В течение нескольких лет, вопреки профессиональной привычке, он произносил со сцены не чужой, а собственный текст - когда получал микрофон на съездах народных депутатов России.
Эта его "отсебятина" вызывала всеобщие аплодисменты: у одной части зала одобрительные, у другой - протестующие (оратора, что называется, "захлопывали"). Единственный случай, когда, выступая, Басилашвили говорил по писаному, - инаугурация Ельцина. Впрочем, это тоже был его собственный текст. Он сам потрудился над ним - как говорит, "в поту и ужасе, выверяя каждое слово".
Вообще-то, сделавшись депутатом, Басилашвили получил не свою роль. В театре такие роли называются "на сопротивление" - когда психофизические данные исполнителя не соответствуют отведенному ему драматургическому материалу. Актер, в чьем активе Андрей Прозоров из "Трех сестер", Войницкий из "Дяди Вани", Бузыкин из "Осеннего марафона" (натуры тонкие, рефлексирующие, не способные на поступок, плывущие по течению), вдруг угодил в политику. Когда в иные времена на трибунах ораторствовали Ульянов и Лавров, это было естественно: созданные ими сценические и экранные образы без малейшей натяжки совпадали с общественным амплуа двух великих артистов. Басилашвили же по своей "фактуре" (с одной стороны, не состоял в КПСС, не играл вождей и партийных деятелей, а с другой - и не диссидентствовал) вроде бы никак не годился на роль политика.
На политических подмостках
- Что собой представляет постсоветская интеллигенция? Она, конечно, разнородна, это не монолит. Но в основным чертах какова она, по-вашему?
- Не знаю.
- Ну была, наверное, ельцинская интеллигенция, назовем ее так.
- Была.
- А сегодня - путинская? Или это все те же люди?
- Не могу говорить за всех. Лично я, когда был депутатом, входил в группу демократов так называемой первой волны, у которых была одна цель - демонтировать советский режим, начать политические и экономические реформы. Для этого нужен был лидер, способный повести за собой не только демократов, но и весь народ. Таким лидером оказался Борис Николаевич Ельцин.
- Вы в ту пору тесно с ним общались?
- Не сказал бы, что тесно. Я работал в комиссии Верховного Совета по культуре. Поначалу знакомство с Ельциным носило чисто визуальный характер, а потом мы стали чуть-чуть ближе друг к другу. Наверное, потому, что он понимал: мое общение с ним ни в коей мере не диктуется желанием продвинуться вверх по какой-нибудь лестнице. А когда он перестал быть президентом, нам еще легче стало общаться.
- Вы встречались с ним после его отставки?
- Да. Однажды, будучи в Петербурге, Ельцин позвонил и пригласил меня в кафе. Он пришел с Наиной Иосифовной, я - со своей женой. Все было очень мило. Конечно, на политические темы разговаривать в кафе с Борисом Николаевичем было совершенно бессмысленно. Поэтому мы говорили о театре, о музыке, о природе. Он играл на ложках... Ельцин был типичный выходец из советской системы. Но мы пошли за ним. Потому что интуитивно чувствовали: этот человек хочет блага для страны.
- Все правители хотят блага для страны. Только по-разному его понимают.
- То, как понимал Ельцин, совпадает с моим пониманием.
- А к нынешней власти у вас есть вопросы?
- Есть. Мне кажется странным новый порядок избрания губернаторов. Я не понимаю, зачем отменили порог явки на выборы. Меня настораживает расширительное толкование экстремизма.
- Вы не хотите вернуться в политику?
- Не хочу.
- Наконец пришли к мысли, что артисту место на сценических подмостках, а не на политических?
- В какие-то моменты для страны артист может сказать свое слово не только со сцены. Я не согласен с утверждением, что деятель культуры должен всегда оставаться лишь в рамках своей профессии.
Сделай сам
- Вы сейчас много работаете в Москве. Здесь постоянно идут ваши спектакли "Калифорнийская сюита", "Ужин с дураком". Это что - творческая эмиграция из родного БДТ, переживающего нелучшие времена?
- Ни в какой творческой эмиграции я не нахожусь. С тем, что БДТ переживает трудные времена, тоже не вполне могу согласиться. В театр пришел новый художественный руководитель Темур Чхеидзе. Это опытный, высококлассный мастер, который ставит хорошие спектакли. Некоторыми из них можно гордиться. К тому же этот человек вслед за ушедшими от нас Георгием Александровичем Товстоноговым и Кириллом Лавровым провозгласил курс на классическую драматургию. Он понимает ее непреходящую ценность, что вовсе не мешает ему обращаться и к лучшим образцам современной драмы. Может быть, на фоне некоторых театров БДТ выглядит белой вороной, но мы придерживаемся этой линии.
