Мэр Венеции не против покупки русскими недвижимости в Италии

Я прилетел в Венецию, в аэропорту развернул местную газету и похолодел: мэр города Массимо Каччари объявил "молчание прессы". Никаких контактов со средствами массовой информации, никаких интервью, никаких брифингов и пресс-конференций. Чем-то мои итальянские коллеги его обидели, не так истолковали его слова, а то и нарочно исказили их смысл. Короче, его достали, и он решил временно прекратить все контакты с журналистами. И именно в этот момент из России прилетает корреспондент, чтобы поговорить с ним. Ну дела...

Я сделал вид, что никаких газет не читал, и в назначенное время явился к известному каждому венецианцу палаццо на Большом канале, неподалеку от знаменитого моста Риалто. Электронное табло в парадном демонстрировало только одну цифру +32. Это не было температурой, хотя в тот день показание казалось почти верным. +32 означало куда более важную для Венеции вещь, связанную так или иначе с самим фактом существования города, - это уровень воды. Когда он достигает отметки +110, здесь наступает время, которое уже несколько веков называется aquva alta - высокая вода, или наводнение, или водная катастрофа, заставляющая горожан пересекать площади по деревянным мосткам, запирающая наглухо ворота церквей, ресторанчиков и бутиков. Это время острой головной боли для хозяина города, будь он дожем, как три столетия назад, или, как сегодня, - мэром, что, впрочем, если вдуматься, одно и то же. И вот, если вас угораздит в период высокой воды прибыть сюда для досужих бесед с дожем ли, с мэром, будьте уверены - полное "молчание прессы" вам гарантировано: градоначальник занят самым важным делом - спасает вверенный ему город от затопления. К счастью, это бывает не так часто, и скорее осенью или зимой. Но в июле 2007-го уровень воды в венецианских каналах и в лагуне был вполне "разговорным", так что с июльским мэром Венеции можно было бы обсудить и то и се, если бы не пресловутое "молчание прессы".

С таким примерно "набором соображений" и опасений я и прибыл на "рецепшн" здешней мэрии и осторожно осведомился, ждут ли меня? Солидный охранник внимательно изучил мою визитку и вежливо объяснил, куда пройти. Худо дело, подумал я: во-первых, не спросили никакого серьезного документа, во-вторых, не обыскали и не досмотрели рюкзак с фотоаппаратурой (а там, между прочим, лежал среди прочего перочинный ножик), в-третьих, не отобрали мобильный телефон, в-четвертых, не заставили включать и выключать диктофон. То есть проверку на готовность к совершению теракта я не прошел. Более того, вежливая девушка на втором этаже палаццо попросила присесть на диван, осведомилась, чего бы я хотел: кофе, чаю, воды или чего-нибудь еще. Синьор Каччари будет с минуты на минуту, сказала она и улыбнулась. Ну, это мы еще поглядим, подумал я и приготовился к худшему.

Массимо Каччари, мэр самого популярного города в мире, появился через две минуты. Он шел не торопясь, абсолютно один, без какого-либо намека на охрану, пресс-секретаря и дежурного лизоблюдского сопровождения. Я встал с дивана, он подошел, улыбнулся, сказал: "Так это вы?", подал руку и пригласил в кабинет. Мы сели за огромный круглый стол, заваленный бумагами, я стал благодарить его за то, что нашел время для корреспондента из России, он прервал меня усталым жестом руки и тихо сказал: "Ладно, все это ерунда, давайте поговорим..."

- Я уже заметил, что вы обходитесь без охраны. Я догадываюсь, что у вас нет персонального автомобиля с мигалкой и шофером, поскольку, как известно, в Венеции нет автомобилей. Как же вы добираетесь до работы?

- Когда как. Иногда на вапоретто (городской водный трамвайчик. - Ю.Л.), иногда пешком.

- Но ведь вы - человек в Венеции известный и вполне узнаваемый. Любой горожанин может подойти к вам на улице и предъявить какие-то претензии. Вас это не смущает?

