Правильнее было бы констатировать, что место их обитания - не другая страна, а совсем другая театральная планета. Они говорят, что их новый спектакль "Кетцаль" происходит из голосов, утреннего тумана и стен дождя, а также из всего, что было до этого. Ложь беззастенчивая: такой "Кетцаль" растет, кажется, прежде всего из чувства глубокой ненависти к зрителю. Они утверждают, что Кетцаль - это красивая редкая птичка с большим ярким хвостом, которую злые люди ради этого хвоста убивают, приноровившись делать из перьев украшения. Вот это уже очень может быть: среди главных героев спектакля - рыб, змей, пауков, шакалов и каракатиц - нет-нет да и взмахнет красным боа маленькое прекрасное создание, птичка Кетцаль, действительно редкий и исчезающий вид среди всего отвратительного ползающего и скачущего сообщества.
"Приближение к главному. Лежу на животе. Мое лицо спрятано между коленями женщины. Глаза упираются в колени. Все время надо прятать себя в гроб, утробу, пещеру, могилу, влагалище земли. Чтобы сжали, похоронили. К главному... разбить ее камнями. На куски все. Кость. Мясо. А фарш поедят птицы... больше ничего не нужно впитывать. Искать подтверждения. Стало проще и дальше... и не важно умереть на краю горохового поля... сжать огромное к бороде, к косичке, к шлему гребешком... Раз. Раз. Не дать соединиться нашим ногам... не поздно. Не поздно... Я не иду. Меня ведут. И их ведут, и тех ведут. Творог в чулке затвердел, а было жидко. Расхлестать, размазать собой-ножом... и плыть по себе по всему", - таковы примерно сюжет и идея постановки Антона Адасинского, в которой из всего спектра всевозможных театральных эмоций и переживаний основным становится созерцание себя, любимого. Причем почти голого и совершенно лысого.
Наблюдать за подобным невыносимо: обрывочное сознание порождает сумбурные телодвижения. Расчлененное представление о теории эволюции - бесконечную череду актерских этюдов, которыми мучают студентов младших курсов. Вообще-то чтобы далее от имитации простейших перейти к передаче чувств более развитых существ. Адасинский идет от противного: зародышей награждает сверхразумом и сверхэмоциями. Он берет за основу миф ацтеков о пернатом змее Кетцаль-Коатле - прародители Вселенной, и щедро пластически иллюстрирует его: гуттаперчевые существа извиваются, прыгают и корчатся в воде. Так в хаосе размножаются и распознаются твари, заполняя собой мир, в котором вместо музыки - только "дизайн звука" от Дэниела Уильямса, а вместо людей и их взаимоотношений - сложные телесные комбинации.
И вот голые лысые актеры бьются в конвульсиях на сцене. Десять минут. Пятнадцать, двадцать, тридцать. Час. Второй. Это очень скучно. А все пути к выходу заблокированы: помнится, на одном из спектаклей "Дерева", как только народ засобирался раньше времени к выходу, повалил дым (спасибо, что не слезоточивый газ), и оттуда, как черт из табакерки, выскочил на четвереньках очередной лысый и совершенно голый персонаж, упоительно и очень достоверно демонстрирующий безумие. И зрители вынуждены были просто спасаться бегством...
Раньше Антон Адасинский строил действие по принципу: к прекрасному - через отвращение. Прием себя оправдывал: когда публика уже с трудом сдерживала рвотные позывы, наступали такие мгновения просветления, что все контрастное себя оправдывало. Но с годами, увы, отвращения становилось все больше, а света меньше. В "Кетцале" - всего на минут пять. Ведь самым симпатичным моментом постановки оказывается тот, когда актеры, вволю надергавшись, потянулись к выходу через зал. Как инопланетяне, поставившие эксперимент над подопытной планетой, и гордо, с большим достоинством, удалившись восвояси.
На самом деле Антон Адасинский очень талантлив. Как ученик и бывший клоун Вячеслава Полунина, он многое обещал и на многое был способен. В том числе и в питерской рок-группе "АВИА", где в 1980-90-е играл на трубе, пел и отвечал за драматургичные постановочные шоу. Но, видимо, в его мировосприятии случилось что-то страшное, после чего утраченным оказалось чувство меры, и его театральные самовыражения стали принимать все более и более чудовищные формы. И, к сожалению, теперь на афишах его спектаклей, как на алкогольной продукции, нужно писать предупреждение: спектакли Антона Адасинского противопоказаны беременным женщинам, детям, и лицам, страдающим неизлечимой любовью к непатологическому театру.