Бастуют уже 51 из 84 университетов страны. С плакатами "Малыши, вы за правительство?" студенческие кортежи обходят школы, и, по итогам минувшей недели, из 110 парижских лицеев уже 16 лицеев включились в бунт. На помощь Сорбонне решил послать свой "отряд поддержки" лицей из пригорода Клиши-су-Буа, того самого, откуда в прошлом году огонь полыхнул на всю страну.
Что происходит во Франции? Какая связь между ноябрем и мартом?
Слово очевидцам и участникам событий. Это письма моих старых друзей, которые пришли на мой электронный адрес за последние полгода.
Пьер ГИЙЯР-ШМИД (Pierre GUIARD-SCHMID) всю жизнь работал в профсоюзе работников кооперативов. Выйдя на пенсию, продолжает сотрудничать с журналом La Lettre d,Escoop ("Письма о солидарной и кооперативной экономике"), который я регулярно извлекаю из своего почтового ящика. Живет он в городке Монбар, от Парижа километров сто. Впервые оказавшись там, я ахнул: в доме бегали вперемешку белые и шоколадные дети! Я насчитал их шесть. Потом и младшая дочь, красавица Майлис, нашла свою судьбу - уехала в Сенегал, на родину мужа. Увезла туда и свою скрипку, с которой несколько лет путешествовала по Франции. Года два назад Пьер прислал мне записи ее новых песен и сообщил: "Можешь поздравить меня и Монику: у нас уже семеро внуков. Последний дар небес нам преподнесла Майлис". Вот такая семья, живое воплощение дружбы народов и ассимиляции наций.
"Жизнь летит быстро, - написал мне Пьер, - а так как я не мыслю своей жизни без сопротивления капитализму, который повсюду сеет нищету, то дел выше головы. Почти сто лет Франция принимает иммигрантов и в конце концов сделала их гражданами второго сорта. То, что произошло у нас в ноябре, означает, что общество опасно расколото. Поэтому парламент начал разработку закона о равных шансах. Ну наконец! В США, Англии, Германии такие законы приняты уже добрых двадцать лет назад. Это будет рамочный закон, он должен вобрать в себя все лучшее, что уже есть в законодательстве, а чего нет, то разработать. Вот тут и начало конфликта, который задел всю нашу молодежь, особенно студентов.
Закон о контракте первого найма принят по конституционной статье 49-3, которая обязывает парламент принимать декреты правительства без обсуждения и без голосования. По логике законодателя, чем больше нерадивых молодых людей в течение первых двух лет удастся выставить за дверь, тем легче удастся отобрать способных. Ну не чушь ли собачья? Мало ли по какому поводу можно придраться к человеку, который только начинает свою трудовую жизнь? А поскольку за каждый контракт первого найма предприятие на три года освобождается от выплат в социальные фонды, то у хозяев возникнет интерес как можно чаще менять молодых людей. Это не гарантии трудоустройства, а издевательство над здравым смыслом.
Но правительство наше стоит как скала: не уступим! Я от души смеялся, читая т. н. дебаты в Национальной ассамблее. Вышел на трибуну министр образования Жиль де Робьен: "Мой сын не мог трудоустроиться целых девять месяцев. Зато теперь, когда заработает закон о контракте первого найма, никому не придется так долго искать работу!" В таком же духе выступали другие члены правительства. Депутаты помалкивали: а что толку разводить дебаты, раз закон принимается без голосования? И эти люди еще говорят нам о равенстве шансов!"
Фредерик ФЮРЕ (Frederic FURET) недавно переключился с производства вина на выращивание олив, поэтому в первых строчках новогоднего письма речь, конечно, о зиме: если и впредь будут случаться такие холода в Провансе, то они с Анастасией вместе со своими деревьями готовы переехать в Россию...правда, для этого я должен им обещать здесь постоянную оттепель. Дальше - серьезно.
"Когда начались волнения в наших "цветных пригородах", велико было искушение взвалить всю ответственность на каких-то агитаторов "чужой веры", радикалов "чужой крови". Но вот понемногу все успокоились, перевели дух, вникли глубже в то, что произошло. И что же выяснилось?