- Ну а чего тут смущаться? Как правило, так и бывает. Подходят разные люди, чем-то возмущаются, что-то советуют, на что-то жалуются. Я уже привык к этому. В сущности, это и есть часть моей работы. Правда, жаль, что за все это время, пока я работаю здесь мэром, никто не подошел ко мне на улице и не похвалил меня. Но это естественно: те венецианцы, которые довольны здешней жизнью, предпочитают не подходить к мэру на улице.

- У вас устойчивая репутация видного итальянского ученого, философа, тонкого ценителя искусств. Поэтому с мэром Венеции нынче можно говорить не только о городских проблемах.

- Ну что ж, давайте попробуем.

- Что бы вы сказали на такое соображение. С конца прошлого века в крупных городах мира укрепилась тенденция превращения человека в биологический придаток высокотехнологичного мегаполиса: он - для города, а не город - для него. В этом смысле Венеция - едва ли не последнее место на Земле, где человек ценен сам по себе, ценен как личность не похожая на других, а не только как функция, замыкающая технологическую цепочку. Возможно, это и есть неосознанная причина растущей популярности вашего города? Что скажете?

- Мне кажется, по большому счету вы правы только в одном: в современном глобальном мире доминируют факторы технико-экономические. И это все, с чем я могу согласиться в вашей версии развития. Повседневная жизнь убеждает меня в том, что человек не желает стать шестеренкой в этом механизме, он и не стал ею, он успешно этому сопротивляется, и ни о каком усредненном, унифицированном типе человеческого сознания речи быть не может. Более того, чем ощутимее становятся процессы глобализации, тем явственнее, острее проступают национальные, религиозные, культурные и другие различия народов. Мне кажется, это естественная реакция на глобальную унификацию мировой экономики и технологий. Но в этом же и основная проблема, очень опасная для современного мира: не довести эти растущие различия до крайностей, до конфликтов и войн.

- Вы хотите сказать, что глобализация не унифицирует людей, не делает их похожими, а, наоборот, обостряет различия между ними?

- Именно. Я утверждаю, что в ХIХ веке, названном прекрасной эпохой, мир был куда более унифицирован и глобален, нежели теперь. Моя прабабушка путешествовала свободно с каким-то единственным клочком бумаги в Сирию, Иран, Ливию, Ирак, в Персию и на Кавказ. Попробуйте в нашем глобальном мире проделать подобный маршрут, и вы очень быстро ощутите разницу. В прошлые века в крупных городах Средиземноморья мирно и терпимо уживались все религии и все нации. Сегодня в городах Магриба нет ни одного еврея. А незаживающие противоречия между Палестиной и Израилем, а терроризм на основе религиозного фундаментализма, а нарастающие противоречия между Западом и Китаем, между Европой и Россией... Вот реалии сегодняшнего глобального мира. Кстати, именно эти реалии выводят на первый план не экономику, а именно политику как способ решения острейших противоречий и политиков, которые ответственны за решение таких проблем. Мне трудно судить о ситуации в России, я не так хорошо знаком с ней и незнаком с вашим президентом лично, но мне кажется, что Путин правильно понял значение именно политики, Политики с большой буквы. То, что он покончил с "демократией олигархов" в России замечательно именно потому, что ему удалось вывести частные бизнес-интересы из политического процесса. В отличие от Путина лидеры крупных западных стран совершают ошибку, когда руководствуются только экономическими интересами в отношениях с такими странами, как Китай или Россия. Рано или поздно подмена политики экономикой приведет к конфликтам. Сейчас наступило время сильной, умной, ответственной политики, сильных, умных и ответственных политиков.

- Если не возражаете, давайте вернемся в Венецию.

- Давайте, бог с ней, с глобализацией.

- Всякий, побывавший хотя бы раз в вашем городе, знает, что он разделен на две части: островную - собственно Венецию - и континентальную, которая называется Местре. В островной части - прекрасные музеи, старинные церкви, знаменитые набережные, гондолы, туристы, бутики, отели, роскошные палаццо... В Местре сконцентрированы предприятия, судоверфи, офисы, газеты, многоквартирные дома... Существует ли разница между венецианцами, живущими на острове и на континенте? А может быть, это просто разные люди и разные города?

- Ну вот, и вы туда же...

