Канн устал от безумий и входит в рабочий режим

"И сегодня на меня возложена высокая честь приветствовать новое поколение фильммейкеров, которые наверняка приведут с собою нового гения".

Цунами "Да Винчи"

Премьера самого скандального фильма XXI века прошла под отдаленный гул призывов его запретить, но до Лазурного берега гул этот волшебным образом не докатился - не было ожидаемых демонстраций верующих, в местном соборе не возносили молитв, изгоняя с Круазетт беса. Разве только какая-то английская монахиня в коричневом преклонила перед греховной звездной дорожкой колено и, грозя крестом, кротко шептала что-то нехорошее, да в Париже, сообщают, возле кинотеатра "Одеон" двести монахинь на весь бульвар Сен-Жермен распевали хором католические гимны. Но даже бомбы во Дворце не было - ни в прямом, слава богу, смысле, ни в переносном: при ближайшем рассмотрении картина вызывает, как я уже писал, либо смешки, либо равнодушие, и ни единого хлопка по ее адресу пока не раздалось.

Мир, однако, взволнован. В Индии премьеру фильма отсрочили до выяснения обстоятельств. В Таиланде решили было урезать финальные десять минут, но, похоже, под давлением студии "Коламбиа" передумали. Пресловутая "Опус Деи", изображенная в романе католическая организация, чтобы опровергнуть версию об исповедуемом ею кровавом культе, устроила для прессы "день открытых дверей" в одной из своих школ в Риме и показала, что они там готовят всего только мирных поваров и электриков. Но в целом, кажется, шум пошел на убыль: как выразился кто-то из католических епископов: "Если на вас надвигается цунами, бесполезно строить на его пути стену".

Ритуал премьеры в Канне соблюли полностью. В фойе Дворца под потолок повесили галерею гигантских штандартов с изображениями десятка "Мон Лиз": в очках на фоне Лазурного берега, в матроске и бескозырке с орденом на пышной груди, с пальмовой веточкой в волосах, Мона Лиза подмигивающая и даже в виде кошки - животного тоже, как известно, загадочного. Эти китчевые шедевры должны были напомнить будущим зрителям, как неверующим, так и верующим, о необходимости чувства юмора: перед ними не посягательство на святыни, а развлекуха для взрослых наподобие кубика Рубика. У акватории Старого порта натянули тент в форме пирамиды (почти как в Лувре, который играет в фильме важную роль), и с ее макушки в темнеющее небо устремились лучи лазеров. Здесь прошел ночной прием в честь премьеры - потом он был продолжен на вилле Пьера Кардена. Звезды фильма прибыли в Канн из Лондона на поезде "Код да Винчи" - специальный экспресс побил европейские рекорды, за 10 часов пути ни разу не остановившись. Прямо с вокзала героев дня увезли позировать фотографам, а потом их ждали журналисты на пресс-конференции. Рона Хоуарда спросили, как он реагирует на критику католических и православных церковных деятелей и на их попытки организовать бойкот картины. "Реагирую адекватно, - сказал он. - Если кто боится, посмотрев фильм, поколебать свою веру - пусть не смотрит, вот и все. Подожди, подумай, поговори с теми, кто видел, а потом уже составляй свое мнение. Еще раз повторяю: кино - не теология, а развлечение". Тома Хэнкса спросили, верит ли он в то, что Христос был женатым, и он ответил уклончиво: "Я же рядом не стоял!".

После провала картины на вечернем просмотре для прессы утренний сеанс в среду прошел без ажиотажа в незаполненном зале, а первые газетные отклики были краткими, но выразительными. "Мы смеялись, - лаконично резюмировал свое впечатление автор газеты Metro. - И вообще меня тошнит от этого безумия вокруг "Кода да Винчи", давайте уже начинать конкурс и смотреть хорошее кино".

