В репертуаре Русского театра в Париже нет выгодных и беспроигрышных для данной территории имен Мольера, Расина или Бомарше. Там играют спектакли по сценарию Тарковского, по произведениям Гоголя, Булгакова, Хармса.
Гофмана исполняют на трех языках - русском, французском и даже на японском. Пока это театр одного режиссера и художественного руководителя Алексея Левшина, который в ближайшем будущем мечтает приглашать на постановки в свой парижский коллектив мастеров из русских театров. Прекрасно понимая, во что все это будет упираться. Точнее, в какие средства, за которыми придется, вероятно, залезать в свой собственный карман. Что Алексей Левшин в принципе уже и делает несколько лет.
Российская газета | Алексей, для того, чтобы открыть в России свой театр, нужно быть неисправимым Дон Кихотом. А что требуется, чтобы создать и успешно содержать русский театр во Франции?
Алексей Левшин | Поверьте, в Париже это не меньшая головная боль, и чтобы на такое решиться, нужно, видимо, быть слегка сумасшедшим. Но я рос театральным ребенком в известном теперь петербургском "Балтийском доме", которым руководит Сергей Шуб, знающий меня с детства. И для меня русский театр за рубежом это не просто возможность сохранить русский язык и великую русскую культуру, о чем много и громко сейчас говорят, а способ дышать, потому что мне без кулис жить нельзя. Раньше театр называли трибуной. Да, он может быть и трибуной, и комнатой...
РГ | ... и даже кладовкой с прихожей.
Левшин | Но однозначно он - фокус очень многих искусств и фокус слова. Я два года проработал с пантомимой, понимая, что русская речь здесь не всем понятна. И пришел к выводу, что моя идея мимической режиссуры построена на том, что путем пантомимы я передаю истории, за которыми все равно стоит русский язык. Как в свое время говорили о Бахе, что его музыка связана именно с особенностями немецкого языка. Можно быть и немым, но при этом нести в себе Чехова, Достоевского, Гоголя, Пушкина.
О русской культуре французы знают иногда хорошо, иногда плохо, но чаще всего - поверхностно. Мне хотелось создать место, куда могли бы приходить люди и где я мог бы с ними делиться, как в принципе мог бы делать, если бы у меня был огромный дом с большой гостиной. Но только в гостиной все бы пили чай, и это выглядело бы чистой салонной культурой, а мы все-таки стараемся снимать самые престижные залы в центре Парижа. Для меня важен момент какого-то волевого акта движения к прекрасному, подхода к катарсису. Мы должны его совершить в спектакле. А сделать это без жеста, без света, без определенного настроя голоса невозможно. Я хорошо знаю законы театра. И я понимаю, что театр - это неизлечимая болезнь, от которой не спастись. И что это еще и прекрасная возможность говорить людям о любви, о красоте, о вечных ценностях на русском языке.
РГ | Ваши спектакли рассчитаны только на русскую диаспору?
Левшин | Публика в зале собирается разная. Бывают и французы. Но если говорить о русской публике - при всей моей большой любви к ней, она немножко диковата. Она придет, потому что услышала где-то звон, что Алексей Левшин представляет русскую моду в театре Пьера Кардена. То, чем я занимаюсь последний год.
РГ | Как это случилось в вашей биографии?
Левшин | Продюсер "Русской моды" вышла на меня, попросив представлять и вести программу. А поскольку я способен пересыпать все шутками, и у меня хороший французский язык, у меня это получается. Когда открывалась Неделя русской моды в Париже, говорили, что я удержал внимание Кардена в течение двух часов, что бывает очень редко. Но вот как-то случилось. И вот те, кто видел меня на этой фешенебельной встрече, потянулись в наш театр. И из эмигрантов предыдущей, так называемой диссидентской волны 70-х годов, у нас много друзей - несколько человек я обязательно вижу в зале на наших спектаклях. Театральных людей среди них мало, к сожалению. Потому что русскому актеру, не знающему языка, вообще очень трудно за рубежом приходится. И мы хотели бы взять на себя и эту миссию - "вылавливать" и обеспечивать работой русских актеров, которые появляются там и через два года превращаются в преподавателей живописи.
РГ | Хорошо еще, что в преподавателей живописи, а не в официантов и горничных.