- ?

- Дело в том, что этот вопрос сами венецианцы на протяжении всей истории города задавали трижды. Трижды в Венеции проходили референдумы с вопросом: разделить Местре и острова или оставить их в составе единой Венеции? И трижды сами венецианцы голосовали за то, чтобы Местре и острова были вместе, одним городом с названием Венеция. Я бы сказал так: на корнях континентального судостроения и нефтепереработки держится стебель и прекрасный цветок островной Венеции. Они не могут существовать раздельно, поскольку поддерживают друг друга финансово и эстетически. Поэтому для меня очень важно, чтобы венецианцами чувствовали себя не только островитяне, но и жители Местре.

- Говорят, что богатые иностранцы, в том числе граждане России, активно скупают недвижимость в островной части Венеции. Вас не смутит, если наступит время, когда большинством населения Венеции будут не итальянцы, а приезжие - инородцы, как бы сказали у нас, в России?

- Я был бы рад, если бы в моем городе жили состоятельные, приличные люди. Каких они кровей, каких национальностей, из каких стран приехали - для меня не важно. В конце концов Венеция с самого начала своего существования была городом интернациональным, городом приезжих. В этом, кстати, всегда была ее сила. Если серьезно, то реальную угрозу Венеции представляют отнюдь не те иностранцы, которые приезжают сюда жить, а те, которые приплывают в этот город на огромных многопалубных теплоходах всего на два, на три часа и оставляют после себя горы мусора и пустых бутылок. Простая философия таких посещений - укусить и убежать. Вот это меня тревожит по-настоящему.

- На вечном поселении в Венеции оказались как минимум трое русских: Стравинский, Дягилев и Бродский. Как известно, они покоятся на кладбище Сан-Микеле, острове мертвых. Не были ли вы знакомы с Бродским? Что вы думаете о нем? И попутно: каковы ваши предпочтения в русской литературе, вообще в русском искусстве?

- У Иосифа Бродского было много друзей в Венеции. И его отношения с городом были очень волнующими и прекрасными. Мы печатали наши тексты в одном издательстве - "Адольфи". И он, и я бывали там часто. В "Адольфи" вышло его прекрасное эссе о Венеции - "Набережная Неисцелимых". По-моему, это замечательная литература. И вообще Бродский - существенная часть великой русской литературы. К сожалению, я не знаю русского языка, поэтому говорю с опаской, но все-таки мой любимый русский писатель - это Достоевский.

- А из того, что не требует знания языка?

- Малевич. Казимир Малевич.

- Вы упомянули эссе Бродского "Набережная Неисцелимых". Почему название этой набережной исчезло? Теперь она называется иначе. Итальянцы не склонны, подобно моим соотечественникам, к переименованиям улиц...

- Вы уверены, что фондамента Инкурабили (набережная Неисцелимых. - Ю.Л.) действительно больше не существует?

- Да, теперь она называется Дзаттере.

- Странно. Но венецианцы все равно назначают свидания на Инкурабили. В любом случае спасибо, что сказали. Я обязательно это проверю, и если это так, то название набережной вернем.

- Кто, на ваш взгляд, создал лучшее произведение о Венеции?

- Лучшее? Вряд ли я смогу назвать кого-то одного... Впрочем, я назову вам имя того, кто написал худшее произведение об этом городе.

- И кто же это?

- Томас Манн.

- "Смерть в Венеции"?

- Именно.

- Но почему худшее?

- Потому, что это насквозь декадентский текст, не имеющий ничего общего с реальной Венецией и ее подлинным духом.

- А в чем, на ваш взгляд, подлинный дух Венеции?

- В том хотя бы, что этот город выжил среди воды, выстоял, превратился в столицу могущественного островного государства, и по сей день поражающей своей красотой. Это город сильных, веселых, бодрых, предприимчивых и трудолюбивых людей. Если бы это было иначе, Венеция давно погибла бы. Если бы ее духовный колорит соответствовал представлениям Томаса Манна, сегодня не существовало бы ни Сан-Марко, ни Санта Мария дела Салюте, ни многого другого, что так дорого каждому, кто хотя бы раз побывал здесь.

