Российская газета | Александр Порфирьевич, парламентское расследование близится к завершению. Как глава комиссии вы выяснили для себя, кто из чиновников и целых ведомств конкретно виноват в случившемся?
Александр Торшин | Вина за самый кровопролитный теракт в российской истории лежит на террористах. Исполнители уничтожены. Но главные убийцы - заказчики и организаторы - еще ходят по земле. И мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы они ответили за свои злодейства. Точка. Забывать об этом не надо, как не надо смещать акценты и передергивать факты. А то уже дошло до того, что про террористов никто и не вспоминает. Как будто они 1 сентября пришли в школу не с оружием и взрывчаткой, а с цветами на День знаний. Если разговор сегодня заходит о виновных, то их ищут только среди силовых ведомств.
РГ | Вина террористов очевидна, но только ли их?
Торшин | Нет, конечно, и это прозвучало в частности, в докладе Кесаева, который возглавлял североосетинскую парламентскую комиссию по расследованию теракта. Раз погибло столько детей, то вина власти безусловна.
РГ | За противодействие терроризму отвечают конкретные силовые структуры.
Торшин | У нас есть вертикаль власти, но нет вертикали исполнения нормативных актов. 24-го августа 2004 года, если я не ошибаюсь, Нургалиев дал телеграмму: <Обеспечить День знаний усилением>, и 31-го Чекалин продублировал ее: <Обеспечить охрану...>. Результат - одна из телеграмм вообще до Правобережного РОВД не дошла. Нет ее, как будто не было. А в результате обе схемы охраны школы не выполнены.
По одной схеме школу должны были охранять 5 человек, по другой - 4. Вышли два человека, и то один где-то болтался. После дал показания, что расстрелял две обоймы и побежал за подмогой. Лукавит, наверное. Или стрелять не умеет. В результате оказалось, что охрану школы осуществляла одна женщина-милиционер, которая туда пришла без пистолета и попала в заложники.
РГ | Кто же тогда стрелял по террористам в первые минуты захвата?
Торшин | Стрелял один парень не из робкого десятка, который оказался там совершенно случайно. Он из оперсостава, был на больничном, но взял с собой пистолет. Во время захвата просто проходил мимо.
РГ | Хорошая привычка ходить с оружием.
Торшин | Я как-то поднял эту тему в одной из телепрограмм, предложил: дайте возможность офицерам запаса носить табельное оружие. Но многие считают, что нельзя.
РГ | Скажите, перед вами как перед руководителем комиссии и перед комиссией в целом стоит дилемма - обнародовать в будущем докладе истину или не навредить? Понимаете, о чем я говорю?
Торшин | Понимаю. Мы заинтересованы в правде. Но какой? Поясню, мы могли бы не работать с огнеметами. Для этого есть прокуратура и следствие. Работа комиссии заключается в анализе причин и выработке рекомендаций, чтобы подобной трагедии не повторилось. В этом наша задача и одновременно самое слабое место.
Ведь посмотрите, 13 сентября 2004 года президент РФ издал указ, в котором четыре конкретных порученческих пункта по усилению борьбы с терроризмом. Как вы думаете, сколько из этих пунктов выполнено на сегодняшний день? Полностью - ни одного. Так что мы хотим тогда от этих выводов?
РГ | И все же общество ждет, что комиссия назовет конкретных виновных.
Торшин | Почему общество так заинтересовано в наказании виновных чиновников, а не аресте, скажем, заказчиков и организаторов теракта? Басаев-то еще на свободе, и неизвестно, не планирует ли он новое злодеяние. Вот какие претензии следовало бы предъявлять к силовикам, хотя объективно поимка главарей террористов всегда очень сложна. Сколько американцы уже ловят бен Ладена, но пока безрезультатно.
Кроме того, я не согласен с точкой зрения, что никто не наказан. Уволен министр внутренних дел республики Казбек Дзантиев, начальник УФСБ Валерий Андреев. Уволен заместитель директора Владимир Анисимов. Скоро будут судить осетинских и ингушских милиционеров за халатность. А сколько еще тихих отставок в недрах спецслужб, о которых мы не знаем. Еще целый ряд людей пониже рангом тоже были наказаны.
РГ | Как вы думаете, последуют ли еще наказания и отставки после опубликования итогового доклада комиссии?
