Вслед за Олегом Меньшиковым пьесу итальянского писателя Алессандро Барикко Novecento, или "1900" в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой сыграл актер театра "Сатирикон" Тимофей Трибунцев.
То, что эта пьеса стала внезапно столь популярной на отечественной сцене, объяснить просто. В ней запечатлена потребность актеров в сильном, открыто-эмоциональном высказывании. Но, наслаивая пассаж на пассаже, проза Барикко не столько продвигается в сторону тонких, впервые открываемых смыслов, сколько творит праздничный сладкий компот для подросших детей.
Видимо, те, кто читает со сцены Барикко, втайне хотели бы играть Евгения Гришковца, не будь тексты последнего так накрепко связаны с его собственным образом. Это явление можно было бы назвать вослед за Юрием Олешей "восстанием чувств": их дефицит остро ощущается в нынешней актерской среде, готовой играть монологи самого разного свойства и качества, лишь бы в них было достаточно "литературы" (то есть красоты) и достаточно "чувств" (то есть мелодрамы).
Одновременно с премьерными спектаклями по пьесе Барикко в Москве, в Центре им. Мейерхольда, показывал свою новую работу по пьесе Клима "Достоевский-Честертон: парадоксы преступления" Алексей Янковский (Камерный театр, Челябинск). Благодаря Алексею Янковскому и работавшему с ним Александру Лыкову пьесы Клима (как правило - монологи, или дуэты) создали в отечественном театре особую реальность - текстовую фактуру такой страстной, открыто-экзистенциальной напряженности, которая позволяет актерам преодолеть границы собственных возможностей и страхов, отчаянно перепрыгнуть "за флажки", натянуть жилы, сыграть с судьбой ва-банк.
Именно о таком опыте театрального риска рассказывал Александр Лыков после премьеры пьесы Клима "Я, Она, не Я и Я": работа над ней помогла ему преодолеть кризис, наступивший после Казановы (известного персонажа известного сериала), поглотившего всю его творческую волю. Полные спонтанности, боли, отчаянных и предельных откровений, философских спекуляций на темы театра и жизни как магического искусства, тексты Клима занимаются реанимацией актерского бесстрашия.
"Бариккомания", прошумевшая над Москвой, говорит о потребности именно в такой реанимации. Не дойди Олег Меньшиков и Тимофей Трибунцев до острой потребности в предельном опыте актерского откровения, они не стали бы браться за пьесу "1900". Этим и ценен их выбор, их опыт.
И даже не имеет смысла сравнивать: каждый прошел через свои ошибки и взлеты. В спектакле Трибунцева, который он играет в узком, волнующе необычном, колоннами ограниченном пространстве Театра Камбуровой, больше дан сюжет, чем "полет". Поставленный Александром Марченко в маленьком, принципиально "домашнем" театре, он, разумеется, скромнее, чем у Меньшикова с его парящим над сценой огромным роялем.
Тимофей Трибунцев старается изо всех сил. Но именно из-за этого все сильнее увязает в тексте. В итоге мы остаемся со странным чувством, что в прозе Барикко нет никакой театральности, что она только формально называется пьесой. Вслушиваясь в подробности истории (мальчик-найденыш оказывается на корабле и никогда не сходит с него, превратившись в выдающегося пианиста и погибнув, отказавшись покинуть начиненное динамитом судно), мы замечаем, что истории-то нет никакой. Темы у Барикко множатся как в джазе, так и не сходясь в целостном драматическом жесте. Вот в чем дело, вот отчего трудно следить как за скороговоркой Меньшикова, так и за подробным, медленным "чтением" Трибунцева. Желая быть наполненными каким-то неистовым экзистенциальным содержанием, оба обманулись с выбором. Не найдя в нем главного, все определяющего лейтмотива, они захлебнулись в джазе. Впрочем, кто знает, возможно, кому-то из них удастся выплыть - и обрести так взыскуемое ими актерское бесстрашие.