Но приближение срока и растущие страсти вокруг этого события дают повод задуматься над проблемой так называемых замороженных конфликтов в целом.
В условиях сохраняющегося противоречия между базовыми принципами международного права - территориальной целостностью государств и права наций на самоопределение - число таких конфликтов в мире, по оценкам экспертов, только в горячей и предгорячей фазах достигает пяти десятков. А если добавить к ним конфликты "спящие", т.е. находящиеся в латентном состоянии, то и двух сотен.
Беспристрастная оценка происходящего в Европе дает весьма интересный результат - в отношении двух конфликтных ситуаций - Косово и Северного Кипра - так называемый Запад ведет себя одним образом: не настаивая на жестком соблюдении принципа территориальной целостности, все же остальные конфликты встречают диаметрально противоположное отношение, основанное на примате именно этого принципа.
На днях в Берлине состоялись широкие парламентские слушания по проблематике замороженных конфликтов, организованные Советом Европы. Организаторы конференции посчитали "замороженными конфликтами" на пространстве Совета Европы только приднестровский, абхазский, югоосетинский и карабахский. Не оказалось, как выяснилось, никакой актуальности ни в косовской ситуации, ни в северокипрской.
И вот здесь неизбежно возникает вопрос - откуда такое навязчивое стремление наших европейских партнеров обсуждать в широком международном формате (читай - с полноценным участием России) только конфликты на постсоветском пространстве, оставляя за собой негласное право вершить судьбы людей в келейном евросоюзовском режиме в других случаях? Ведь не оговоркой же было недавнее заявление нового президента Франции Николя Саркози, что, дескать, Косово - это сугубо ЕВРОПЕЙСКОЕ дело и американцам с РУССКИМИ это давно пора понять?
Размышляя над истинными причинами происходящей дифференциации, начнем с лестной для России версии: а что если "ограниченная" повестка дня берлинской и подобных ей конференций, куда приглашается Россия, это признание особой роли нашей страны на постсоветском пространстве и соответственно в урегулировании конфликтов в пределах формально признанных международных границ Молдавии, Грузии и Азербайджана? Хорошо бы потешиться этой приятной мыслью - но разве авторитет, экономические позиции и соответственно влияние России в современной Сербии сейчас меньше? И разве статус России как постоянного члена Совета Безопасности ООН с уже задействованным правом вето в кипрском вопросе несущественен? Увы, ласкающая отечественный разум версия не выдерживает никакой критики.
Попробуем зайти с другого, менее приятного для России логического конца. А вдруг дело просто в том, что не любят в Европе государства, самые крупные в масштабах континента, как Россия, либо отдельно взятого Балканского региона, как Сербия? Дескать, вы и так большие, территории и размеров титульной нации более чем достаточно, можно и поделиться... И такая логика имеет право на существование, во всяком случае в воспаленном сознании все еще делящих Европу неорадикалов. Но и тут происходит сбой. Не вписывается в эту логику столь же крупная по европейским меркам Турция, явно не получающая консолидированного европейского отпора в попытках защитить "своих" на Кипре, как Россия - в Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье, а Сербия - в Косово.
Быть может, дело в каких-то принципиальных отличиях "постсоветских" конфликтов от всех иных? Но и тут не получается у наших зарубежных партнеров выстроить сколь-либо убедительную аргументацию. Дискуссия неизменно сводится к повторяемому, как заклинание, но от этого не менее бессодержательному тезису об "уникальности" косовского кризиса.
Если попытаться найти некий единый критерий, который бы объяснял столь разительную разницу? в подходах западного сообщества к теме замороженных конфликтов, то таким критерием может быть, как ни парадоксально, только НАТО и отношение к ним стран и народов, затронутых тем или иным конфликтом.
Скажем, большинство населения Сербии против присоединения страны к альянсу. Если же самоопределение Косово станет международно-правовой реальностью, то вполне вероятно, что новое государство вступит в НАТО, которому многим обязано и имеет все основания доверять.
Далее. Кипр не является членом НАТО, а роль Турции в альянсе наглядно продемонстрировало нынешнее напряжение в американо-турецких отношениях и попытки Белого дома сгладить ситуацию после резолюции Конгресса по геноциду армян. Военно-политический потенциал Турции имеет особое значение для НАТО. Оставляя конфликт реально замороженным, Запад по сути негласно поддерживает в нем турецкую сторону. При этом европейская солидарность уступает атлантической как более значимой, ведь Кипр - член ЕС, а Турция - нет.
В конфликтах Грузии с Абхазией и Южной Осетией вполне очевидна ориентация руководства страны и даже мятежной оппозиции на НАТО. При этом конфликты всеми силами стараются перевести из этнического и исторического русла в геополитическое, обозначив их как часть противоречий между Россией и евроатлантическим Западом. Соответственно решения предлагается искать не на путях межнациональных переговоров, а за столом "большого торга" Россия-Запад, стремясь утяжелить грузинскую чашу весов натовской составляющей.
Что же будет дальше? В случае признания независимости Косово альянс будет пытаться продолжать выказывать свою поддержку избирательно, по принципу натостремительности, но, вероятно, не справится с этой ситуацией. Ибо стремление людей к независимости или, наоборот, к сохранению целостности своей страны далеко не всегда связано с тем или иным отношением к НАТО. Выборочное поощрение натоцентристов лишает подход самого альянса универсальности, непредвзятости и привязки к ценностям как якобы единственному критерию при выборе стратегии. Проще говоря: действия демократического Запада в данном случае элементарно и очевидно недемократичны.
С учетом сказанного грядущая дата 10 декабря не должна иметь характера "приговора" и окончательного исхода. Тем более в ситуации, когда сербская сторона проявила по сути неслыханную гибкость, признав возможной формулу "все, кроме независимости" по модели Гонконга. Как представляется, для Генерального секретаря ООН открывается уникальная возможность, поддержав сербскую идею, значительно повысить роль и шансы мирового сообщества в достижении реального урегулирования по Косово без некоего демонстративного удара по интересам одной из сторон.