Торшин | Это прерогатива Верховного главнокомандующего. Хотя произошедшее - совсем не черно-белая картинка. Вот матери Беслана говорят, что по школе стреляли танки, огнеметы... Но разве отцы Беслана по школе не стреляли? Стреляли. Жители города, которых называют ополченцами, тоже вели огонь по школе, хотя они говорят: "Нет, мы стреляли по террористам". Да, но ведь, как говорят, пуля дура, она могла попасть не только в террористов, но и в детей, спецназовцев...
Или вопрос с огнеметами. Давайте раз и навсегда снимем его. 21 сентября члены комиссии впервые приехали в Беслан. И уже 22-го в Беслане мы запротоколировали шесть контейнеров от огнеметов. Копия этого протокола у меня есть. Пускай кто что хочет говорит, хотя меня это первенство не радует. И мы сразу поставили вопрос так, что мы это скрывать не будем.
РГ | Каким образом будет обнародован доклад комиссии? Вы выйдете на трибуну, зачитаете, опубликуете его в "Российской газете" или передадите в информагентство? Как это будет?
Торшин | После того как текст доклада будет подписан всеми членами комиссии, он может быть опубликован в том числе и в "Российской газете".
РГ | Решение о публикации доклада будет только за комиссией?
Торшин | Да.
РГ | Много говорилось, что члены комиссии должны провести отдельную встречу с президентом.
Торшин | Мы намерены встретиться с президентом. Но сделаем это, когда работа комиссии будет почти закончена, чтобы идти, когда будут на руках все результаты и выводы.
РГ | А почему работа комиссии носит изначально закрытый характер? Вы боитесь утечки информации или правды?
Торшин | Закрытый характер работы комиссии полностью себя оправдал. Комиссия работает с версиями. Версий прошло через комиссию огромное количество. В том числе и тех, которые могли бы вызвать социальный взрыв с непредсказуемыми последствиями. А потом если бы версия не подтвердилась, поздно было бы говорить, мол, извините, мы ошиблись.
РГ | Какого объема будет доклад?
Торшин | Сейчас у нас порядка 280 страниц.
РГ | А вы не лукавите, когда говорите, что, мол, надо дождаться результатов трех недостающих экспертиз и только тогда публиковать доклад? Ведь прокуратура назначила их, насколько известно, только после жалоб матерей Беслана президенту, то есть через год после трагедии. Что можно найти через такое время, тем более что тогда ваши выводы гарантированно совпадут с версией прокуратуры?
Торшин | Лучше поздно провести экспертизы, чем никогда, тем более что проводят их не в прокуратуре. Комплексная ситуационная экспертиза делается группой независимых экспертов. Комплексная пожаро-техническая и взрыво-техническая выполняется министерством юстиции. Я видел этих экспертов. Вряд ли на них можно повлиять. Ребята честные. На прошлом заседании был просто серьезнейший конфликт между экспертами минюста и представителями Генпрокуратуры. Эксперт говорит свое, Генпрокуратура - свое.
РГ | Можно предсказать, что всех результаты вашей работы не удовлетворят. И в любом случае вы окажетесь под жесточайшим напором критики, независимо от выводов комиссии.
Торшин | Безусловно. По докладу американской комиссии 9/11, расследовавшей теракт 11 сентября, было немало отрицательных заключений. Теперь что касается критики и критиков. Дело в том, что мы все заседания ведем под запись. Видеозапись. Для потомков останется много интересного. Кто что рассказывал, какие показания давал. А всего нам дали показания около 80 официальных лиц, некоторых из них по два раза опрашивали.
РГ | Вы считаете, там есть и их вина?
Торшин | Я имел в виду другое. Я о том, что черно-белых картинок не бывает. В Израиле на похоронах великого человека Симона Розенталя я поговорил с официальными спецслужбами Израиля. Получил интересные комментарии. Вот, например, были упреки, что в Беслане не велись переговоры с бандитами. Мол, вот, помните, как Черномырдин в Буденновске... А мне израильские офицеры говорят: вы что, с ума сошли? С террористами вообще разговаривать нельзя. Ведь в этом квинтэссенция терроризма - шантаж смертью. Любая уступка рождает новые теракты и так до конца, пока террористы не добьются своих целей. Буденновск и Комсомольское породили Хасавюрт. Поэтому у израильтян принцип - руки вверх или огонь на поражение.