- А что вам дает антреприза?
- Помимо заработка, что тоже немаловажно, она дает возможность полнее реализовать себя. Незадолго до своей кончины Георгий Александрович Товстоногов сказал мне: "Советский репертуарный театр изжил себя как институт. Он совершенно окостенел, не способен двигаться ни влево, ни вправо, ни назад, ни вперед. Этот театр вскоре будет разрушен временем. Появится огромное количество антрепризных спектаклей". Я спрашиваю: "Что же в этом хорошего?" Он говорит: "В этом ничего хорошего нет, но нет и ничего плохого. Там наряду с полнейшим безобразием будет масса замечательного. Будут самостоятельность, поиск, свобода, отсутствие актерского и режиссерского зажима. Антреприза все это может дать. И в результате когда-нибудь - надеюсь, что скоро - как протест против антрепризного безобразия возникнет некий новый Станиславский, появится новый театр, который противопоставит раздрызганности высокое искусство". Вот такая была у него мысль. И все, что происходит сейчас в театре, по-моему, вполне закономерно. Я попал в антрепризу еще на излете советской эпохи. Был первым из актеров БДТ, вошедшим в эту "реку". Мне представлялось, что я на своем примере могу показать коллегам, что хватит кричать: "Ах, как мало мы зарабатываем, ах, нам не дают ролей, ах, я всю жизнь ждал Гамлета, а мне давали играть "кушать подано". Недоволен своим положением в театре - пойди и сделай сам! Должен сказать, по проторенной мною дороге потом пошли многие.
- А бывало такое: вам выпадал оглушительный зрительский успех, но вы понимали, что он недорого стоит?
- Неоднократно.
- В антрепризе,естественно?
- Нет, в Большом драматическом театре.
- Вы шутите?
- Ничуть. Сколько раз я понимал, что играю плохо, а публика при этом ревела от восторга. Бывало и наоборот: чувствую, что играю хорошо, а зритель не принимает. Думаю, во всех случаях актер сам себе судья.
Репетиции с непредсказуемой развязкой
- Вам доводилось в театре попадать в непростые этические ситуации, чреватые разрывом отношений с кем-то из артистов?
- Поясните, что вы имеете в виду.
- Например, ситуацию, в какой оказался Олег Борисов. Он со вторым режиссером тайно репетировал принца Гарри. В то время как на сцене у всех на виду уже шли репетиции с назначенным на эту роль Владимиром Рецептером. В конце концов Товстоногов остановил свой выбор на Борисове. Ну, вы помните эту историю...
- Да, это было. Рецептер сначала сам хотел ставить "Генриха IV", но Товстоногов ему отказал, пообещав дать сыграть в этом спектакле принца Гарри. Рецептер был счастлив. С упоением репетировал. А Борисов сидел на галерке, записывал все. Потом со вторым режиссером они репетировали. В результате Рецептера сняли с роли. Получилось, на мой взгляд, не очень красиво. Но в ситуации Борисова я никогда не был. Я был однажды в ситуации Рецептера.
- Вас снимали с роли?
- Нет, меня не снимали. Я был назначен на роль Хлестакова. Но репетировал в очередь с Борисовым. И вот, представьте, сегодня я репетирую, нахожу какие-то важные вещи, назавтра выходит Борисов и закрепляет найденное. Что-то убирает, что-то улучшает. И так день за днем в течение нескольких месяцев. Надо ли говорить, что мы оба нервничали. Такая двусмысленность ни его, ни меня не устраивала. Когда приблизилась премьера, я пошел к Товстоногову и сказал: "Георгий Александрович, я не против того, чтобы эту роль играл Олег Борисов, он замечательный артист. Никаких претензий ни к нему, ни к вам у меня нет. Но и Олегу Ивановичу, и мне безумно тяжело репетировать. Потому что мы только тем и занимаемся, что стараемся показать вам, кто из нас лучше. Ситуация ненормальная. Вы просто наносите нам травму, и спектаклю это тоже на пользу не идет. Поэтому решайте. Сыграет Борисов - я буду очень рад. Сыграю я - буду счастлив не менее. Но должен остаться кто-то один из нас. Товстоногов сказал: "Я подумаю". И через две недели оставил меня одного на этой роли, что Олегом Ивановичем было истолковано так, будто я ходил и просил, чтобы его сняли с роли. Это абсолютная неправда.
