Энтузиасты и пропагандисты классических ценностей вынуждены пробиваться к людям с той же нулевой точки, как русские дворяне ХIХ века, взвалившие на себя миссию народного просвещения. О проблемах филармонии, о современной концертной жизни, о музыкальном образовании и воспитании вкусов, о состоянии академической сферы музыки - эта беседа на "Деловом завтраке" в "РГ" руководителей Московской государственной академической филармонии. Наши собеседники - генеральный директор Алексей Шалашов и художественный руководитель, композитор, ректор Санкт-Петербургской консерватории Александр Чайковский.
"Гринпис" для Моцарта
РГ | Деятельность наших филармоний сегодня идет как бы вразрез с общей тенденцией, когда телерадиоэфир оккупирован попсой. Вырастают поколения, для которых язык академической музыки так же чужд и непонятен, как китайский. Есть ли принципиальная разница между тем, что происходит в России, и культурной ситуацией, скажем, в Берлине или Нью-Йорке?
Шалашов | В этом смысле Запад даже опережает нас. Любой житель Германии или Австрии подтвердит, что классическая музыка стала звучать в эфире неизмеримо меньше, чем раньше. Причина одна - общественный спрос.
Чайковский | Весной в Питере проходила международная конференция по Болонской конвенции, и я в своем выступлении сказал, что сегодня важнее обсуждать не то, как Россия должна протискиваться в Болонскую конвенцию, а как нам всем объединить усилия и спасать классическое искусство, в частности, музыку. И все выступавшие со мной согласились.
РГ | Ситуация, когда классическую музыку надо спасать, возникла впервые?
Чайковский | Думаю, об этом беспокоились всегда. Но такая проблема могла возникнуть только в XX веке с появлением телевидения, а также более совершенных и дешевых видов звукозаписи. Раньше, когда люди жили без ТВ и радио, они сами занимались музицированием: собирались в домашнем кругу, играли, устраивали концерты. Сегодня эта привычка утрачена. Поэтому на конференции, собравшей специалистов из консерваторий и университетов мира, выступавшие были обеспокоены тем, как катастрофически сужается "шагреневая кожа" классического искусства.
РГ | Получается, что мы обречены попасть в эту воронку, и скоро все забудут, кто такой Моцарт? Есть ли возможность противостоять этому?
Чайковский | Искусство может умереть только со смертью человечества. Другое дело, что многие государственные чиновники не понимают значения классики для сохранения самой жизни на земле. Не знаю, проводили ли параллели между нищетой в Африке, Южной Америке, Колумбии, Перу и тем фактом, что там отсутствует классическое академическое искусство? Я убежден, что здесь есть прямая связь: чем меньше классического искусства в стране, тем ниже уровень ее жизни. Сегодня классику надо охранять так, как "Гринпис" взялся охранять природу. Но без поддержки сверху, и прежде всего финансовой, это невозможно, потому что и здесь мы наталкиваемся на экономические интересы. В свое время цари и курфюрсты считали делом чести держать оркестр или оперный театр, хвалились друг перед другом музыкантами и поэтами. А сегодня принято хвастаться ракетами, заводами, на худой конец, футбольной командой. Искусство ушло на десятый план. Оно ведь не приносит таких доходов.
Станиславский в болонье
РГ | Проблема востребованности классической музыки - это не только вкусы слушателей, но и профессиональный уровень музыкантов. Что напрямую связано с образованием. Проводимая сегодня реформа высшего образования коснулась и узкой музыкантской сферы. В какую сторону развивается этот процесс?
Чайковский | Еще в прошлом году министерство образования размахивало перед нами Болонской конвенцией как дубиной. Творческие вузы возмутились, поскольку разрушать систему нашего образования, создававшуюся столетиями, дробить ее на двухуровневую: бакалавр-магистр - абсурдно. И только благодаря встречам деятелей культуры с президентом эта ситуация стала менее острой. Нельзя уничтожать результаты, достигнутые у нас со времен создания Петербургской и Московской консерваторий, образования студий Станиславского и Немировича-Данченко, балетной школы Вагановой. Это сложившиеся системы, которые дали миру все, чем теперь заграница пытается с нами же и конкурировать. Причем, крича о болонском процессе, каждый вуз на Западе старается сохранять свою специфику, свои особенности. У нас же, как всегда, решили рубить под тупой стандарт, что для творческих вузов особенно губительно. Сейчас мы договорились, что дипломник, заканчивающий консерваторию, имеет право получить звание бакалавра или магистра. Что верно, поскольку иностранцы, приезжающие к нам учиться, всегда просят: в дипломе должно быть написано слово магистр.
