Андрей Бильжо рассказал о вкусах советской пищи и жизни

Действительно, читая и разглядывая книгу А. Бильжо, восстанавливаешь самые интимные ощущения былой жизни. Начиная со шпрот, этих безголовых рыбок на праздник, которых в новогоднее утро в гостях не всегда уже отличишь от плавающих в шпротном масле окурков. Или с сосисок "молочных", которых в стоячих пивных варили прямо в целлофане, похожем в общем чане на использованные презервативы. А кто-то закусывал водку морожеными сосисками, не хуже эскимо.

Сначала свои рассказы про блинчики, зеленый горошек, салат "оливье" и прочее Андрей Бильжо записал для выставки в "Крокин-галерее", где все эти чудесные ностальгические блюда были нарисованы на одноразовых бумажных тарелочках. Получилось так "вкусно", как говорили эстетически продвинутые граждане в начале 90-х, что издатели подоспели сами собой с предложением издать все отдельной книгой. Вот и книга получилась на загляденье. Где еще увидишь приклеенную в углублении обложки алюминиевую вилку "в полный едоцкий рост". Теперь, правда, книгу не пронесешь в самолет из-за "террористической угрозы", зато в трудную минуту используешь по прямому назначению, обозначенному в названии.

Между делом, как всякий творческий человек, Андрей Бильжо сделал судьбоносное открытие: в котлеты надо класть не картошку или хлеб, а геркулес. Попробовав, как настоящий ученый и кандидат наук, это открытие на себе, А. Бильжо сначала похудел на 20 килограммов, став стройным и вечно молодым, а затем и вовсе перестал что-либо есть, кроме зелени и рыбы.

А еще еда это повод поговорить о хороших людях, которые умеют смачно готовить то или иное блюдо. Или о хороших местах, где ел ту или иную еду вроде шашлыка, сарделек с горчицей или спинки минтая. А сколько связано с одной обычной селедкой, которую в больнице им. Кащенко, где работал автор, давали на завтрак, а в детском саду - на обед, и директриса обещала непокорному ребенку ввести ее ему "через зонд", если добром не съест, а вот на плавбазе "Наталья Ковшова" в Тихом океане Бильжо наконец-то научили ее правильно разделывать.

Не забыть еще, что психиатр и художник Андрей Бильжо, рассуждающий о еде, это врач и пациент в одном лице, которому, стало быть, можно вдвойне верить. Ибо "врачу: не повреди" и "излечись сам" - это про него. Излечился и не повредил.

Прямая речь

Комментировать книгу о советской еде может всякий, кто жил в СССР.

Светлана Конеген, ТЕЛЕВЕДУЩАЯ:

- Я - счастливый человек, который без всякой диеты получил отвращение к еде благодаря дружбе с двумя настолько большими кулинарами, что это уже граничит с извращением. В первую очередь я имею в виду Владимира Сорокина. Он прекрасно готовит все, но особенный виртуоз по части мясных деликатесов. Его изощренность ненормальна. Второй такой же человек - Андрей Бильжо. Теперь он вслед за Сорокиным, посвятившим жратве немало литературных слов, тоже разразился книгой, в которой с садомазохистским восхищением воспел советский общепит. К сожалению, я по возрасту еще не достигла в советское время полноценной кулинарно-сексуальной зрелости и потому не могу с таким же пафосным извращением, как он, относиться ко всем этим банальным и незатейливым котлеткам, пюре и киселям из детсадовской столовой. Видимо, все мое внимание тогда было отдано моей первой любви по старшей группе детсада с неслучайным именем - Володя Ульянов.

Вадим Жук, ПОЭТ, СЦЕНАРИСТ, ТЕЛЕВЕДУЩИЙ:

- Назвать себя едоком у меня язык не поворачивается. Я не гурман, в еде не понимаю, хотя иногда приходится есть для поддержания жизненных сил. Всю жизнь любил завтракать. Очень люблю готовить, не столько для себя, сколько для других. Еда для меня это прежде всего дружество. Если кто-то рядом, то я, как ни странно, могу съесть очень много для своих 55 кг веса. Но один есть не могу, и это ужасно.