Левшин | Здесь, надо сказать, люди, которые эмигрируют из России во Францию, в основном представляют собой хороший культурный фонд нашей нации. Но во Франции очень закрытое общество. Там не принимают на важные руководящие посты людей, приехавших из других стран, даже если они того заслуживают. И я желаю, чтобы французы проснулись и увидели, что мир интернационален. Когда-то они об этом помнили. Потому что Шагал и Пикассо не были французами. Но французам свойственно, и, наверное, это общечеловеческая черта - присваивать себе гениев в тот момент, когда они состоялись. Хорошо, чтобы они замечали еще и начинающих талантов. Ибо заинтересованность культурой во Франции очень большая, но уровень культуры там значительно ниже, чем, допустим, в России.
РГ | Может быть, это только на взгляд эмигранта?
Левшин | Я не считаю себя эмигрантом, я считаю себя человеком двух культур; точнее, я русский, который живет в Париже. Ведь был такой человек, извините, за некоторое нахальство в сравнении, по фамилии Тургенев. И он ни в коем случае не ощущал себя эмигрантом. И сейчас наша русская среда там на самом деле очень действенна, интересна и животворна.
Окружающие меня люди, к которым я нежно отношусь и с кем мы делаем общие проекты (как, например, с главным редактором "Русской мысли" Ириной Кривовой), - это все действующие, молодые и талантливые персонажи со светящимися глазами. И они не похожи на эмигрантов в том понимании, которое сложилось, допустим, у поколения моих папы и мамы, что они несчастные, оборванные, не устроившиеся и депрессивные. Такого нет. Мы вообще отказываемся от понятия "эмигрант". Именно потому, что мы не эмигранты, а просто люди, живущие в этой стране.
РГ | Чтобы обладать таким мироощущением, наверное, надо получить все-таки французское образование.
Левшин | У меня за спиной три университета - Сорбонна, Санкт-Петербургский ЛГИТМиК - нынешняя Академия театрального искусства и Институт восточных языков, кафедра русской культуры, где я занимался Врубелем. Так что театральное образование я получал в России и потом "слегка" во Франции. Но мои корни полностью в России, потому что школа, которую я прошел в Петербурге на Моховой, ни в какое сравнение не может пойти с тем разрозненным театральным образованием, которое я получил во Франции. В Париже надо учиться у практиков, у актеров, просто ходить на их спектакли и что-то с ними делать, вместе работать. А как таковой актерской школы во Франции сейчас не существует, хотя во многом они стараются опираться на нашу актерскую школу, так, как они ее понимают. Мы, русские люди, часто себя недооцениваем. Может быть, даже и к лучшему. Мы говорим о том, что наша культура погибает. Но лучше мы будем говорить о ее погибели и что-то делать, чтобы она действительно не погибла, чем петь за здравие мертвого организма. Во Франции историческая память развита гораздо хуже.
РГ | На исторической памяти вашего театра совсем-совсем не было проблем и белых пятен?
Левшин | Мы называемся независимый Русский театр в Париже "Летний снег". Как некое чудо, как снег летом, который на голову падает совершенно неожиданно. Мы свалились на голову французской культуре в 1999 году. И что мы сразу ощутили на себе? Тотальную разрозненность русской диаспоры в Париже. По большому счету какого-то консолидирующего, собирающего начала там нет, как это было в первую волну эмиграции. Мы пытаемся выступать в этом качестве. Мы все-таки сильно пропагандируем, вернее, декларируем свои русские корни. В свое время, учась в Сорбонне, я делал изыскания о том, что раньше в Париже существовало, как минимум, пять русских театров. (Сейчас их как таковых два, но второй русский театр играет по-французски, и поэтому считается, что единственный русский театр - это мы). Тогда были русские балы, русские елки. Сейчас это тоже вроде бы возможно. Во-первых, есть русский культурный зарубежный центр, во-вторых, бывший единственно оставшийся бастион русской культуры - Рахманиновская консерватория, но она, правда, является только учебным заведением, где изредка проходят концерты. Но с этой разрозненностью надо что-то решать. И мы решили, что вся надежда - на молодежь. И создали при поддержке российского посольства, газеты "Русская мысль" и мэрии Парижа русскую школу творческого развития, открыв при ней и театральную студию. Мы уже существуем, успешно действуем, а учатся в этой студии, я надеюсь, будущие кадры наших будущих спектаклей.