Российская газета | Владимир Петрович, вы сомневаетесь в том, что новый орган сможет повлиять на дела в "местах не столь отдаленных"?
Владимир Лукин | Из учреждений УИС к нам приходит очень много обращений от подозреваемых, обвиняемых и осужденных, а также их родственников. Люди жалуются на постоянные нарушения их прав и законных интересов. И я слабо верю, что контрольная деятельность органа, созданного при ведомстве, будет эффективной.
РГ | Вы против контроля общественности за деятельностью уголовно-исполнительной системы?
Лукин | Гражданский контроль за таким ведомством не просто нужен - он необходим. Но контроль и ведомственные манипуляции - не одно и то же. Уголовно-исполнительная система выполняет исключительно важную, социально значимую функцию: исполнение наказания от имени государства и возвращение в общество полноценных его членов. Я против имитации бурной деятельности.
РГ | А что вы считаете не имитацией?
Лукин | Скорейшее принятие законодательного акта, который поставит контроль общества за местами лишения свободы на регулярную и систематическую основу. Проект такого закона принят Госдумой в первом чтении еще в 2003 году. На мой взгляд, по этому пути и надо идти - не создавать "карманные" инспекции, а ставить работу на правовую основу.
РГ | В исполнительном ведомстве говорят, что из множества жалоб подтверждается лишь ничтожное количество - примерно 0,4 процента.
Лукин | К сожалению, у нас совсем другие цифры. По итогам 11 месяцев текущего года были восстановлены права более 17 тысяч подозреваемых, обвиняемых и осужденных, что означает: почти 7 процентов из числа обратившихся к Уполномоченному оказались правы. Причем эта цифра основана на письменных ответах прокуратуры и других органов, которые осуществляли по моему поручению проверки. Нередко осужденные не могли реализовать даже свое право обратиться с жалобами и заявлениями в вышестоящие органы. По оценкам минюста, каждое третье заявление в министерство приходит нелегально, минуя администрацию исправительных учреждений. После известного ЧП в Льговской колонии Курской области в 2005 году областная прокуратура установила, что жалобы осужденных там блокировались.
РГ | Вы сотрудничаете с ФСИН России?
Лукин | На уровне руководства особых проблем нет, хотя, например, с МВД и минобороны работаем теснее. С руководителями этих ведомств у нас подписаны меморандумы о сотрудничестве. А в территориальных органах проблемы есть. Руководитель одного из них, например, узнав, что к нему едет сотрудник аппарата Уполномоченного, приказал этапировать в разные концы страны тех осужденных, которые обратились к нам с жалобами. Фактически этот чиновник сознательно воспрепятствовал проведению объективной и полной проверки. А в
местных СМИ еще и заявил, что "все правозащитники - люди купленные и выполняют чью-то волю". Я вынужден был просить министра юстиции обязать Федеральную службу исполнения наказаний публично дезавуировать это заявление.
РГ | Многие говорят, что существует перекос в защите прав осужденных в ущерб тем людям, которые в очень непростых условиях работают с ними. Вам так не кажется?
Лукин | Я бы переадресовал этот упрек журналистскому сообществу. В СМИ преобладают материалы о разного рода нарушениях в УИС, порой публикуются и непроверенные факты. Мы с Юрием Ивановичем Калининым обсуждали проблемы ведомственного персонала, который работает в режиме постоянного стресса, физических и психологических перегрузок и получает неадекватную зарплату. Мы готовы участвовать в защите прав этих людей, социальная защищенность которых явно не соответствует предъявляемым к ним требованиям.
РГ | Как известно, в колониях есть и производственная деятельность. Разве нельзя использовать ее для этих целей?
Лукин | Закон запрещает подчинять интересы исправления осужденных получению прибыли от их труда. Более того, уголовно-исполнительное законодательство требует, чтобы общественно полезный труд был одним из основных средств исправления осужденных. В этой связи мне не совсем понятно указание директора ФСИН о том, что предприятия, которые не принесут положительных экономических результатов, будут закрыты.
РГ | Какие проблемные вопросы, на ваш взгляд, нужно решать в УИС в первую очередь?
Лукин | Когда эту систему передавали в ведение минюста, ожидалось, что она станет более гуманной, в том числе за счет, так сказать, ее демилитаризации. Требования мирового сообщества, Совета Европы таковы, что персонал пенитенциарных учреждений должен состоять, как правило, из профессиональных штатных сотрудников, людей гражданских. Прошло уже более 8 лет, однако до сей поры медицинская служба УИС комплектуется работниками, имеющими звания, аналогичные воинским, прохождение их службы регулируется положением об органах внутренних дел, ряд норм которого противоречит международным стандартам. Они могут даже привлекаться для охраны осужденных с оружием и их конвоирования, что несовместимо со статусом медицинских работников и принципами медицинской этики, закрепленными в резолюции 37/194 Генеральной Ассамблеи ООН.
РГ | Что вы намерены предпринять в этой связи?
Лукин | Обратиться к президенту страны, чтобы решить вопрос о переподчинении медицинских работников УИС министерству здравоохранения и соцразвития и повысить им денежное содержание в связи с работой с осужденными.
РГ | Вы в принципе против ведомственной медицины?
Лукин | Ведомственная медицина имеет право на существование. В минобороны, например, врачи имеют воинские звания, и это правильно. Другое дело - уголовно-исполнительная система. Нужно учитывать психофизиологические особенности ее контингента. Представьте себе, что в одной и той же форменной одежде к осужденным применяются специальные средства и оказывается медицинская помощь после применения. Естественно внутреннее неприятие осужденными людей в форменной одежде. Врач должен носить белый халат.