"Санкт-Петербург Опера" показала "Травиату"

Кажется, что перекроить тему "Травиаты" почти невозможно: любовная трагедия куртизанки обрела такие же мифологические черты,  как знаменитая пара Шекспира или дуэт дантевской "Божественной комедии". И хотя французскую девицу Валери представил миру Дюма-отец, обессмертил ее, безусловно, Верди, влив в этот образ столько музыкальной красоты и душевной трепетности, что мир с упоением наслаждается каждой подробностью страданий своей героини.  Но радикалу Александрову  представилось актуальным очистить  сюжет от мелодраматической "эйфории", обнажить его "скелет", правда которого заключается в том, что Валери - проститутка. И место ей - панель. Естественно, потребовалась значительная натяжка, чтобы поставить вердиевскую "Травиату" без любви, без страданий, без умирания, то есть, без катарсиса трагедии.

И удобнее всего в этом случае было прикрыться размытым жанром  "фантасмагории", который не претендует ни на что: ни на правду чувств, ни на логику музыкальной драматургии.  Фантазмы не требуют слов, они овеществляются эксцентрикой и гэгами. К Виолетте-шлюхе добавлена подходящая пара: подруга по панели и трансвестит, которые параллельно живут на сцене - считают ночную выручку, склочничают, дерутся. Беспроигрышный вариант, типа живой собачки на сцене: кто не будет прикован к зрелищу трансвестита (в искусном исполнении  Дениса Земцова), обнажающего худые ляжки в сетчатых чулках, или полнотелой девицы в экстремальном мини? Из таких "фрагментов действительности"  и "правды жизни" комплектуется весь спектакль, в котором городская проститутка Виолетта (Юлия Птицына), зачитавшаяся на ночных скамейках "Дамой с камелиями", фантазирует свою скудную любовь с Альфредом.

Одиночеству девицы противопоставлен мир витрин, пляжей, светских гостиных с манекенами-фантомами вместо живых людей (художник Вячеслав Окунев). И заданная режиссером "фантасмагория" вынуждает Виолетту  играть с этим миром: с обозленными витринными "невестами", с манекеном-сестрой Альфреда,  с "быком Аписом", с фигурами смертоносного "венецианского" карнавала.

В спектакле нашлось место и трагическому року - отец Жермон (Алексей Пашиев), существо без возраста, укутанное, невзирая на тепло тропического солнца,  в теплое пальто и исполняющее давящим на психику форте свою отрицательную роль. По иронии изгнанной мелодрамы  обнаружился и злодей - сам Альфред (Дмитрий Головнин), предатель и циник, знавший о сговоре отца с Виолеттой.

Впрочем, финал этой нео-трагедии позитивный: панельная красотка не умирает от чахотки, она возвращается из фантасмагории в жизнь  и, нарушив все каноны исполнения невесомого по звуку предсмертного "О, радость!", бодро вылетает из кровати на первый же автомобильный сигнал.

Александрову удалось вдрызг разбить привычные вердиевские коллизии, но взамен: несколько жестких массовочных сцен  и карнавальное  нашествие, отсылающих умных к философии смерти и к историческому факту провала венецианской премьеры "Травиаты". Не слишком убедительно для того, чтобы  вчистую обесточить энергию amore в вердиевских ариях и дуэтах и вывести всю партитуру (дирижер Михаил Виноградов) в пространство плоского и  агрессивного звучания. Точно, как на панели.