РГ | А как вы относитесь к практике, популярной среди наших студентов: получать дипломы одновременно в России и где-нибудь в Берлине, Лондоне, Любеке?
Чайковский | Я считаю это неверным. Если хочешь учиться за границей, учись за границей. Россиян там охотно принимают, потому что уровень их подготовки гораздо выше. Они учатся там, остаются жить и работать, а сюда приезжают сдавать экзамены. Но я не могу выпустить человека, зная, что он практически не учился здесь. Другое дело - академический отпуск. Моя студентка в прошлом году взяла академический отпуск и поехала на год в Геную, в консерваторию. Через полгода вернулась, сказала, что учиться ей там нечему.
РГ | Недавно принято решение о переведении детских музыкальных школ на хозрасчет. Плата за образование пока символическая - 150-200 рублей в месяц. Но даже такая сумма для людей, живущих в провинции, существенна. В случае же хозрасчетных отношений стоимость обучения увеличится в 2-3 раза, что лишит многих детей возможности заниматься музыкой.
Чайковский | То, что сделали с детскими музыкальными школами, это просто государственный вандализм. Не спросив никого, вывели музыкальное образование из ранга обязательного, дав ему статус дополнительного. Это катастрофа, потому что все это может действительно привести к уничтожению музыкальных школ.
РГ | Что делать?
Чайковский | Немедленно откатить все назад. Вернуть то, что было. Иначе лет через пять некому будет поступать в консерватории. А потом надо будет сокращать и музыкальные факультеты в вузах. Уже сейчас во многих провинциальных оркестрах некому играть. Приехал, например, директор Псковской филармонии и просит помочь: присылайте к нам хотя бы на ответственные концерты студентов, потому что в оркестре некому играть. В Псковское музыкальное училище на 40 мест в этом году подали всего 23 заявления. И из них - ни одного на струнные инструменты. Молодые люди не идут в музыкальные училища, сокращается контингент в музыкальных школах. Вот - результат реформы. Раньше, особенно в удаленных районах, детская музыкальная школа была очагом культуры. Дети занимались, играли на баянах, на пианино. Сейчас все это уничтожается. Даже в общеобразовательных школах исчезают уроки музыки и пения. Музыка планомерно вытесняется из общественного сознания.
РГ | Уникальность наших музыкальных школ состояла в том, что у любого ребенка был шанс стать профессиональным музыкантом.
Чайковский | Главное, что сокращение музыкальных школ ударит и по преподавателям. Это будет последний отток хороших педагогов из страны. Колоссальная эмиграция в последние двадцать лет страшно отразилась на нашей исполнительской школе. Мы потеряли связь времен. Уехал, скажем, Ростропович. И главная потеря даже не в том, что уехал он сам, а в том, что он был главой русской виолончельной школы, потрясающим, гениальным педагогом.
Шалашов | Еще в 70-е годы, когда я был студентом, Московская консерватория была музыкальной Меккой, со своей феноменальной атмосферой. Там существовали четыре кафедры скрипки: Ойстраха, Янкелевича, Когана и Цыганова! И у каждого из них работали выдающиеся педагоги-ассистенты. Но они ушли, и у многих из них до сих пор нет замены: за двадцать лет эмиграции талантливых педагогов и студентов нарушилась преемственность. Из поколения тридцатилетних, может, и выйдут хорошие педагоги, которые создадут свои школы. Но сегодня разрыв между поколениями достигает почти сорок лет.
Орфей в автомобиле
РГ | Люди, занимающиеся музыкой в эфире, постоянно ссылаются на рейтинги и явно недооценивают потенциальные возможности академической музыки. "Российская газета" на своих страницах полемизирует, в частности, с установками новых руководителей радио "Орфей", считающих, что музыку слушают в основном в автомобиле, и в эфир надо ставить только короткие, трехминутные произведения классики. И звучат теперь только отрывки из обрывков.
Чайковский | Это глупость. В той же Германии мы ездили на машине и как раз слушали станцию классической музыки. Передавали Шуберта - крупные формы, полностью.
РГ | Популяризируя классику, любой крупный город мира предлагает публике общедоступные концерты. Например, в Нью-Йорке симфонический оркестр играет в Центральном парке, концерты в Берлине собирают многотысячные аудитории. В Москве этого нет.
Чайковский | Единственный пример в Москве - выступления Валерия Гергиева с оркестром Мариинского театра на Поклонной горе 9 Мая. Ежегодно там собираются десятки тысяч людей, которые восторженно принимают эти концерты. Конечно, подобную практику надо расширять, но приходится думать, где в Москве это можно сделать безопасно и доступно.