Даже главная из наших спецслужб, Renseignements Generaux, признала, что ноябрьский бунт возник спонтанно, за ним не стояло никаких манипуляторов - ни этнических, ни религиозных. Спровоцирован он высокой безработицей, этнической дискриминацией молодежи при приеме на работу. Ведь уже 35 процентов населения пригородов выключено из сферы производства! Дети иммигрантов со всего света, родившиеся во Франции и, стало быть, полноправные французы, все свои требования обосновывали фундаментальными ценностями Французской Республики. Они требовали, чтобы их право на свободу и равенство тоже было уважено. Тот факт, что взрыв начался с департамента Сен-Сен-Дени, где сложилось самое пестрое в этническом отношении население Франции, означает только одно: что "новые французы" вписались в историческую традицию своей новой родины.
В 1968 году наша полиция ни разу не стреляла в бунтовавших студентов, потому что, как тогда говорили, не могла буржуазия стрелять в своих собственных детей. Минувшей осенью тоже не прозвучало ни единого выстрела, потому что дети иммигрантов - это теперь дети Франции. Да, они спалили в ноябре 3 тысячи чужих машин, да, это вандализм, да, это не должно повториться. Но они поняли и что-то более важное. Смотри, какие интересные вещи начали происходить после ноябрьского бунта. В Клиши-су-Буа, том самом городке, откуда искры брызнули по всей Франции, в ноябре по инициативе учителей местного лицея создана ассоциация Lefeu. Звучит и пишется почти, как Le feu (огонь), а на самом деле это многозначная аббревиатура: liberte, egalite, fraternite, ensemble et unis (свобода, равенство, братство, вместе и заодно). Когда среди ее учредителей я увидел имя социолога Лорана Микелли, тут все и стало ясно, это же он со всех трибун говорил: "У этой молодежи нет своего голоса, нет своего политического представительства". И вот оно появилось. Ассоциация открыла сайт и адрес в Интернете. Ее добровольцы поехали по всей Франции, чтобы побывать в каждом пригороде-гетто, выяснить их проблемы и нужды. Из этого родится "Книга наказов", которую ждут в Национальной ассамблее, уже и дата ее представления назначена: 25 октября.
В любом из таких гетто, как Клиши-су-Буа, вместе с иммигрантами со всего света, их детьми и внуками бок о бок живут также выходцы из заморских департаментов Франции. Они-то стопроцентные граждане республики, но из-за цвета кожи подвергаются такой же дискриминации. Учредители Lefeu решили, что стоит создать еще одну ассоциацию специально для этой категории граждан. В декабре родилась и она. На учредительную конференцию ассоциации Devoirs et Memoires (Долг и Память) приехало много знаменитостей: футболист Лилиан Тюрам, певцы Джой Стар и Леди Лести, стилист Мухаммед Диа. Можешь себе представить, какими глазами местные мальчишки смотрели на Тюрама. Кстати, даже подбор гостей неслучайный: спорт да сцена, вот две возможности для самоутверждения, которые западное общество оставило своим "второсортным гражданам". А ведь равенство шансов подразумевает совсем другое: не должно быть ни запретных, ни специально зарезервированных сфер, включая политику. На митинге Тюрам призвал молодежь обязательно участвовать в выборах и прямо с площади повел два десятка подростков в мэрию Клиши-су-Буа, чтобы они внесли свои имена в списки избирателей на муниципальных выборах 2008 года. Тут выяснилась интересная деталь: многие подростки давно выбросили свои электоральные карточки. "Я порвал ее три года назад, когда мне было 18 лет, - признался Ибрагим Гулибали, - думал, в жизни не стану голосовать ни за какую власть. Но теперь понимаю, что был не прав".
Вот такие и жгли машины в те ноябрьские ночи, дрались с полицией, били витрины. Политическая пустота, в которой оказалась эта молодежь, и толкнула ее на протест насилием. Но больше таких авантюр не будет: для Ибрагима и его дружков они закончились в тот самый момент, когда по второму разу взяли свои карточки избирателей.
В самом деле, такой избирательной активности, как сейчас, - за два года до выборов! - Франция еще не видела. В Вилльбране, под Лионом, свои имена в списки 2008 года внесли за три недели 802 подростка. Бордо: 1136 записей за такой же период. Мэрия города Мелон в департаменте Сена-и-Марна отметила еще одну интересную тенденцию: "небывалый наплыв молодых избирателей и избирателей старше 50 лет".
