Полковник Иван Мутовин: Смотрел я "Ликвидацию", - так мы не работали
Полковнику госбезопасности и писателю Ивану Мутовину 87 лет. Автору 19 книг о разведчиках есть что рассказать и о себе.
Полковник стал бандитом
Российская газета: Иван Иосифович, начнем с насущного и недавнего. Наверняка вы смотрели телесериал "Ликвидация". И что скажете - так было или не так?
Иван Мутовин: Ну, стопроцентно похожей ситуации, конечно, не было. Ведь я работал еще с 1943-го, начинал в Тульском управлении. Относилась к нам тогда и Калуга. И прибыла туда после войны в 1947-м году воинская часть во главе с полковником Подорожнюком. Возвращалась она из Германии. И почему-то сразу начались в Калуге жестокие разбойные грабежи. Особо крупных воинских частей в том районе как-то не было. Стали калужские контрразведчики всех поголовно проверять. И выходило одно - нападают на людей военные. Но самое-то тревожное: расквартированная в Калуге воинская часть оказалась липовой. Разоблачили ее, а нас уже откомандировали из Тулы в Калугу участвовать в ее ликвидации. Был я молодым лейтенантом и помогал, как у нас говорят, брать.
РГ: Но неужели подобное могло случиться в суровые сталинские времена? И полковник Подорожнюк был тоже липовым?
Мутовин: Не могло случиться, однако случилось. А полковник был настоящим. Дошел до Германии. Если не ошибаюсь, служил интендантом. Но после войны 
превратился в бандита. После войны бывало много всякого.
РГ: Потому что стало рефлексом решать все с помощью оружия?
Мутовин: Не только в том дело. Навоевались, намучились, возвращались оттуда и хотелось каких-то благ, подобия нормальной жизни. А все в страшном разоре. И люди шли на преступления не потому, что мечтали в бандиты. Обстановка была тяжелейшая, сразу до всего даже чекистам не докопаться. И Подорожнюк все это точно схватил. Вместе с уголовниками у него служили и фронтовики, которых полковник использовал втемную.
РГ: Это как?
Мутовин: Не понимали они, куда попали и кто вокруг. Что удивительно некоторые из них, в основном рядовые, действительно вкалывали - прокладывали дороги, а бандюганы в военной форме в это время грабили. Убийств, правда, не было.
РГ: А как же все-таки их разоблачили?
Мутовин: Был от Тулы в Калуге отдел Министерства государственной безопасности. Искали упорно, наткнулись однажды на людей в военной форме, и пошло.
РГ: И тут уж, как в "Ликвидации", вы взялись за оружие?
Мутовин: Что вы, конечно, нет. Смотрел я "Ликвидацию", и честно скажу вам: так мы не работали. Стрельба - это крайняя мера, для разведки и контрразведки скорее вынужденная. Даже в Калуге действовала маленькая воинская часть, довольно быстро привлекшая внимание, а в Одессе якобы собрался чуть ли не бандитский полк. И из контрразведчика в фильме сделали предателя, которого разоблачает начальник уголовного розыска. Нет, в контрразведке в ту пору предателей, да еще таких, не припомню. А в Калуге Подорожнюка арестовали, но о дальнейшей его судьбе мне неизвестно. По крайней мере, сообщений о расстреле не видел. Разбирались тщательно: кто был замешан в грабежах, пошли под суд, среди них оказались и младшие офицеры. Большинство арестованных - рядовые. А тех, которые даже не подозревали, что представляют липовую воинскую часть, оправдали, оказались они, по нашей терминологии, чистыми. Но прикрытие - строительство дорог - полковник придумал правдоподобное. Надо ж ему было имитировать какую-то деятельность. Может, он дорожными делами и во время войны занимался. Вот вам прямо для сериала. Займитесь, надо в Калуге посмотреть: там, думаю, помнят.
Отдал часы за шифры НАТО
РГ: Иван Иосифович, в ваших книгах проскальзывают интереснейшие эпизоды из личной практики, и столько всего недоговоренного. Вот, к примеру, вы отправляетесь в Италию под чужой фамилией...
Мутовин: Было. Завербовал я тогда здесь одного иностранца - капитана гражданского судна. И очень у нас хорошо пошло. Он часто приходил в Туапсе. Удалось установить добрые отношения, контакт - полный.
РГ: А вы говорите по-английски?
Мутовин:Говорил: сейчас уже столько лет без практики. Но корни у этого человека - наши, и русским владел он прилично. Тогда мы так подвели, что изъявил капитан желание передать нам шифры НАТО для связи с гражданскими судами. Важное дело - если, к примеру, тревожная обстановка, то им военные все это передавали.
РГ: Ему за это заплатили?