Книга Андрея очень правильная и нежная и вызывает во мне множество ответных мыслей и желаний. Я бы и сам хотел написать такую же книгу с шестьюдесятью другими блюдами. Потому что чаще всего у Андрея идет речь о совместной трапезе, о преломлении хлеба, о дружеской закуске, деленной на компанию. Все общности в нашей жизни окрашены какой-то совместной трапезой, и дело даже не в еде, а в том, кто с тобой в этот момент рядом. Роскошь, о которой пишет Андрей, небогата, - это яйцо с икрой, или, как он забавно пишет, яйца в яйцах. Или бутерброд с икрой, на котором икринка, как чукча в снегах, теряется в бескрайнем пространстве. Я читаю книжку, спорю с ней. Он пишет про винегрет, а я про винегрет знаю другое. Я помню его со школьных, а потом с институтских завтраков, где он стоил четыре копейки. Я убеждал свою прежнюю тещу, что не надо класть в винегрет зеленый горошек и капусту. А нынешнюю - что не надо его мелко резать, потому что это не салат. Я бы вспомнил, что винегрет, пришедший от французов, стал дешевой закуской московских чиновников, что у Иртеньева есть стихотворение: "Что-то русское есть в винегрете. Что-то в нем евразийское есть. Потому в привокзальном буфете я люблю его взять, да и съесть". А как бы я повспоминал об алкогольных напитках, у каждого из которых было свое лицо, даже у пива. Раз в год появлялось мартовское пиво. С 80-х годов пиво испортилось, потому что на пивных заводах начали воровать сахар, и пиво стало жидким и дрянным. Прорва любопытнейшего приходит в голову, это книга Андрея рождает такой творческий импульс.

Юрий Аввакумов, АРХИТЕКТОР, ДИЗАЙНЕР:

- Самое замечательное в книге Андрея, что еду, которую он представляет в своих картинках и текстах, каждый читатель узнает сразу - на уровне вкусовых рецепторов. И каждый может продолжать этот ряд своими воспоминаниями. И сразу возникает очень плотная пространственная среда памяти. И делается понятно, как все изменилось. Двадцать лет назад я даже не представлял, что в Москве появятся итальянские рестораны, что я, как и Андрей, буду часто ездить в Италию, и окажется, что итальянская кухня мне ближе, чем, например, французская. Хотя у меня, как, наверное, у каждого, особый случай. Я родился в Молдавии, и эту, условно говоря, молдавскую, румынскую, средиземноморскую кухню хорошо помню из раннего детства. Она была родная и опять стала родной, когда я стал ездить в Турцию и в ту же Италию. А сегодня предпочитаю еду, которую готовит моя жена, - простую, полезную, не итальянскую, не русскую, а домашнюю. Но при этом люблю приходить в тот же "Петрович", потому что здесь ем не как дома, а как в детстве. Вкусовая память где-то отложена, и иногда ее надо поощрять, тешить, чтобы она не превратилась в тяжелый камень на сердце и в желудке.

Екатерина Деготь, АРТ-КРИТИК:

- В первый раз я увидела проект Андрея Бильжо на выставке в "Крокин-галерее", где прочитала эти тексты о еде с не меньшим наслаждением, чем если бы все это съела. Меня поразил примерно один и тот же сюжет - какие замечательные голубцы, котлеты или шашлык готовили моя мама, Светина мама, наши бабушки, но это было 20 лет назад, я теперь я это давно уже не ем. Во всем лейтмотив внимания к фигуре, который, видимо, нас всех сейчас одолел. Скажу о себе, что мое отношение к еде сильно не изменилось. Разве что только географически. Стоит мне недели две побыть где-нибудь за границей, как, возвращаясь в Россию, мне страшно хочется гречки и свеклы - вещей, которые в обычной жизни я ем на самом деле довольно редко. И эта тоска по ним организма указывает, что в нас есть какие-то пищевые корни, справиться с которыми нельзя, да, видимо, и не надо.