Потом спрашивают: сколько у вас процентов заложников погибло? Я говорю - 27. Вы бы видели их реакцию. О! Награждать надо. Я растерялся, кого? Ведь наши 27 процентов погибших - это 318 человек, большинство из которых дети! Выясняется, что, по мнению западных спецслужб, при любой террористической акции закладывается количество потерь - сто процентов и любая операция, при которой гибнут меньше 30 процентов заложников, считается успешной. Это мировая практика.
РГ | Проблема заключается в том, что российское и израильское - это два разных общества.
Торшин | Хотя живем в одинаковых ситуациях. Беда в том, что весь мир быстро делает выводы из своих бед, а мы - нет. Я категорически не согласен с высказываниями, что после Беслана мы проснулись в другой стране. Мы как спали в той стране, так и остались, и нападение на Нальчик - печальное тому подтверждение.
РГ | Вы неоднократно заявляли, что на комиссию нет никакого давления.
Торшин | И сейчас могу заявить то же самое. Что за все это время - год и три месяца - не было ни одного звонка, ни одного вопроса. Даже президент ни разу не высказался относительно работы комиссии.
РГ | Что вас лично в ходе расследования больше всего удовлетворило в работе комиссии?
Торшин | Что расследование комиссии не превратилось в политический базар. А еще я горжусь чисто по-человечески, что мы старались помочь жителям Беслана чем могли в первые, самые трудные дни, в их безутешном горе. Мы просто встречались с родственниками погибших по 14-16 часов в день. И конечно, мы в долгу перед этими людьми. Все вопросы, которые их гложут, все их пожелания к властям мы обязательно постараемся донести в своем итоговом докладе.
РГ | Александр Порфирьевич, в Совете Федерации вы курируете Северный Кавказ. Не раз доводилось слышать, что нужен специальный закон о Кавказе. Нужно ли какое-то особое законодательство для этого региона?
Торшин | Если коротко, то нужно.
РГ | Что это за закон и каким он должен быть?
Мы все заседания ведем под запись. Видеозапись. Для потомков останется много интересного
Торшин | Он должен быть для Северного Кавказа. Вот только мы еще сами толком не понимаем, что такое Северный Кавказ, где он начинается и заканчивается. Дагестан - это Северный Кавказ. А Ставропольский край? Часть Северного Кавказа? Надо четко определить географические границы и одновременно понять, что мы хотим от Северного Кавказа. Я совершенно согласен с утверждением, что Россия будет прирастать Сибирью и Дальним Востоком, но расти богатство будет на Юге. Как очень правильно говорил в известном фильме товарищ Саахов: Кавказ - это кузница, здравница и житница. Эти слова остаются не только правильными, но и очень актуальными до сегодняшнего дня.
РГ | Правда, судя по дотационности, это бедный регион...
Торшин | Вот это-то и удивительно. Но что такое бедность для Северного Кавказа? Если смотреть по собираемости налогов и уровню безработицы, то да, бедный. Но вот самый большой объем в стране меняемой наличной валюты - это Дагестан. Самый высокий уровень жилищного строительства - тоже Дагестан. Самое большое количество иномарок на 100 тысяч населения - тоже там.
РГ | Это связано с криминалом?
Торшин | Конечно. Невольно приходится признать, что там вовсю процветает теневой сектор экономики. И дотационные деньги из федерального бюджета уходят, к сожалению, и туда тоже.
Если президент республики говорит, что у него 80 процентов безработных, то это вопрос к нему. А не к ситуации в регионе. Почему у тебя все есть: земля, солнце, вода, масса свободных рук, и у тебя ничего не работает? Интересное дело, как так?
РГ | Тем не менее федеральный центр сейчас предпочитает давать туда приличные деньги. На ваш взгляд, это правильная позиция?
Торшин | Совершенно неправильная. Ситуация в регионе не улучшается. Это позиция тупиковая. Что я имею в виду? Необходим комплексный план развития Северо-Кавказского региона, утвержденный на уровне закона. У нас есть бюджет Российской Федерации, который утверждается в виде закона. Давайте в виде закона утвердим и комплексный план развития Северного Кавказа.
РГ | Но у нас есть план, целый национальный проект, который так и называется - "Юг России".
Торшин | Программа "Юг России" - это моя субъективная точка зрения, не программа вовсе, а перечень "хороших дел" и отдельных инвестиционных проектов. Концептуальных стратегий там нет. А главное, все это не завязано в единый комплекс.
