Михаил Маргелов: определения к демократии прилагаются

Во-первых, специалисты уже не первый день обсуждают различия между "либеральной" и "нелиберальной" демократией. Во-вторых, западные исследователи демократических транзитов насчитали чуть ли не 550 различных демократий, наградив их не очень лестными эпитетами вроде "фасадной, авторитарной, делегативной" и проч.

Выходит, что определения к демократии прилагаются и, кстати, не обязательно оскорбительного свойства. Просто западные универсалисты и наши носители их торговой марки плохо отзываются обо всем, что не соответствует их представлениям. Будто именно у них хранится эталон демократии, как эталон метра в Севре. Но демократия - не договорная мера длины, физическими величинами не измеряется, и любое оценочное суждение по отношению к ней, типа "много - мало", будет неминуемо спорно.

Демократия без прилагательных - это идеальный тип, созданный западным универсализмом. Хотя на самом деле и Запад в ряде важных своих характеристик разнообразен, например, в моделях, по которым работают экономики западных стран. Англосаксонская экономика ориентирована на потребителя, а германофранцузская - на производителя. Государственное вмешательство в экономику в англосаксонском мире заменено судебным, и в тех же США адвокатов больше, чем фермеров. Наоборот, для японских бизнесменов подача судебного иска - позор. Англосаксонские собственники продают свои корпорации, а для собственников Германии и Японии компания - не простой товар, а сообщество, в котором права владельцев уравниваются правами акционеров. И так далее. Доказано, что типы хозяйства отнюдь не базис, а надстройка, уходящая корнями в культуру: ведь идеологическое первично, а не экономическое. Следовательно, в практическом воплощении западной цивилизации абсолютной универсальности нет.

Вопреки универсалистам, непредвзятые исследователи почти полвека назад на практике убедились, что евроцентристские модели той же модернизации удовлетворительно в разных точках земного шара не работают. Более того, государства, в которых модернизация хоть как-то состоялась, проводили ее на собственной основе, без губительного заимствования либерально-демократических универсалий, принятых за образцы. Это понятно: чем больше общности у моделей, тем меньше у них силы в частностях.

Демократия в связи с этим кажется схематично написанной пьесой, с возвышенным и безадресным текстом. А страны кажутся театрами, которые эту пьесу ставят, оживляют, переводят на свои языки.

Говорят, никакой суверенной демократии быть не может, поскольку по нашей Конституции суверенитетом обладает народ. Безусловно, так. Но будет ли полон суверенитет народа, если государство откажется от внешней независимости? Суверенная демократия - это демократия в суверенном государстве, построенная, в том числе, на традициях и культурных особенностях проживающих в нем народов. Мы уже пожили чужим умом в 90-х, и мало полезного нажили: чуть было не оказались в "нормальной стране" размером с Московскую область.

Термин "суверенная демократия" подразумевает и то, что "одинаковых демократий" просто нет. В проведении демократических процедур обязательно какие-то особенности найдутся, потому что нет стран и народов-близнецов.

Пойдет ли нам на пользу европейский "исторический мазохизм", из-за которого население Европы опасно разбавлено иммигрантами из бывших колоний? Последние события во Франции убеждают, что эти пришельцы, увы, не наследники эпохи Просвещения. Надо ли под влиянием глобализации подстраивать свою экономику под требования "золотого миллиарда" или стоит бороться за самостоятельную роль в этом процессе? И так далее.

Нет, наши проблемы серьезнее споров, называть ли цыган цыганами или, политкорректно, кочующими людьми. У нас задачи строительства демократии совпадают с задачами возрождения экономики, освоения территории, сохранения целостности государства. И сделать это в наше время можно только самостоятельно. Советники и консультанты "оттуда" нас усиливать не будут: мы не Германия и не Япония времен послевоенной оккупации, а против себя не помогают.

В наследство от "открытой демократии" 90-х годов нам досталось не только хозяйственное, но и общественное расстройство. А ведь каково общество, таково и государство. По-моему, до сих пор наше общество даже часть проблем простого жизнеобеспечения не в силах сколько-нибудь самостоятельно решать. Тогда "на помощь" спешит государство в лице вездесущей бюрократии, которую из-за тотального вмешательства начинают, мягко говоря, не любить, но обойтись без которой не могут.

"Открытость" 90-х годов привела у нас к опасному и трудно обратимому общественному явлению. Исследователи считают, что мы преждевременно переняли стиль и внешние манеры европейской жизни, не переняв, по причинам объективным, ее постиндустриальных оснований. Эти исследователи указывают, что Запад "естественно" экономически деиндустриализовался, перенеся свою промышленность на другие континенты. Россия же лишилась индустрии рукотворно, политически вместе с потерей экономического суверенитета во время проведения шоковых реформ. Между тем постиндустриальная потребительская психология, гедонизм, потеря ценностных ориентиров, "бразилизация" поразила не только западных, но и значительную часть российских обывателей.

Красочно и жутковато о свободе "без внешних ограничителей и внутренних тормозов" пишет Бьюкенен, считая это "гибелью Запада". Но ведь это гибель и России. И дельных советов и образцов на нынешнем Западе для нас нет, нам бы не повторить его ошибок, не построить демократию, которая сама себя разрушает.

Понятно, что в разгар модернизации заимствования вдвойне опасны. Если на Западе нынешняя "испорченность нравов", по мнению специалистов, подрывает устои уже развитой демократии, то у нас - не дает эти устои возвести. Этим объясняется возрождение агрессивного консерватизма на Западе. Этим объясняется и растущая, порой не осознанная популярность консерватизма у нас. Такова грубая схема происходящего.

Разумеется, это несколько разные консерватизмы, но не в том суть. Как только в наших условиях произносится слово "консерватизм", за ним немедленно следует "суверенитет". Потому что в любом консерватизме содержится идея сохранения территории, самобытности, культурного ядра, традиций, обращения к религии, многополярности мирового устройства. И если демократию строят, пусть даже стихийные, как у нас, консерваторы, это будет суверенная демократия, среди лозунгов которой важное место занимает патриотизм.

Без патриотизма становление новой России невозможно. События 90-х годов заразили народ комплексом неполноценности. Этому способствовала пропаганда отречения от советского прошлого, развитие в народе чувства беспомощности, тотального поражения.

Пораженный этим комплексом народ не способен к модернизации. Эту способность дает патриотизм, вера в свои возможности, скажем, выпускать продукцию не хуже, чем это делают в развитых странах. Если обратиться к примерам успешных модернизаций, то этот тезис подтверждается. То есть патриотизм, а следовательно, суверенная демократия оказываются вполне даже прикладными понятиями.