Китай танцует рок

Конкурс начался китайцами: режиссер Лу Е показал любовную драму "Летний дворец". Это снова чрезмерно длинный (2,5 часа) фильм, охватывающий период китайской истории от 1989 года, когда состоялся кровавый разгон студенческой демонстрации на площади Тяньаньмынь, до наших дней. К эпическим лентам из Поднебесной фестивалям не привыкать, но в чем картину можно считать революционной - это в слоновьей дозе эротики. До сих пор мы не видели в китайском кино даже поцелуев, а тут центральная пара молодых героев - пекинские студенты скромница Юй Хун и влюбчивый Чжоу Вэй - предстают в сенсационно отвязных сценах полной обнаженки. Что, возможно, и стало одной из причин участия этого традиционного по стилю фильма в конкурсе. Эпизоды необузданной страсти повторятся в картине раз шесть или семь - будут меняться только партнеры героини, но даже патетический музыкальный лейтмотив останется тем же, напоминая о главной теме картины: одиночество среди людей и даже в постели с любимым.

Лу Е не претендует на лавры китайского Антониони - ему важнее показать непривычный Западу Китай, быстро меняющийся и готовый интегрироваться в мировое сообщество. Я не был в этой стране и могу о ней судить только по ее кинематографу, но с этим багажом знаний "Летний дворец" вызывает род шока: по свидетельству Лу Е, пекинские студенты эпохи Тяньаньмынь развлекались под американские шлягеры в барах совершенно западного типа и вели себя с той внутренней свободой, о какой и помыслить не могла молодежь перестроечной Москвы. А затем началось уже известное миру завоевание китайцами Запада - активное встраивание этой традиционно "отдельной" цивилизации в мировую. Вторая половина фильма - уже полный интернационал: впечатляющие панорамы китайской урбанистики перемежаются европейскими хайвеями, действие переносится в Берлин, где герои в компании немцев и поляков вместе ходят на уличные молодежные шествия и грустят под грузинскую "Сулико". Политический фон фильма, доселе ограниченный трагическими событиями на Тяньаньмынь, расширяется, в него входят Горбачев, Ельцин, падение Берлинской стены и воссоединение с Китаем Гонконга. Лу Е нарушил и еще одну традицию китайского кино: он сделал не исторический "сельский", а современный "городской" фильм. Поэтому "Летний дворец" смотрится как невиданная экзотика.

Появление картины Лу Е в Канне сопровождалось очередным скандалом: копию ленты задержали китайские цензоры, отказываясь ее смотреть по причине "неразборчивого звука", и на фестивале показали техническую копию, хранившуюся в Париже после сделанной там постпродукции. Каннская пресса в этом инциденте видит новую уловку партийных властей и вспоминает подобный случай с фильмом Чжана Имоу "Жить", который в 1994 году был показан в Канне вопреки запретам цензоров. Он тогда получил Гран-при, и новый скандал вполне может стать причиной особой благожелательности жюри.

   ИЗ ПЕРВЫХ УСТ

Лу Е: романтика надежд

80-е годы для Китая были романтическим временем. После долгой изоляции страна начинала открывать свои двери для мира, и в нее хлынули многие западные идеи.

Молодежь жадно их усваивала - все разом, без разбора. Это было время реформ, и студенты чувствовали, что они значительно свободнее своих предшественников, что теперь можно все. Сегодня мы знаем, что это были всего лишь иллюзии.

Я намеренно почти не показываю в фильме старшее поколение - молодежь тогда чувствовала себя независимой и самостоятельной. Влияние либеральных реформ уже ясно ощущалось в китайском обществе, и, вкусив их, студенты уже не могли вернуться к прошлому. Поэтому герой фильма Чжоу Вэй, когда иллюзии потерпели крах, в конечном итоге покидает Китай. Здесь есть и автобиографический мотив: герой ведь поехал в Берлин, который сыграл большую роль и в моей жизни - я там встретил будущую жену. Сегодня, мне кажется, весь мир стал пробиваться к реформам вместе - не случайно перемены в Германии, в России и в Китае проходили примерно в одни и те же годы. И молодежь здесь играет ключевую роль. Вскоре после событий на площади Тяньаньмынь мы узнали о том, что произошло в Чехословакии, в Москве, в Берлине - порыв к свободе охватывал все большее число стран. И молодежь тогда стала понимать, что перемен можно добиться вовсе не битьем пивных бутылок. Я все это показал в фильме.