Бюджетное планирование в целом по России страдает одним серьезнейшим недостатком. Нет взаимоувязки конкретных задач. Например, в области сельского хозяйства есть лозунг - увеличить поголовье крупного рогатого скота и избавиться от импорта мяса из других стран. Сказать сказали. Деньги выдали. Дальше что? Надо посмотреть, где это развивать можно, а где это развивать нельзя. Где у нас скотина жить не будет, да и людей уже нет, чтобы там ее разводить, и, наоборот, бюджетные деньги выделять туда, где наиболее оптимальные условия для развития животноводства.
РГ | В ведущих капиталистических странах давно наряду с рынком есть планирование.
Торшин | В условиях рыночной экономики, конечно, тяжелее, чем в условиях плановой строить определенные планы по размещению производительных сил. Но потребность в этом есть, чтобы отдача от государственных проектов была максимально эффективной. Смотрите, большое количество людей, живущих в северных регионах России, нуждается в ежегодном отдыхе. А на Северном Кавказе есть все условия для создания курортов, которые могут быть ничуть не хуже зарубежных. По законам рынка, гражданам России должно быть выгоднее отдыхать на собственных курортах, но мы упорно летаем летом в Турцию, Египет, а зимой в Швейцарию и Андорру.
РГ | Надо сделать так, чтобы курорты Дагестана и Чечни были бы дешевле Турции и Швейцарии.
Торшин | Это понимают все. Но порой выгоднее воровать бюджетные деньги, чем строить. Или начинают вкладывать деньги в мертвые проекты. Вот уже несколько лет как восстановили ТЭЦ в чеченском городе Аргуне, а тепло от нее никому не нужно. Планировали подавать пар на местный мясокомбинат, но его так и не построили. Даже если его запустить, у него сырья не будет, потому что с соседними республиками по мясопродуктам конкуренция дикая. Зато там же, в Чечне, строят сахарный завод. Так это вообще авантюра, потому что его восстановили, даже не поинтересовавшись, что чеченцы давно сахарной свеклы не выращивают. Ее ввозить приходится.
А почему нет в Чечне домостроительного комбината? Он же нужен, надо же восстанавливать Грозный, но на его постройку нет денег. Должны быть предусмотрены жесткие санкции за экономические просчеты.
РГ | Полпред президента Дмитрий Козак предлагает вводить в дотационных регионах внешнее управление.
Торшин | Идея внешнего экономического управления была выдвинута года три назад Сергеем Кириенко, хотя именно Козаку сейчас достаются все шишки за это в виде жесткой критики от региональных лидеров. Это ведь не от хорошей жизни придумано. Просто экономическая ситуация в северокавказских республиках настолько критична, особенно в смысле коррупции, что внешнее управление как самую крайнюю меру вводить, конечно, целесообразно.
РГ | Тогда и во всей стране надо вводить внешнее управление, потому что в России коррумпировано все.
Торшин | Борьба с коррупцией ведется пока недостаточно системно. Но если в отдельных регионах взяточников все же ловят, то в Ингушетии, например, за 2004 год статистика свидетельствует: ни одного возбужденного уголовного дела по коррупции. Словно там ее вообще нет.
РГ | То есть вы поддерживаете предложение Козака о внешнем управлении?
Торшин | Поддерживаю.
РГ | Именно в жестком варианте Козака или в смягченном, который на днях предложили сами региональные лидеры? В их трактовке закона должно быть не внешнее управление, а просто из федерального центра приедет человек, финансист, который будет параллельно действовать с лидером региона, а после того как регион выберется из долгов, уедет...
Торшин | Я поддерживаю Козака. Командировки финансовых консультантов, помощников, наблюдателей неэффективны. Что касается денег бюджета, там их есть кому контролировать - Федеральное казначейство, Счетная палата... А вот если региональные лидеры будут знать, что могут лишиться власти, если будут неэффективно хозяйствовать - это уже серьезно и действенно.
РГ | Вы сами для себя, наверное, отвечали на вопрос, как можно эффективно хозяйствовать на Кавказе? Что должно быть основное?
