяжелый месяц - май. Ну а в августе я в отпуск не хожу не потому, что это какой-то особенный месяц. Просто в это время охота закрыта.