Лоран БИЛЬ (Laurent BIHL) закончил исторический факультет Сорбонны. Он сам выбрал учительство как профессию и пригород как место работы. Уже одиннадцать лет каждое утро Лоран проделывает один и тот же маршрут - с Монмартра, где каждый камень знает с детства, в парижский пригород Сен-Дени, где преподает историю и географию в лицее Поля Элюара. При этом он не изменил и своему главному увлечению - истории как науке. Защитив диссертацию, Лоран получил приглашение от своего же родного университета и теперь дважды в неделю читает лекции с кафедры Сорбонны, остальное время принадлежит лицею.
"Даже если есть какое-то сходство с 68-м годом, то чисто внешнее. Тогдашнее поколение, которое так и осталось "поколением бэби-бума", восстало против "отцов", и нынешнее тоже бунтует против "отцов". Похоже? Очень похоже. Но дело в том, что нынешние "отцы" - это и есть тогдашние бэби-бумеры. Уже добрых двадцать лет они занимают все ключевые посты в экономике, в управлении, в силах правопорядка, в политических партиях, в профсоюзах. Это они выстроили ту социально-экономическую модель, с которой мы сегодня имеем дело. С кого же, как не с бэби-бумеров, спрос и за прошлогодний бунт в пригородах, и за то, что сегодня творится в наших университетах?
Бунт 68-го обеспечил массовый прорыв молодежи к знаниям. Когда эта молодежь вышла из университетов, с трудоустройством у нее не было никаких проблем. Так продолжалось до начала 80-х. Как пишет социолог Франсуа Дюбе, если бы в свое время бэби-бумерам рассказали, что когда-нибудь наступит массовая безработица, "то она показалась бы им такой же далекой, как Луна". Но эта Луна уже давно висит у нас над головой. Во Франции сегодня только один специалист имеет шанс устроиться по диплому - другой вынужден соглашаться на любую работу, которая подвернется.
Вместо того чтобы постоянно приспосабливать трудовое законодательство к меняющимся условиям рынка, к конкуренции, они подлаживали его под себя, под свои привилегии. Больше всего от этого пострадала молодежь пригородов, а теперь дошло до университетов. Ведь в таком же духе принят и новый закон, который вывел на улицы студентов и школьников: теперь работодатель может сказать им merci, даже не объясняя причин увольнения.
Осенью рвануло в соседнем городке нашего департамента, Клиши-су-Буа, хотя раньше самым "взрывным" в департаменте Сен-Сен-Дени слыл как раз его административный центр Сен-Дени, где и находится мой лицей. Честно говоря, я не очень удивился такой перемене слагаемых. Оба пригорода находятся примерно на одинаковом расстоянии от Парижа, но в Сен-Дени можно добраться в любое время и вдвое быстрее: ходит метро, трамвай. А Клиши-су-Буа как бы отрезан от мира. В девять часов вечера автобусы перестают ходить, и уже ни туда не вернуться, ни оттуда не выбраться. Вряд ли это просто недосмотр наших транспортных служб. Париж, как может, ограждает себя от наплыва молодежи из иммигрантских пригородов.
Впрочем, и в Сен-Дени минувшей осенью какие-то отморозки спалили 39 автомашин. На общем фоне это была такая ничтожная цифра, что впору было пить шампанское в мэрии. Когда я пришел работать в лицей Поля Элюара, я застал замечательно функционировавшую сеть различных ассоциаций, помогавших школе. Это смягчало нелегкую жизнь в пригородах. Кому-то они помогают овладеть элементарной грамотностью, кому-то - удержаться в школе, не бросить ее раньше времени, еще кому-то - сориентироваться в выборе профессии, устроиться на работу, добиться временного пособия, записаться в спортивную секцию, вплоть до того, что сидят с детьми... И вот эта годами создававшаяся система стала разрушаться на глазах. Чтобы соответствовать критериям ЕС - не превышать 3-процентный бюджетный дефицит, правительство резко сократило помощь общественным ассоциациям. Хотя это копеечная экономия. Мэрия Сен-Дени все-таки сумела их сохранить, а в таких пригородах, как Клиши-су-Буа, они исчезли, молодежь предоставлена сама себе. Все это теперь приходится восстанавливать.