Торшин | На Кавказе должен быть комплекс мер по развитию экономики. Как только мы начинаем говорить о частных проблемах, то неизбежно натыкаемся на общие. Приведу в пример проблему курортов Адыгеи и Краснодарского края. Природные условия идеальные, а административные барьеры не дают развиваться экономике, потому что горнолыжные трассы спуска - на территории Адыгеи, а сами горнолыжные базы можно построить только внизу, а это уже территория Краснодарского края. То есть туристический комплекс Краснодарский край - Адыгея заработает, если соединить трассы и базы в одно целое. Но административно-территориальные препоны не дают этого сделать. В результате туристическая индустрия не работает, накапливается социальная напряженность, растет преступность и экстремистские настроения.
Попытались предложить объединить два региона и чуть не получили социальный взрыв. А все потому, что мы себя в России сегодня идентифицируем прежде всего по национальному и конфессиональному признакам. Если спрашивать человека, кто ты, он ответит, что адыг, татарин или русский. Потом может сказать - православный или мусульманин, и лишь с третьей попытки может вспомнить, что он просто гражданин России.
РГ | Но как можно решить проблему Северного Кавказа без межнациональных отношений?
Торшин | Вообще-то сосуществование многочисленных наций и народностей на территории России - это наше конкурентное преимущество перед другими странами. Эти качества во времена Советского Союза были громадным плюсом. Сколько у нас в стране национальных диаспор, с помощью которых мы могли бы влиять на процессы в их государствах. Была бы нормальная работа, например, с выходцами из Грузии здесь в России, многих проблемных вопросов с Грузией удалось бы избежать. Но мы свое конкурентное преимущество никак не конвертируем в реальную пользу. Наоборот, могучий плюс превратился в не менее могучий минус. Была у нас страна многонациональная, да перешла в другое качество - межнациональное. Если не будет комфортного проживания различных наций на одной территории, может случиться большая беда.
РГ | А такая опасность как раз и есть.
Торшин | Потому что мы межнациональные отношения сейчас низвели до уровня трудовых мигрантов. Вообще, хочется иногда сказать: да отстаньте от босяков этих, которые цемент таскают. Чего привязались? На самом деле от них, трудовых мигрантов, меньше всего неприятностей. У нас неприятности от других. Поискали бы лучше наркокурьеров.
Когда будет целенаправленная работа по укреплению дружбы наций и народностей, по созданию общества, когда все мы - прежде всего граждане России, а уж потом татары, башкиры, марийцы и прочие, вот тогда можно будет говорить о каком-то прогрессе в национальном вопросе.
РГ | Национальный вопрос сейчас не слишком популярен среди российских политиков.
Торшин | Объяснение очень простое. Межнациональные отношения - это настолько хлопотная и неблагодарная работа, что кроме неприятностей от нее ничего не получишь. Это не нефть, не алюминий, не сельское хозяйство - ни денег, ни карьеры не сделаешь. Министров по делам национальностей меняли раз в год, пока вообще не ликвидировали само министерство.
РГ | А что по этому поводу думает президент?
Торшин | 7 декабря состоялась встреча руководства Совета Федерации с Владимиром Путиным. Президент поддержал нашу инициативу по национальным проблемам, с которой выступил председатель Совета Федерации Сергей Миронов. В 2006 году будет создана своего рода "площадка" для решения межнациональных проблем на основе Совета Федерации и Совета законодателей. В Совет законодателей входят председатели всех региональных парламентов, которые, кстати, представляют 22 национальности. В Совете Федерации также представлены известные политики из всех регионов. Вместе мы представляем собой голос и интересы большинства национальностей Российской Федерации.
РГ | Вернемся к Северному Кавказу. Насколько сегодня опасна ситуация в этом регионе?
Торшин | Да о чем тут рассуждать. Кавказ - это тот ящик с динамитом, который может в любой момент рвануть. Забудем про царскую Россию, обратимся к новейшей российской истории. Развал СССР как многонационального государства начался с Нагорного Карабаха - выпустили джинна из бутылки. Затем война в Абхазии, осетино-ингушский конфликт 1992 года. На национальном вопросе и религиозном фанатизме стали активно паразитировать террористы, мы пережили чеченскую кампанию 1994 года, нападение на Дагестан, вторую контртеррористическую операцию в Чечне. Мы почти выбили террористическую заразу из Чечни, но она расползлась по всему Кавказу - соседним республикам Ингушетии, Дагестану, Карачаево-Черкесии.