Шалашов | Надо признать, что во всем мире академическая музыка проигрывает индустрии развлечений. Безусловно, можно обсуждать тысячи возможностей сохранения "среды обитания" для классического искусства. Многое здесь зависит от заказчика. Во времена Моцарта симфонии писались по заказу царствующих особ чаще, чем в советские времена для Сталина. А сегодня мы уже говорим об опасности, нависшей над концертным рынком, потому что государство передает функции заказчика регионам. Собираясь на совещаниях, директора филармоний из регионов - иногда с опаской, а иногда с ужасом - рассказывают о том, как их губернаторы представляют себе академическую сферу. Именно поэтому мы придаем большое значение экспертному совету Московской филармонии, цель которого - разработать форму взаимоотношений между заказчиком, будь то государство, муниципалитет или спонсор, и реальной концертной жизнью. Кроме того, надо уметь использовать понятие статусности классической музыки. В европейских странах престижно ходить не на рок-стадионы, а на академические концерты. Престижно на юбилей завода, учреждения, корпорации приглашать великих музыкантов, известный оркестр, слушать Бетховена...
РГ | А часто гостями филармонии часто бывают высокие государственные чины?
Шалашов | Часто, но дело даже не в этом. В отличие от Запада, у нас чем человек влиятельнее и богаче, тем меньше он склонен платить за билет. Он считает естественным попасть на концерт по контрамарке или по приглашению. А если не получает такой возможности, оскорбляется. На Западе, где мне приходилось устраивать концерты наших солистов, я выкупал за свои деньги билеты для приглашенных влиятельных людей, и меня всегда с удивлением спрашивали: зачем?! Там нет этой проблемы: человек благодарен просто за то, что его пригласили и оставили в кассе билеты.
РГ | Как создать сегодня благоприятную среду вокруг филармонии?
Чайковский | Культуру должно поддерживать государство. Это вопрос государственного менталитета.
Шалашов | У нас есть традиционные способы формирования и расширения аудитории. Это, к примеру, детские концерты. В прошлом году 205 тысяч детей в школах послушали наши филармонические концерты. И после этих концертов мы собрали невероятно трогательные детские сочинения.
Чайковский | Одна девочка так написала: "Я слушала музыку, и сердце мое переполнялось чувствами". Это значит, у ребенка на всю жизнь что-то зародилось, щелкнуло в душе. Пройдет много лет, он вырастет, будет заниматься своими делами, но щелчок сработает: человек все равно придет на концерт. Нам бы хотелось, чтобы таких импульсов было больше.
Музыкальная бухгалтерия
РГ | Как можно достичь успеха в финансово "неприбыльной" академической концертной сфере?
Шалашов | Нужно уметь соединять планирование творческое и экономическое. Конечно, для этого нужен особый талант, знания, связи с исполнительскими кругами, личный авторитет и масса других качеств. В филармонии такие менеджеры появились.
РГ | Откуда они взялись и как справляются с заведомо убыточными проектами - например, концертами современной музыки?
Шалашов | Мы сами готовим кадры. А как работать с убыточными проектами - это для нас важный аспект. Один из наиболее распространенных конфликтов в театре или филармонии - конфликт между художественным руководителем и директором. Режиссер поставил спектакль, а директор снял его, потому что спектакль не кассовый. Идет настоящая война, конфликты выносят на уровень городских властей. В нашем случае это исключено. Мы заказываем своим продюсерским группам проект, и если он не кассовый, значит, в него изначально закладывается дотация. Например, в ноябре начнется абонемент Геннадия Рождественского, включающий малоизвестную и современную музыку. Посещаемость абонемента очень высокая, а начинали его три года назад с низкого старта. Но даже сегодня этот проект дотируется. Можно, скажем, поднять волну, потребовать от министерства культуры деньги и сделать 151-й фестиваль современной музыки: навалить туда новые произведения, замечательно исполнить, но широкая публика не придет. Мы решили внедрять такую музыку дозированно, день за днем, планомерно соединяя с популярной классикой, с известными статусными исполнителями, на которых слушатели обязательно придут.
РГ | В этой практике вы ориентировались на работу западных филармоний?
Шалашов | Все придумано нами и прописано в наших документах: кто, как, зачем и сколько стоит, кто, за что и сколько получает. Это чисто российская технология.
РГ | По такой технологии могут работать другие филармонии?
Шалашов | Cтоличные концертные залы во всем мире живут по другим законам, нежели провинциальные. Деятельность Берлинской или Мюнхенской филармонии отличается от работы концертного зала в каком-нибудь небольшом городе Германии. Хотя во многих городах есть свои оркестры и выступают известные исполнители, залы там работают по принципу многофункциональности и включают не только программы академической музыки. Люди съезжаются на концерты со всей округи. У них ведь нет таких транспортных проблем, как в Москве, когда человек, уставший после работы, не успевает заехать домой - отдохнуть, переодеться, поесть. А назавтра еще на работу добираться надо.
