Российская газета: Почему вы именно такой репертуар выбрали для вашего первого сольного альбома?
Галина Сидоренко: Чтобы записать оперные арии, нужен первоклассный оркестр и первоклассный дирижер - это очень дорогое удовольствие. А к этому диску я шла давно. Курта Вайля я впервые услышала в исполнении Елены Васильевны Образцовой, и он мне напомнил "театр одного актера" или, точнее, одной певицы - Эдит Пиаф. Она делала из каждой песни целую жизнь, целое представление. Какими-то очень скупыми средствами, одним лишь голосом или лаконичным жестом. Потом пианист Михаил Аптекман предложил мне попробовать себя в репертуаре Джорджа Гершвина. В 2000 году были столетние юбилеи Вайля и Дунаевского - тогда мы и решили создать программу, включив в нее столь разных композиторов, объединенных одной эпохой. Затем я стала искать, что можно было бы добавить к этому репертуару. Так возник Легран. И когда Михаилу Аптекману пришла идея диска, я поняла, что действительно - пора.
РГ: Когда вы осознали, что вам необходимо выйти за рамки оперного жанра?
Сидоренко: Вскоре после консерватории. Репертуар для такого голоса, как мой, - высокое колоратурное меццо-сопрано - в России достаточно узок. Только сейчас благодаря Мариинскому театру он начинает постепенно расширяться. Но если учесть, сколько у нас в театре певцов, станет понятно, что реализовать себя здесь, как на Западе, трудно. Там солисты собираются по контракту на конкретную постановку, которая идет в течение месяца практически каждый день, и даже если приглашены три состава, получается по пять спектаклей в месяц. У нас же совершенно другая система. Поэтому доступный мне оперный репертуар был достаточно узок, и многое я могла представить только на концертной эстраде. И уж здесь имела полную свободу петь, что хотела, и быть режиссером собственного мини-спектакля.
РГ: На сцене Мариинского театра вы появляетесь крайне редко. Я не припомню, чтобы вы исполняли Кармен, Далилу или Любашу.
Сидоренко: Это действительно мой репертуар, но политика любого театра очень переменчива: когда-то удача тебе улыбается, когда-то - поворачивается спиной. Я считаю, что в таких ситуациях судьба посылает испытание на прочность. Надо служить своему делу - и рано или поздно все встанет на свои места. Сейчас грядет реконструкция театра, и непонятно, что будет с репертуаром. В прошлом году я уже начинала учить партию Октавиана из "Кавалера роз", но теперь все это откладывается до 2008 года.
РГ: А что вам интереснее петь - оперу или концерт популярной музыки?
Сидоренко: И то и другое. Но я согласна с мнением многих оперных примадонн: чтобы сохранить голос, нужно сужать свой репертуар. В Мариинском театре я пела Моцарта, Рихарда Штрауса - то, что подходит моему голосу.
РГ: В отличие от оперы в песне на всю драматургию отпущено три-четыре минуты. Как вы здесь работаете над образом?
Сидоренко: "Прокручиваю" все в голове перед началом. Вообще в опере намного легче. Даже потому, что там есть рампа. А на концертах часто приходится стоять на одном уровне со слушателями. Несколько лет назад меня бы это отвлекало: каждый из слушателей по-разному на тебя смотрит, кто-то тебя чувствует, кто-то нет. Нужно от всего этого отстраниться, поэтому - труднее. Незря же конкурсы камерного пения считаются самыми сложными.