Актеры сыграли спектакль на коленях
Но к сочинению собственного театра он приступил относительно недавно, когда не стало отца и матери, Натальи Крымовой, а вместе с ними - целого мира, принадлежавшего не только ему, но и русской культуре. И когда в "Школе драматического искусства" Анатолия Васильева появилась его первая работа "Недосказки", стало ясно, что родился уникальный театр художника, в котором изысканно и нежно пишется интимный дневник. В него входят на правах личных воспоминаний память о детстве и доме, а с ними - вся мировая культура, отечественная история и недавние политические события. Своего рода театр.doc. Только документальность его иного, фантазийного свойства, столь решительно отвергаемого "новой драмой".
По аналогии с фильмом Питера Гринуэя этот театр-дневник Крымова можно назвать Pillow Book, книгой сновидений и теней. Книгой ностальгии. Но если говорить о театре, то здесь у него, кажется, только один предшественник - польский художник и режиссер Тадеуш Кантор, сочинявший свои гениальные спектакли из собственной памяти и боли, из ностальгии и слез по ушедшим. Не случайно именно в эти дни в Центре им. Мейерхольда состоится уникальная ретроспектива, в которой можно увидеть классику европейского театра второй половины ХХ века - видеоверсии спектаклей "Велеполе, Велеполе" и "Умерший класс".
Важно и то, что театр Крымова родился из педагогического проекта: набрав собственный курс сценографии в ГИТИСе, Крымов привлек к сочинению театра студентов. Вместе они стали рефлексировать о природе театра вообще и русского театра в частности. Тени предков, смерть, похороны, фрагменты утраченного мира -все берут они с собой в путешествие, сочиняя "Недосказки" или "Трех сестер" по "Королю Лиру". Третьим их опусом стал "Донкий Хот", чье авторство приписывается Сэру Вантесу. Тип "безответственного" фантазирования, вольной ассоциативной игры Крымов тоже взял из прошлого - из опыта художественного и театральной альтернативы 80-х годов. Кажется, что, вернувшись в театр, он легко и непринужденно проигнорировал дух новейшего времени с его социальным прагматизмом. В его жесте читается первичный импульс театра, рожденного из погребальных и поминальных церемоний, из идеи воскрешения мертвых.
"Донкий Хот" Сэра Вантеса содержит минимальное количество текста: он состоит из фрагментов завещания Дон Кихота в книге Сервантеса, "Записок сумасшедшего" Гоголя и "Акта медицинского освидетельствования следственного заключенного Ювачева-Хармса Даниила Ивановича" врачами-психиатрами тюремной больницы на Арсенальной улице, д. 9 города Ленинграда.
Нежданно в него войдет еще один образ - Гулливера в стране лилипутов. Студенты, они же - актеры и создатели костюмов и кукол, весь спектакль играют на коленях, превратившись в карликов, чтобы двое, взгромоздившись друг на друга, превратились в длинного и тонкого Донкого Хота. Надев пальтишко и очки, закурив сигаретку, безумный идальго и поэт абсурда отправится по этапу, чтобы исчезнуть навсегда. Тень Кихота сопровождают карлики, детки из веласкесовских "Менин". Они его обряжают, расчленяют, проделывают с ним немыслимые цирковые манипуляции. Огромный скелет с острой бородкой искромсают за белой простыней, и эта несуразная тень внезапно напомнит об опытах Мейерхольда на Бородинской, о Пьеро, истекающем клюквенным соком.
Расчлененный и растасканный мировой культурой на множество мелких кусочков, Дон Кихот воскреснет в нелепой, подслеповатой фигуре великана - поэта русского авангарда, исчезнувшего в сталинском лагере. "Признан невменяемым, но по этапу идти может". Длинный - двое ввысь под огромным пальто - человечек умрет, и весь спектакль будет как похоронная и поминальная процессия. Уложив на пол, его покроют картонным покрывалом, нарисуют и вырежут из него фигуру, разрежут на части и, насадив на длинные шесты, взметнут к потолку, в небо. Как огромная птица или воздушный змей, вспорхнет его душа и полетит самолетом-истребителем, разбиваясь об окна и стены. В этот момент подхваченный скрипичным безумием Шнитке, выдуманный Крымовым Донкий Хот обретает значение нового мифа. В нем соединяется советский андеграунд 20-х и 80-х, все его убиенные и преждевременно умершие, сходство двух эпох, проявленное с такой очевидностью в ленинградской и московской альтернативе пред- и перестроечных времен, в спектаклях и исследованиях, журналах и параллельном кино.
Донкий Хот приникает к старому радиоприемнику, а из него торчит хвост и раздается ржание, на глазах рождая бессмертного коня поэтов - Пегаса? Росинанта?
По канату идет человечек, кукла - длинная фигурка в черном пальто. Это Донкий Хот, блоковско-мейерхольдовский Пьеро, Кихот и Даниил Хармс. Или, может быть, сам Дмитрий Крымов в трогательных круглых очках? Или другие тени вплывут в этот тонкий и Донкий Хот, и в его честь молодые студенты Крымова создадут погребальную процессию, из которой когда-то произошел театр.