Твердокаменная коммунистка Нина в "Детях Арбата", безумная Шура Шлезингер из телевизионной экранизации "Доктора Живаго", Марья Тимофеевна Лебядкина в недавно закончившейся экранизации "Бесов", последняя любовь Шаламова в новом, только что снятом фильме Николая Досталя "Варлам Шаламов"...
Появившись на экране несколько нет назад, Инга Оболдина-Стрелкова продолжает ошеломлять. Почти каждый раз, играя в кино и на сцене, она является новой, неожиданной, не позволяя себе повторять несомненный успех предыдущих работ. Что дает Инге Оболдиной-Стрелковой эту свободу? Ее изначальная устремленность к новизне? Или встречи с талантливыми режиссерами, способными варьировать потенциал талантливой актрисы?
Инга Оболдина-Стрелкова | Прежде всего я - актриса вне амплуа. Для меня амплуа - понятие абсолютно отжившее. Когда к актеру приклеивается слово "амплуа", по-моему, он просто обречен!
Российская газета | Возможно, ваше кредо сложилось в те годы, когда вы учились на режиссерском факультете Челябинского института культуры и искусства?
Оболдина | А может быть, гораздо раньше, когда я, девчонка, собирала у себя дома ребятишек с нашего двора и читала, устраивала целые спектакли... Я родилась и выросла в Кыштыме, это потрясающие места, уральская Швейцария. Твердо верила, что, окончив институт, вернусь домой и буду ставить народные празднества. Например, во время Масленицы в нашем парке, что стоит на дивном полуострове, будут выезжать Снегурочка и Мизгирь!
РГ | Что помешало осуществиться вашим планам?
Оболдина | Где-то на третьем курсе обучения режиссуре мне стало интереснее играть, чем ставить. Не было у меня такого режиссерского азарта и такой огромной режиссерской фантазии, как у моего сокурсника Гарольда Стрелкова.
РГ | Который стал вашим мужем?
Оболдина | И остается им, к счастью... Педагоги стали говорить, что мне надо идти в актрисы. У нас был замечательный педагог Виктор Александрович Дэль, ученик Товстоногова, режиссер питерской школы. Он дал нам как бы математику будущей профессии. Мы создали свой театр. Но Дэль уехал в Германию. Мы с Гарольдом поняли, что и нам надо менять свою жизнь. В Москве я поступила в Школу-студию МХАТ, Гарольд - в ГИТИС. Прошел год. Для нас было мукой проводить друг без друга целый день - с утра до вечера. Мы решили начать все сначала и вместе поступили в ГИТИС в мастерскую Петра Наумовича Фоменко.
РГ | Вы выбрали именно эту мастерскую, поступая в ГИТИС?
Оболдина | Нет. Это было великое везение. Мы ничего не знали о Фоменко, провинциалы, которые не так давно приехали в столицу. Но уже через неделю буквально прыгали до потолка от счастья, понимая, в чьи руки мы попали.
РГ | Что конкретно дарило вам это ощущение?
Оболдина | Школа Фоменко. Его любовь к каждому, кто у него учится. Умение убедить нас, что, коль мы поступили на актерское отделение, мы, конечно, талантливы. Но на этом нельзя останавливаться. Надо идти дальше, дальше!
РГ | Однако после окончания института вы и Гарольд не пошли работать в Мастерскую Петра Наумовича Фоменко?
Оболдина | Вышло так, что еще в студенческие годы Гарольд поставил спектакль "Сахалинская жена", в котором я играла главную роль старой гилячки Марины, хромой, косой, беззубой. Спектакль перешел на профессиональную сцену. Нам захотелось самостоятельности. Родился Театр "Апарте" под руководством Гарольда Стрелкова. Это мой театр!
РГ | Вы умеете замечательно уходить от себя, от своей человеческой природы. Живая, обаятельная, открытая и общительная по жизни, вы сыграли, например, твердокаменную коммунистку Нину в "Детях Арбата". Зажатую, закомплексованную, тупо и свято верящую в партийные догмы...
Оболдина | Вместе с тем в Нине есть и другое. Женственность, которая глубоко загнана внутрь, но вдруг раскрывается, когда она танцует с Максимом, которого любит с присущей ей силой и верностью.Для меня всегда важно уловить в роли, в ее структуре момент предельной искренности моей героини, когда раскрывается ее главная правда. Искренность пленяет, люди в такие минуты одинаковы. Я люблю странных героинь. У них всегда есть судьба. Есть катаклизм, который предстоит пережить. Есть траектория роли... Есть история.
РГ | Бывало ли так, что при чтении пьесы или сценария вы чувствовали: нет, не мое, не сыграю?
Оболдина | Конечно. На выпуске в ГИТИСе я играла Мону в пьесе Кромелинка "Холодно и горячо, или Идея господина Дома" в постановке Елены Невежиной. Мона - двухметровая блондинка, волосы до пят, глаза голубые, нос курносый... Посмотрите на меня: что у меня с ней общего? Но когда я поняла психологию этой женщины, ее внешние данные отступили на второй план. Нечто схожее было с Матой Хари. Каждый по-своему представляет красивую женщину. Если она человечески значительна, интересна, неординарна, она увлекает. Это существенно, а не "глянцевое" личико. Поставьте кавычки перед словом "глянцевое". Самое страшное - быть или стать "мордашкой".