"Дело о конокрадстве"
- Вы читали мемуарное сочинение Марка Розовского "Дело о конокрадстве" (его автор, известный режиссер, пытается доказать, что постановку знаменитого спектакля БДТ "История лошади" осуществил именно он, а не Товстоногов. - Прим. ред.)?
- Читал.
- Что вы скажете? В какой мере Розовский может предъявлять авторские права на этот спектакль?
- Ни в какой. Когда он дал мне прочесть свою рукопись, я ему об этом прямо сказал. Розовский - талантливый человек. Он очень много сделал для этого спектакля. Он написал инсценировку, он придумал музыку. Он даже поставил первый акт, правда, с большим трудом, не без помощи Лебедева (исполнителя роли Холстомера. - Прим. ред.) А на репетициях второго акта начался полный кошмар. Мы дальше первой сцены никак не могли продвинуться. Кроме того, Марк придумал, что мой герой, князь Серпуховской, становится волком в волчьей стае и в компании серых хищников поедает несчастного Холстомера. Это ни в коей мере не соответствовало прозе Толстого. В результате пришел Товстоногов, все увидел и понял. И взялся за дело сам. Он перенес спектакль с малой сцены на большую. Он целиком поставил второй акт, кое-что сократил в первом. Он по-новому выстроил мизансцены, нашел точный свет. Он придал спектаклю глубину и блеск. Если бы не Товстоногов, не было бы "Истории лошади" в том виде, в каком она прославила БДТ. Был бы спектакль, равный тем постановкам, которые Розовский осуществил у себя в театре или в Рижской драме, или где-то еще. К сожалению, Марк этого не понимает.
"В каждом из нас есть что-то от Бузыкина"
- Андрей Бузыкин, сыгранный вами в "Осеннем марафоне", - хорошо узнаваемый социальный типаж советской эпохи. Вы можете сказать: "Бузыкин - это я"?
- Думаю, в каждом из нас есть что-то от Бузыкина. Каждый находился или до сих пор находится в этом состоянии. Потому что Бузыкин - это типичный сколок советского интеллигента, которому и хочется, и колется, и мама не велит. И он теряет сам себя, потому что все время идет на компромисс.
- Может, "бузыкинщина" и есть определяющее свойство советской интеллигенции, по сути мало изменившейся за прошедшие пятнадцать лет? Мы с этого начали наш разговор и вот к тому же возвращаемся.
- Мне кажется, нужно говорить шире - о русской интеллигенции. Когда я репетировал Андрея Прозорова в "Трех сестрах", Товстоногов предлагал мне парадоксальные ходы. Например, у Чехова написано, что выходит Соленый и говорит, что он сейчас убьет Тузенбаха. Затем Соленый удаляется. Появляется Андрей Прозоров и разражается своим монологом. А Георгий Александрович свел нас вместе. И Соленый мне прямо в лицо говорил, что он сейчас убьет Тузенбаха. Предложенное режиссером решение мне показалось нелогичным. Я попытался возразить: "В таком случае Андрей должен немедленно отправиться к полковнику Вершинину, рассказать ему о намерении Соленого и предотвратить убийство". Георгий Александрович ответил: "Как раз в этом вся суть трагедии русской интеллигенции. Вместо действия она уходит в философистику. Вот вы смотрите на человека, который сейчас идет убивать вашего ближайшего друга Тузенбаха. И думаете: "Сейчас умрет Тузенбах... Вот так поубивают всех нас. Боже мой, как же дико живет Россия!" Вместо того чтобы совершить конкретное действие, вы занимаетесь тем, что сидите и философствуете о бедах России". Да, мы чаще всего только говорим, а действовать не способны. Может быть, именно в этом трагедия русской интеллигенции?
Из досье "РГ"
В мае 1990 г. на первом Съезде народных депутатов РСФСР решался вопрос, станет ли Борис Ельцин председателем Верховного Совета. В его поддержку поступали сотни телеграмм со всех концов страны. Депутат съезда Олег Басилашвили решил, что свое слово должны сказать и артисты БДТ. Он вывесил в театре большой лист бумаги со словами: "Мы, артисты Большого драматического театра, выражаем свою поддержку Борису Николаевичу Ельцину". И призвал желающих поставить свои подписи. На другой день он вернулся в Москву на съезд и в фойе Большого Кремлевского дворца прикрепил к стене эту бумагу. "В перерыве я выхожу, - вспоминает Басилашвили, - и что же вижу? Поперек нашего воззвания красуется огромная фига. Это коммунисты нарисовали. Дескать, вот вам! Сейчас этот своеобразный документ эпохи хранится в Петербургском музее современной истории".