Почему террористы захватили школу N1 в Беслане? У организаторов этого чудовищного кровопролития была одна из главных целей, если не самая главная, - спровоцировать новый межнациональный конфликт между осетинами и ингушами. Их замысел не удался благодаря выдержке родственников погибших. Нашей парламентской комиссии со своей стороны также стоило огромных усилий, чтобы не допустить вспышки кровной вражды между народами-соседями. Если мы не будем заниматься решением межнациональных проблем сегодня, то потом будем расхлебывать последствия межнациональных конфликтов. У нас немало таких тлеющих огоньков и немало желающих разжечь огонь.
РГ | Нередко раздаются высказывания типа: а нужен ли нам вообще Северный Кавказ? Взять и отделить Чечню, если они так хотят независимости, и будем жить нормально. Вы поддерживаете такую точку зрения?
Торшин | Конечно, нет. Во-первых, если брать Чечню, то чеченцы на всенародном референдуме проголосовали в пользу России, и отделяться там хотят единицы. Во-вторых, мы, конечно, богатые, но чтобы разбрасываться территориями? Северный Кавказ - это жемчужина. Там есть все - металлы, нефть, профессиональные людские ресурсы, промышленная инфраструктура, великолепный климат, теплые моря. В-третьих, отрезая Северный Кавказ, мы получим, грубо говоря, еще одного бедного родственника. Все равно они от нас никуда не уйдут. Пример Грузии перед глазами. Большой забор мы построить не сумеем. А их экономика и сейчас загнанная, все равно будет ориентироваться на житье-бытье за счет российского бюджета. Поэтому это и политически невыгодно, и экономически, да и стратегически просто ошибочно. Ни в коем случае.
К тому же надо иметь в виду, что мы уже "отпускали" Чеченскую Республику и получили нападение на Дагестан плюс весь букет, - начиная фальшивыми банковскими авизо и кончая похищением людей и разборками непосредственно в Москве.
РГ | Судя по вашим ответам, вы вообще не за отделение, а, наоборот, за максимальное укрупнение регионов.
Торшин | Не максимальное, а разумное. Например, Чеченская Республика и Республика Ингушетия, они ведь неспроста раньше были одной Чечено-Ингушской. Умные люди делали. Ингушетия в основном сельскохозяйственная, Чечня по преимуществу промышленная республика.
После того как их разделили, у одних не стало села, у других - промышленности, потому что одним невыгодно стало производить, так как негде перерабатывать, а вторым нечего перерабатывать, потому что нет производства овощей. Теперь мучаемся, хотя сельское хозяйство Ингушетии могло бы быть ориентировано в том числе и на выращивание сахарной свеклы. Сахарная свекла дает четыре рабочих места на один гектар. Тогда и чеченский сахарный завод бы пригодился.
Нам нужна единая стратегия, и нужно понимать, что мы хотим получить в стране и каждом регионе в частности, скажем, через 10-15 лет. Мне кажется, мы подходим к какой-то своего рода национальной идее, а национальная идея, я думаю, - совершать осмысленные поступки.
РГ | Что может быть осмысленным поступком по Чечне?
Торшин | Необходим отдельный план, чтобы заложить показатели и изложить план развития этой республики с выходом на конечный результат. Сколько раз слышал о том, что ночью нефтедобыча работает на боевиков, идет спекуляция нефтью, ее воровство. А у нас есть комплексный план развития нефтедобычи и нефтепереработки в Чеченской Республике?
РГ | План есть у Рамзана Кадырова, причем простой - всю нефть передать из федеральной подведомственности в республику.
Торшин | Для того чтобы нефтекомплекс работал, мало передать права собственности. Необходима квалифицированная рабочая сила, которая в республике пока еще есть. Но в целом с кадрами у нас беда. Квалифицированной рабочей силы в России, как говорит Николай Иванович Рыжков, а я ему верю, всего 5 процентов. Сварщика, жестянщика, кровельщика не найти. После того как систему ПТУ отдали на региональный уровень, система рухнула. Уверен, если сейчас кто-то из молодых активных бизнесменов додумается создать частные ПТУ, обогатится сказочно. Но мы сейчас должны понимать: нужны специалисты. Их надо учить. Кстати, процесс стихийно все равно идет. Вы посмотрите, какое большое количество чеченцев учится в Губкинском институте нефти и газа. Там конкурс потрясающий. А это говорит о многом.