Чайковский | У нас еще во времена Советского Союза на периферии работали несколько знаменитых директоров филармоний и оперных театров. В 60-е годы в Перми был гениальный директор оперы, у которого все билеты на спектакли распродавались месяца на три вперед. Что он сделал? На первый взгляд, простые, даже элементарные вещи. Организовал автобусы и такси к концу спектакля, что дало приток зрителей с окраин, и ввел абонементы в театр, которые распространялись на заводах. Зал механически наполнился, а дальше уже пошла раскрутка престижности такого похода в театр.
РГ | Получается, личность руководителя определяет все?
Шалашов | Это ключевая фигура для развития нашей сферы - организатор. Не посредник, а именно организатор. На последнем съезде директоров филармоний России я выступил с инициативой провозглашения хартии, создающей систему взаимных обязательств в нашей сфере: между организатором, артистом и публикой. Прогрессивные руководители филармоний постоянно ищут новые формы привлечения публики: комбинируют программы, соединяют разные жанры, делают рекламу. Иногда и от размера шрифта на афише зависит успех проекта. Конечно, я не говорю, что надо отказываться от спонсоров или от государственной поддержки. Но раньше была другая крайность. Решали наверху, что такой-то артист сыграет столько-то концертов в таких-то городах. А публика об этом даже не догадывалась, никакой информации не было, и билеты не продавались. Бывало, что выдающиеся исполнители отправлялись на гастроли по России, а их встречали на вокзале и говорили: давайте, мы вам штампик поставим, как будто все состоялось. Рассказывают, как Ростропович приехал в какой-то город, а в зале два или три человека. И вахтер ему сказал: когда доиграете, закройте за собой двери.
Звезды без фабрики
Читатели "РГ"
В Московской филармонии есть абонемент ансамбля Игоря Моисеева. Не кажется ли вам, что популярность этого коллектива упала в последнее время?
Шалашов | Я так не считаю. Конечно, лет тридцать назад во время выступлений ансамбля зал охраняла конная милиция, то это не может быть показателем. В те годы ансамбль Моисеева почти не выступал в России, гастролируя за рубежом, поэтому попасть на концерты было сложно. Теперь он выступает в Москве регулярно, не реже двух раз в месяц, поэтому аншлагов нет.
Вопрос от читателя "РГ"
Александр Владимирович Чайковский в нынешнем сезоне будет отмечать юбилей. Какую программу вы готовите?
Чайковский | В феврале будут авторские концерты в залах Московской и Питерской консерваторий. В декабре хотелось бы сыграть московскую премьеру одного из последних моих сочинений под названием "Русский реквием", написанного к 60-летию Победы. Но никаких пышных торжеств не хочу. 10 лет назад, когда мне исполнялось 50, я остался дома один и работал. И это был лучший день рождения в моей жизни. Сейчас у меня тоже много работы: есть предложения по написанию комической оперы о трех мушкетерах, балета на сюжет "Эсмеральды". Пишу музыку к 12-серийной документальной "Антологии русского кино", съемки которой завершатся в следующем году. Этим фильмом очень интересуются на Западе, вплоть до библиотеки конгресса США.
РГ | Почему в России спонсорство академической сферы музыки до сих пор не стало нормой?
Шалашов | Нужна мотивация. Чтобы спонсорство стало делом престижным, нужна помощь властных структур - они определяют приоритеты для спонсорства. В Америке, например, для богатого человека считается неприличным не помогать культурным проектам. У нас такая психологическая установка пока не выработана. Кроме того, в академической сфере не работает механизм "фабрики звезд": нельзя же пригласить с улицы случайных людей и вывести их на сцену Большого зала консерватории. Сюда приходят другие люди, нежели на концерты попсы, и их не удовлетворит просто эффектный антураж. Наконец, упала сама престижность филармонического брэнда. В общественном сознании филармония - это что-то образовательное, скучное, дешевое. Мы всеми силами стараемся поправить ситуацию, вкладываем в это немалые средства. И в этом году начали формировать Попечительский совет и Общество друзей. Мы не просим, не жалуемся, что нам плохо и нас нужно спасать. Наоборот, мы говорим, что все хорошо, и у нас есть такие программы, которые вы нигде больше не услышите. Поэтому приходите, участвуйте в проектах! А мы, исходя из наших возможностей и представлений, сделаем для популяризации классической музыки все, что возможно.