"Борода" - позывной Поповича. Люди военные о нем говорят - настоящий боевой командир-работяга, самое тяжелое в афганской и чеченской кампаниях он на своем горбу вытащил.
В "Российскую газету" Попович обратился с надеждой найти своих боевых товарищей. Особенно ему хочется узнать о судьбе майора Михаила Бутенко, с которым воевал в Афганистане в 1986 году. С тех пор они не виделись почти двадцать лет.
Цивилизация на экспорт
В 1984 году Алексей Попович пересек советско-афганскую границу в составе батальона спецназа.
Особого желания участвовать в этой кампании Попович не испытывал. Но его профессия подразумевала командировки разной степени сложности и в любые точки мира. После поездки в составе военной миссии в Баден-Баден в качестве старшего переводчика Алексей имел право несколько лет служить дома. И только возможный упрек в нежелании браться за автомат после почти сибаритской жизни в благополучной Европе заставил его согласиться.
- Мы зашли 20 сентября, - вспоминает Попович. - Жара, скалы, грохот наших машин, въезжающих в Чарикарскую долину, что за перевалом Саланг. Потом Кабул с запахами плова, шашлыка из харчевен, которых там неисчислимое множество. Мужчины в чалмах сидят на городских скамейках так, как они привыкли - на корточках. Базар, где есть все абсолютно, рядом с коврами и медной посудой можно купить горсть патронов, а если поспрашивать, то и серьезное оружие. Для нас это нонсенс, а в Афганистане норма. Там с самого начала 80-х было опасно, но не смертельно, ведь бойня раскрутилась не сразу. Мы несли им свою цивилизацию, и поначалу это воспринималось благосклонно. Но потом все изменилось, и они стали отвечать стрельбой.
Я угодил точно под раздачу. Служить начал командиром роты, а это все равно что "Ванька взводный" - все пули твои. Они называли нас шурави, мы их - духи, но иногда мне казалось, пацаны воюют против пацанов. Местные мальчишки закладывали мины на дно Пандшера там, где переправы, ведь вода усиливает взрывной эффект. Январь, а они лезли в ледяную речку, устанавливали мины на полуметровой глубине, а после выскакивали и по снегу в резиновых калошах на босу ногу бежали домой. Мы как-то прихватили две группы, которые минировали броды. Зачем, спрашиваем, рискуете? Оказывается, копили на женитьбу. Выкуп за невесту был тогда от 150 афганей, а "калашников" стоил 200 афганей. Убил шурави, который и сам-то еще салага неженатый, добыл ствол - можешь готовиться к свадьбе.
Первый раз меня задело в 1984 году под Баграмом. Три недели в госпитале. Второе ранение получил в провинции Лагар. Стреляли разрывными, очередь ударила в башню БМП. Меня прилично царапнуло, но не убило - опять, выходит, подфартило. И последнее ранение получил 17 ноября 1985 года. Я к тому времени уже стал командиром батальона спецназа. Предчувствие было - что-то случится. И точно, наш БТР подорвался на фугасе. Всех разметало, меня выбросило в кювет. Я был как глушеный окунь, ноги раздулись от внутренних кровоизлияний. Долго валялся в госпитале, но главное - жив, считай, опять повезло. А вот один из заместителей в строй уже не вернулся. На его место и прислали майора Михаила Бутенко.
Люди войны
- Ждать - тяжелое испытание, - говорит Алексей Максимович. - А война - ожидание бесконечное. Ждешь в засаде, когда покажется караван, когда прилетят "вертушки" и заберут раненых, ждешь писем из дома... Нам с Бутенко не столько стрелять приходилось вместе, сколько время коротать, а это очень важно, чтобы рядом был человек, с которым ждать легко. Мы с ним по многим позициям совпадали, оба вояки. Когда шли в засаду, он не прикрывался срочной работой, не посылал помощника вместо себя. Бывают ведь и такие командиры - солдат в бой легко отправляют, а сами дальше блокпоста ни ногой. А если уж выехал, то выстроит вокруг себя кольцо из бэтээров, сам весь в бронежилетах, в каске...
На любой войне происходят события, которым сложно дать оценку. Вот ситуация, в которой разобраться было нелегко, но мы с Бутенко ее раскусили, хотя и неоднозначное у нас сложилось к этому отношение. Командир одного из взводов выходит в засаду с бойцами, сидит несколько часов, возвращается - нет результата: никого не взял в плен, не перехватил караван... Если его взвод идет в бой в составе роты, все нормально, а самостоятельно - ноль. Оказалось, когда он отправлялся на задание, то специально "светил" себя - стрельбой или лишними маневрами. И духи обходили их стороной. Догадался об этом Бутенко. Первое наше ощущение - малодушничал командир. Но ведь наверняка понимал, что его вычислят. В армии прослыть трусом - позор. Почему на это пошел? Трусил? Ребят своих жалел? А я думаю, он просто не был человеком войны...
Вспоминаю очень близких мне людей: Павла Викторовича Бекоева и Карена Микаэловича Таривердиева - сына знаменитого композитора. Бекоев был "человеком войны", он окончил гражданский вуз, но воевал так, что иным и не снилось. То же самое скажу и о Таривердиеве - начальнике разведки моего батальона. Парадоксально - командиром отдельного батальона спецназа по правилам должен быть офицер, окончивший Академию имени Фрунзе, а по состоянию на конец 1986 года в восьми афганских батальонах спецназа лишь одним командовал выпускник академии. Остальные не смогли проявить себя и были переведены на другие должности. Вот и у меня имелась в запасе спокойная должность - дежурный по центру боевого управления, куда мы потихоньку и переправили нашего неудачника, - того, который пытался избежать боя.
Сейчас вот прошло много лет, я уже не так однозначно думаю о том командире. Не получалось у него воевать, но ведь война вообще дело не людское. А этот и сам не погиб и сколько людей сберег. Таким надо учить детей, лечить...Трусость, смелость - очень неоднозначные категории, особенно в окопах.
Всего не расскажешь, что нас с Бутенко скрепило.
Помню, как пришла пора сдавать дела. В конце сентября 1986-го у меня в штате было 536 человек. На большом плацу все мои построились. Я сделал доклад председателю комиссии и перестал быть командиром этим ребятам. Не скрою, было так тяжело, что ушел с плаца. А Бутенко меня отыскал, принес воды и сказал: "Алексей, ты человечище".
...После Афгана были командировки и за границу, и в Чечню... Затем с армией пришлось расстаться, но это другая история. Остался без работы, собирал бутылки. 15 бутылок - уже обед. Но я поднялся, не сгинул. Многие тогда спрашивали, почему не уедешь из этой страны? А я когда слышу из "этой" страны...
Если жив Михаил Бутенко, очень хочу его встретить, помянуть погибших ребят, вспомнить тех, кто остался в живых... Если ты, Михаил, читаешь эти строки, отзовись!