Каннская элегия
Одним из первых сигнал подал наш Александр Сокуров, показавший Канну русский фильм на немецком ("Молох"), а Берлину - на японском ("Солнце"). Теперь здесь его драма на русском языке "Александра", спродюсированная российскими и французскими кинофирмами.
Фильм этот в Канне появился в ореоле небольшого, но малоприятного скандала. Еще до фестиваля Сокуров дал интервью, где заявил, что участие в конкурсе сразу двух картин из России - ошибка отборочной комиссии. И заранее поздравил своих конкурентов-соотечественников с победой, таким образом косвенно обвинив жюри в политиканстве, а заодно сообщил, что "художественный режиссер" Канну не нужен, таким образом дав пинка и фестивалю в целом, и будущим победителям в частности. Этот упреждающий маневр, какими бы комплексами ни был обусловлен, только повредит репутации хорошего фильма.
Это самая камерная и непретенциозная из игровых лент Сокурова и один из сильных претендентов на призы. Немногословная история пожилой русской женщины (в этой роли Галина Вишневская), отправившейся в Чечню проведать внука-офицера, позволила увидеть быт войны изнутри и, самое важное, вглядеться в людей, оказавшихся в ее горниле с обеих сторон баррикад. Это фильм не о чеченской кампании, а о противоестественности братоубийственной войны вообще. Не случайно имя, выбранное главной героине, столь же женское, сколь и мужское, оно может принадлежать и русской, и француженке, и американке. Картина снята за 28 дней в реальных прифронтовых условиях, но сама война выведена за границы фильма, в кадре только ее следы и человек в обстоятельствах, когда труднее всего - остаться человеком. "Я не люблю военные игровые фильмы с их живописными атаками и эффектными взрывами, с меня достаточно однажды побывать там и увидеть все своими глазами. В войне нет ни поэзии, ни красоты, ее ужас и человеческий распад выразить невозможно", - предваряет Александр Сокуров свой фильм в распространенном здесь буклете.
Фильм получился лирическим и проникновенным - прифронтовая элегия, возникшая от самой этой неожиданной встречи всего домашнего, уютного и детского, воплощенного в понятии "бабушка", с лязгом и грохотом бесстрастной металлической мясорубки. Война дана на уровне не взрывов и крови, а ощущений - ее специфических запахов, на почти подсознательном уровне передаваемых экраном. Галина Вишневская здесь нужна как личность - сильная, властная, как носительница твердых устоев, как инспектор этого противоестественного мира, как способ его брехтовского "отстранения".
Сценарий написан Сокуровым, и здесь слабое место картины: чересчур литературные диалоги старой женщины и ее внука уподобляют главных героев полузабытым "рупорам идей", ради которых, собственно, и снимался этот принципиально пацифистский фильм. Я не уверен в возможностях его международного проката, но по нашему ТВ его бы надо показывать круглые сутки - в нем сквозь коросту осточертевшей войны и ксенофобии проступают человеческие лица.
Зал на первом каннском сеансе "Александры" был заполнен едва наполовину, прием был смешным: аплодисменты смешивались с "бу-у!", но аплодисментов было больше, и они были непривычно долгими.
Режиссер на премьеру в Канн не приехал, что само по себе беспрецедентно. Отменена пресс-конференция съемочной группы. Официальная версия: по медицинским причинам.
Дух и плоть
Вавилонское столпотворение продолжил мексиканец Карлос Рейгадас: его "Молчащий свет" идет на старонемецком, который предки героев фильма вывезли из Швейцарии еще в XIX веке. Они - последователи баптистского вероучения меннонитов, сохранившие до наших дней строгие моральные устои, аскетизм быта и отрицание любого прогресса. Даже автомобили, которые они себе позволили, стали не более чем уступкой эпохе, но ни средств связи вроде ТВ или мобильников, ни новомодных вольностей они не допускают.
Такой аскезы от Рейгадаса не ожидали: два года назад он шокировал Канн "Битвой на небесах", открывшейся натуралистическим кадром орального секса. Теперь главной проблемой для его героев стал банальный любовный треугольник: крестьянин полюбил крестьянку при живой жене и детях, а его религиозные убеждения этого не допускают, считая зов плоти делом дьявольским. Снимались непрофессионалы, и за кадром чувствуются команды режиссера: посмотри налево (персонаж с натугой поворачивает голову), кивни (персонаж кивает, подмигивая режиссеру: мол, правильно?). Но любовная сцена снята с максимальным тактом, и слияние героев с природой - абсолютно. Картина столь медленная, что пантеистичный и созерцательный фильм Звягинцева на ее фоне кажется стремительным. Тон и ритм задает великолепный первый кадр, продолжающийся добрых шесть-семь минут: от звездного неба камера переходит на ночной пейзаж, горизонт медленно светлеет, и мы не оторвем от него взгляд, пока не придет утро и не закричат петухи. Потом мы также подробно, в реальном времени, будем наблюдать молитву героев, их трапезу, их молчание, в котором уже заложено предвестие грядущей драмы. Финал стоит того, чтобы приспособиться к этому тягостному ритму и досмотреть кино до конца.
Еще больше шансов на победу у фильма немецкого турка Фатиха Акина "На краю рая", закрепившего тенденцию к вавилонскому смешению языков и стилей. Но о нем - в следующем репортаже.