Мутовин: Нет-нет-нет. И разговора не могло быть: обиделся бы. И надо именно мне ехать к нему, в Геную. Командировка - ответственная, перед поездкой меня принимал заместитель председателя КГБ Григоренко. Короче, свели меня с капитаном советского парохода, которому вести судно в Италию. Я - корреспондент "Известий".
РГ: Но под своей фамилией?
Мутовин: Нет, документы на Щукина. Между прочим, и первые книги у меня тоже под этим именем. Ну, прибыли мы в Италию, установил я с моим иностранцем связь. Ему на советском судне появляться нельзя. Готовился я тщательно. Предусмотрели мы и то, и это, и где встреча - заранее обусловлено. А до этого прислали мне в награду из Москвы именные часы с соответствующей гравировкой "сотруднику такому-то" и так далее... Часы тикают себе на руке, и я о них забыл. Иду себе спокойно по Генуе, до передачи шифров - всего ничего, глянул на часы - и вдруг вспомнил. Почему вспомнил только тут, а не раньше? Ведь схватят и, ладно я-то, подведу этого капитана - иностранца. Должно обойтись, однако к чему лишний риск - у нас не принято. Пришлось мне от часиков срочно избавиться. Так что лишился ценного подарка. Прошло все у нас гладко. И когда я вернулся на том же судне уже с натовскими шифрами, мне потом компенсировали: прислали новые и почти такие же все с той же надписью.
Сложные мероприятия с применением водки
РГ: Неужели шифры НАТО не тянули и на более высокую награду?
Мутовин: Сейчас, наверное, могли бы дать и что-то посолиднее. А в конце 60-х нас, контрразведчиков, отмечали скромно. Пришли мы в Николаев, туда специально приехали из Москвы, и все я тогда им отдал. Но я завербовал не одного этого иностранца. Морской канал был у меня. В конце 60-х завербовал представителя итальянской фирмы. И выдал он нам одного шпиона, который сидел в порту Вентспилса. Я был туда командирован, встретились, поговорили, и голландец во всем признался. Мы его практически перевербовали, и тот человек выдавал нам полезную информацию о том, что задумывали в Нидерландах или еще где. Был у меня интересный контакт и с греческим моряком, у которого в Союзе оказались родственники. Он поработал-поработал, и, вижу, стал уклоняться.
РГ: Что-то произошло?
Мутовин: Не знаю. Вы думаете, все и всегда получается? Бывает, только-только пошло, настроишься на работу с иностранцами, а тут какая-то у них перестановка, контакты затруднены. Завербовал еще одного в Сочи. Сложные мы там проводили мероприятия с применением водки.
РГ: Так вы были вербовщиком?
Мутовин: Нет, говорю вам - контрразведчик, но у меня получалось устанавливать контакты.
РГ: А девушек для этого использовали?
Мутовин: Ну, конечно. Но я в это не очень верил.
РГ: Девушки не надежные?
Мутовин: Лучше работать с агентом-мужчиной. У дам преобладают эмоции, не всегда оправданные. Я, например, не помню, чтоб получали от них нечто серьезное. Помогали только в качестве свидетельниц, для документирования конкретных фактов, да и то перед этим требовалось умело провести с ними беседу.
РГ: Вы много писали об Абеле. Встречались с ним, поддерживали добрые отношения. Но сейчас некоторые авторы его нелегальную работу в Штатах оценивают довольно скромно.
Мутовин: И здорово по незнанию ошибаются. Получилось так, что мы сошлись как-то сразу. Ложусь в 1964-м в наш госпиталь и слышу, кто-то говорит по телефону по-английски, и с таким американским акцентом. И выходит навстречу пожилой человек очень интеллигентного вида и здоровается со мной на чистом русском. Навещают друзья из управления и сообщают: где-то с тобой лежит Абель. Тут я все понял. Мы стали вместе вечерами гулять по саду, февраль - но не морозный, и много он тогда мне чего сразу после возвращения рассказывал. А зайду в столовую, и Абель, тогда он был известен под этим именем, обязательно поднимет вверх пальчик - приветствую, мол, вас. Навещал его Конон Молодый-Лонсдейл, тоже познакомились. Потом Конон приезжал сюда в Краснодар, выступал. И об Абеле я опубликовал большую статью в журнале. И когда мы беседовали с Вильямом Генриховичем Фишером-Абелем уже у него дома, на даче в поселке Старых Большевиков, он меня искренне благодарил среди выращенных его семьей ирисов. Такого честнейшего человека я больше не встречал. Ну что я, тогда довольно молодой офицер, для него? А какой уважительный тон, сколько достоинства. И наши люди до конца не понимают, что же он после ареста и в американской тюрьме выдержал. Как его мучили, годами стращали, пытались завербовать. Редкий человек такое перенесет, не сломается. Абель выдержал.