- Кстати, как вы относитесь к проекту спасения Венеции от наводнений? Говорят, что он вам не по душе. Если не секрет, почему? И если не секрет, откуда пошло название этого проекта - "Моисей"?

- Вы не ошиблись, этот проект действительно так называется?

- Так пишет пресса.

- Постойте, может быть, по первым буквам? Ну конечно! Modulo Sperimentale Elet-tromeckanico - MOSES - Моисей. Так вот, если бы этот фантастически дорогостоящий проект - 4,5 миллиарда евро - подобно Моисею, спасшему евреев, спас бы Венецию от разрушительных наводнений, я бы первым голосовал за него. Но, увы, все не так. Беда в том, что Венеция, как средневековый рыцарь, заковывается в очень дорогие доспехи, которые уже никогда нельзя будет снять и которые предназначены для защиты только от одного типа угрозы - от подъема воды до определенного уровня. Рыцарь в доспехах прекрасно защищен от стрел и ударов меча, но не от того типа оружия, не от той угрозы, которая появится через полвека. Никакие латы, например, не защитили бы средневекового рыцаря от автоматного огня. То же и с "доспехами" проекта "Моисей". Уровень воды в ближайшие десятилетия может быть выше прогнозируемого, глобальный климат меняется очень быстро. И что тогда? Кому нужна будет вся эта дорогостоящая механика и электроника? Помимо всего прочего проект предусматривает огромный объем дорогостоящих подводных работ. В море закачивается немыслимое количество бетона. Как это повлияет на экологию лагуны? Кто может это предсказать?

- Каков ваш вариант? Он существует?

- Я уверен, что для спасения города достаточно вложить хотя бы часть этих средств в улучшение его жизнеспособности. Надо просто помочь венецианцам стать сильнее, экономически состоятельнее, и они сами спасут город, как это было на протяжении всей его истории. Ненормально, когда скромная однокомнатная квартира обходится арендатору в 2000 евро в месяц плюс коммунальные услуги. Ненормально, что мелкие арендаторы, предприниматели и торговцы предпочитают уезжать с острова из-за высоких цен. Надо им помочь, надо их поддержать. Поскольку в них - сила острова, в них - способность его к сопротивлению высокой воде. Они всегда занимались чисткой каналов, строительством сооружений, защищавших город от наводнений. Но, к сожалению, федеральные власти не удосужились спросить мнение венецианцев перед тем, как начать реализацию этого проекта. Таков наш итальянский федерализм в действии. Поэтому, согласитесь, до библейского Моисея тут далековато.

- Что ж, будем надеяться, что и через сорок лет Венеция будет и что нашим детям и внукам это чудо достанется тоже. Во всяком случае, я искренне этого вам желаю.

- Нам! Давайте пожелаем этого нам всем.

...Он проводил меня из своего кабинета в огромный зал, где уже готовили фуршет для очередного торжественного мероприятия (мэр провожал на пенсию своего давнего друга и сослуживца). Поодаль я заметил сиротливо стоящую малочисленную группку своих итальянских коллег: вряд ли они на что-то надеялись после размолвки с градоначальником, но, увидав его в обществе журналиста (фотокамера на моей шее красноречиво об этом свидетельствовала), коллеги сделали стойку и ринулись к нам. Мэр понял, что ситуация безвыходная, он развел руками и покорно стал отвечать на вопросы. Так закончилось "молчание прессы" Массимо Каччари.

Беседовал Юрий Лепский

Досье "РГ"

                                                                                    

   Массимо Каччари родился в Венеции 5 июня 1944 года. Окончил философский факультет университета в Падуе, там же защитил докторскую диссертацию.

   В 2002 году основал факультет философии в университете Вита-Салюте Сан Раффаеле Милана.

   В 70-е годы Каччари вступает в компартию Италии. В 1976 году он становится депутатом парламента, где работает в парламентской комиссии по индустрии.

   В 1983 году Каччари порывает с компартией.

   В 1993 году его избирают мэром Венеции. В этом качестве он работает до 2000 года. После очередных выборов 2005 года он вновь становится мэром  своего родного города.