Когда Гарольд начинал ставить "Мату Хари", он дал мне Хану, характерную роль второго плана. Через некоторое время сказал: "Нет, у тебя уже было что-то подобное, давай попробуем Мату Хари". Ну совсем не моя героиня! Я долго сопротивлялась. Спросила, как будут решены сексуальные сцены и как я буду завлекать зрителей? Он ответил, что это что-то вроде мануальной терапии. Дело в том, что Мата Хари к этому моменту настолько устала от того образа жизни, который вынуждена вести, что она с ненавистью доводит мужчин до шокового состояния. Это могу сделать.
РГ | Коль скоро вы всегда ищете правду ваших героинь, как вы, Инга Оболдина, человек нового поколения, относились к той преданности идее большевиков, которой живет Нина?
Оболдина | С одной стороны, идея вроде бы хорошая - о всеобщем счастье! Наверное, я могла понять, что в нее можно поверить, благодаря моим родителям: они жили по этим критериям. Мне кажется, что если бы все так существовали, то у нас давно наступила бы та райская жизнь, о которой мне рассказывали в детстве. Но на самом деле была голая идея. Реализовывали ее страшно. Однажды я была на гастролях в Норильске - городе, построенном на костях людей, репрессированных и высланных в тундру большевиками. Мне рассказали там историю, которую я по сей день с ужасом вспоминаю. В те годы в Норильске был некий руководитель, отвечавший за жизнь сосланных в лагеря. Ему пришло в голову, что в Норильске должен быть свой оркестр. Ткнув пальцем в карту Советского Союза, он попал на город Краснодар, где, к несчастью, был такой оркестр. Товарищ руководитель сумел сделать так, что Краснодарский оркестр в полном составе арестовали и невинных людей отправили в зону вечной мерзлоты играть для местного населения...А Нина проходит трудный путь от абсолютной веры до полного краха этой веры.
РГ | А как быть в таком случае с вашей Шурой Шлезингер из экранизации "Доктора Живаго", кстати, сочиненной сценаристом Арабовым, поскольку в романе Шура занимает крохотное место - подруга матери Тони...
Оболдина | Шура - безумная. По сути нет у нее никаких идеалов, никаких принципов. Все для нее зависит от данной политической моды. Она жадно вбирает в себя то, что носится в воздухе, заполняя собственную пустоту. Бежит, бежит за модой, за тем, что сейчас на гребне, а ведь так можно забежать бог весть куда. Только в камере, попав в ЧК, после пыток, в ожидании смерти, Шура впервые в жизни задумывается и понимает, что в сущности ничего в ее жизни не было. Ни любви, ни дома, ни семьи, ни ребенка, ни котенка... Еще одна, крайне далекая от меня женщина.
РГ | Недавно вы окончили работу над одним из сложнейших образов мировой литературы, сыграв Марью Тимофеевну Лебядкину в экранизации "Бесов" Достоевского.
Оболдина | Сколько было в связи с ней бессонных ночей! Ведь ответственность какая перед гениальным пером Достоевского. И у всех прочитавших роман своя Марья Тимофеевна.
РГ | Вы играли ее смиренной? Всепрощающей?
Оболдина | Какая же она смиренница!
РГ | Все понимала, вернее, была наделена провидческим даром и потому прощала...
Оболдина | Нет, Марья Тимофеевна людям самую страшную правду в глаза могла сказать. Помните, как она говорит Шатову, ударив его в самое больное: "Шатушка, а правда, что от тебя жена сбежала?" Хотя сразу после этого как бы кается, сказав, что ей тоже плохо, прощения у него просит.
РГ | Инга, мы говорим об одном и том же по сути.
Оболдина | Может быть...Она для меня русская юродивая, а в юродивых ангел и бес сражаются. У меня в этой роли было одно заветное место, не уверена, что в фильме это останется, боюсь, режиссер сократил...Это рассказ Марьи Тимофеевны, как запеленала она ребенка, взяла на руки, понесла да в прорубь бросила...Вот сколько всего в этой женщине! Вера, неверие, любовь, всепрощение...У нее бескорыстная душа, поэтому тянется к ней Ставрогин. Нет никого другого, подобного Марье Тимофеевне, в его окружении. Зовет ее уехать с ним далеко, вместе жить.
РГ | Понимает, что, быть может, существуя рядом с этой прекрасной блаженной, сумеет очиститься от страшной скверны.
Оболдина | Марья Тимофеевна близка Богу. Ставрогин это понимает. Но когда он приходит к ней и она видит его черную душу, его нож в кармане, он становится страшен ей. Она его, своего Князя, как икону, любила, а он черен, бездна в нем... Я как никогда раньше волнуюсь, как примут зрители мою Марью Тимофеевну.
Скоро выйдут еще два фильма с моим участием. Сериал "Сыщик Путилин" в постановке Сергея Газарова, я играю мадам Путилину, несколько странноватую особу, которая все время разговаривает в манере Рины Зеленой - нон-стоп. Партнер у меня прекрасный, Путилина играет Владимир Ильин.
Снялась у замечательного режиссера Николая Досталя. Рабочее название картины "Завещание Ленина", возможно, фильм будет называться "Варлам Шаламов". Моя героиня - последняя любовь Шаламова, в картине она - Зоя Вержина, эта женщина жива. Я читала ее статьи, у меня сложился образ человека, влюбленного в поэзию и через поэзию - в Шаламова, несмотря на разницу в возрасте.