Уже десять лет, когда я представляюсь, кто я такой, тут же вижу перед собой удивленные глаза и слышу участливый вопрос: "Вы из Сен-Дени? А это не очень тяжело?" На такие случаи у меня заготовлен ответ: "Да, для них!" Для моих учеников. Сен-Дени - самый космополитический город во Франции: полно турок, африканцев, арабов, поляков, итальянцев, есть, правда, и небогатые французы. Туристы к нам заглядывают только чтобы посмотреть на усыпальницу королей. Любую машину с номерным знаком 93 - это номер нашего департамента - везде за его пределами встречают настороженно. Как-то я целый день ездил по Парижу в машине своего бывшего ученика: полиция остановила нас 11 раз! К тому же мой ученик - метис, это уже совсем подозрительно. "Бывает и по двадцать раз на дню, - сказал он мне, - так что лучше вообще не выезжать из Сен-Дени". А он, между прочим, поступил в вуз и теперь пишет свою дипломную работу.
Конечно, я сочувствую борьбе студентов и в душе поддерживаю ее, но на демонстрации не хожу. Не ходят и мои ученики: они слишком заняты. Мне важнее поддержать молодежь Сен-Дени. В лицее учатся те, кто, в сущности, уже вырвался из гетто, кого пропустила система. Они уже как бы над этой схваткой. А бунтовщики, во всяком случае, значительная их часть - это те, кто выключен из системы образования и только что это понял. Наш лицей единственный на весь Сен-Дени, где имеется подготовительный класс. Не так-то просто нашим выпускникам выдержать конкурс при поступлении в вуз. У нас решили отнять этот подготовительный класс: субсидий нет. Весь прошлый год мы, преподаватели и ученики лицея Поля Элюара, ходили на манифестации с плакатами, требуя отстоять эту нашу привилегию. И победили: подготовительный класс решено сохранить еще на год. Так что нам еще предстоит борьба. Вот почему я считаю, что хватит с меня манифестаций, хотя и сильно огорчаюсь, что уже третью неделю не могу подняться на кафедру Сорбонны".
| Без комментариев |
Луи Шовель, Лоран Микелли, Франсуа Дюбе (синтез социологического анализа)
Еще в начале 70-х годов в индустриальном секторе французской экономики было занято 6 миллионов человек. После реструктуризации, которая продолжалась десять лет, с 1975-го по 1986-й, в этом секторе осталось 5 миллионов рук. По статистике 2005 года - уже только 4 миллиона. Зато бурно развивается сектор обслуживания: в начале 70-х в нем было занято около 10 миллионов человек, в позапрошлом году - 17. Однако это не было простой перекачкой рук из одной отрасли в другую. Главная перемена состояла в том, что на смену "заводу" пришло "учреждение". Завод обязательно трудоустраивал сыновей своих работников, для капитализма индустриальной эпохи это была обязательная нравственная норма. Все изменилось, когда пришла эпоха "учреждений", малых и средних предприятий, а центр тяжести экономической жизни был перенесен на сферу обслуживания. Бэби-бумеры устроились очень хорошо: проводили на пенсию всех, кто старше 55 лет, а молодежи закрыли вход. В течение последних двадцати лет все французские правительства значительно больше внимания уделяли проблемам стареющего населения, разработке пенсионной системы, чем молодежной политике. Эта политика была, по существу, антимолодежной. У 40 процентов жителей пригородов, которым сегодня по 25 лет, нет ни профессии, ни работы. Французскому вузу обучение специалиста обходится в среднем в 6500 евро, тогда как соседняя Германия тратит 10 000 евро - уже этот пример показывает, насколько Франция отстала в подготовке своих квалифицированных кадров. Но самый плачевный результат такой политики виден как раз в "раздельности" молодежных протестов. Спровоцированный принятием очередного антимолодежного закона, нынешний студенческий бунт можно считать своего рода ответом среднего класса на вчерашний бунт постиндустриальных пригородов.