БДТ имени Товстоногова представил на "Золотой маске" спектакль "Дядюшкин сон"

Триумф "Дядюшкиного сна" из Петербурга на фестивале "Золотая маска" в Москве был прогнозируемым: имена Алисы Фрейндлих и Олега Басилашвили в выигрышных для них ролях, одна из последних постановок Темура Чхеидзе, само название БДТ им. Товстоногова...

Да к тому же гуляющий по Петербургу театральный анекдот, что когда художественный руководитель БДТ Темур Чхеидзе пришел к администраторам театра за местами на свой же спектакль, те только развели руками. Ведь билеты на "Дядюшкин сон" сметаются в кассах моментально, так сильно любим этот спектакль публикой, и будь ты хоть сам царь и бог - не сажать же твоих дорогих гостей на люстры...

В Москве ажиотаж был столь же велик. Уж очень хотелось, совершенно независимо от грядущего результата распределения театральных премий, воочию посмотреть, как по-королевски повелевает взглядом и убивает словом Алиса Фрейндлих - Марья Александровна Москалева. Как справится с психологической головоломкой, распутав узлы собственной совести и безграничной материнской любви, новая Зиночка Москалева - молодая актриса Полина Толстун, два года назад вошедшая в труппу БДТ. Как, наконец, по-детски беззащитен и трогателен в роли старого князя Олег Басилашвили; как он победоносно-пленителен в своем старческом безумии и комически-суетлив в прорывающемся у него вдруг юношеском хвастовстве, когда он дает себя уговорить, поверив в то, что и красив он, и пригож, и жених еще хоть куда...

Дело все в том, что князь Олега Басилашвили, несмотря ни на что, - один из самых счастливейших людей, которых видели на сцене в "Дядюшкином сне". Ведь он действительно оказался влюблен. Не по ошибке попав в дом, не случайно запутавшись в словах и брачных предложениях, а отчаянно, и в его положении трагически, разглядев даже сквозь глубокий маразм, что встретил ту одну-единственную, самую чистую и светлую душу в городе. И сколько бы теперь вокруг него ни плели сетей интриг, в его жизни всегда будет мерцать эта хрупкая девочка, попавшая в этот серый город будто с другой планеты. Призрачная ли, воображаемая или реальная, приснившаяся ли ему или действительно подаренная судьбой, - для путанного сознания это не столь важно. Главное, что теперь в его болезненном одиночестве это чудное видение с именем Зиночка всегда будет с ним.

Последняя, предельно пронзительная сцена в спектакле Темура Чхеидзе достойна и "Золотой маски", и всех других театральных премий, и всяческих похвал. Старый князь в ночной рубашке, как в белом саване, шлепая в тапочках, как в кандалах, со свечой в руке, едва волоча ноги, сквозь темноту в доме и вечный мрак в душе будет пробираться к своей Зиночке. А та, определенная режиссером на качели куда-то к линии горизонта, будет вечно маячить где-то вдалеке. Она его не пожалела - она озарила его дни. Эфемерное, кроткое и добродетельное создание, живущее в параллельном мире...

В серьезных, не поверхностных спектаклях всегда очень хорошо чувствуется, любят ли актеры режиссера. Как Темура Чхеидзе обожают артисты, разговор отдельный: он человек их, особой группы крови - группы крови БДТ. Режиссер платит им взаимностью, не уставая утверждать, что артистов надо хорошо знать, с ними жить, а не только репетировать: "Это не красивые слова. Если каждый день не хочется встретиться с артистами, с которыми работаешь, если не скучаешь по ним, не идешь к ним как на свидание, никогда ничего не получается. Правда, это не является гарантией. Иногда бывает идешь как на свидание, а в результате потом... Но в таких случаях обычно виноват я".

В случае с "Дядюшкиным сном" речь можно вести не о вине - только о заслуге. Ведь даже в зале складывается ощущение, что не с артистами - с персонажами Достоевского и у создателей, и у зрителей вместе прожита жизнь. Такая долгая и подробная, что все обитатели и гости Москалевой стали давними знакомыми, в доме которых ты бывал не раз, с привычками которых ты уже успел свыкнуться и примириться. И характеры которых настолько хорошо изучил, что все недостатки и достоинства принимаешь как данность. Любуясь Зиночкой - Полиной Толстун, ее приглушенными эмоциями, полутонами чувств, акварельно размытыми порывами души. И жалея эту бедную девушку, - ей, кажется, так и придется вечно путешествовать в мире призрачных звуков и рельефных людей, живя тенью, думая надрывным пунктиром и чувствуя рывками. Отдавая должное Москалевой Алисы Фрейндлих с ее царским фанатизмом, с коим она устраивает счастье своей дочери, борется за князя и делает все от нее возможное, чтобы в ее доме он чувствовал к себе уважение - не показное, а настоящее, человеческое... Сочувствуя князю Олега Басилашвили и прощая ему тот комизм, коим его персонаж отчаянно прикрывает старческую беспомощность. Будто не путаются в его сознании люди и города, а защищает он себя этой мешаниной мыслей от злых людей, к которым он все равно попадет на растерзание. Будто он все прекрасно понимает, только вот не знает, что ему еще остается делать, как не притвориться безумным, видя, что его откровенно обманывают.

Он не в силах ничего изменить, а главное, он не желает обижать людей - глупых, злых, расчетливых или же простодушных. Он прожил уже столько, что хорошо усвоил - людей не переделать, проще самому притвориться слепым, глухим и бестолковым, чем выяснять отношения с миром, и лучше уж наглость других прикрыть собственным беспамятством, чем что-то кому-то бесполезно доказывать. Хотят от него, чтобы он явь принял за сон, - извольте, он согласится. Хотят, напротив, свои желания выдать за реальность, - он сделает и подумает так, как вам будет угодно. Кульминация его комической доброты - сцена объяснения с Зиночкой после ее публичных признаний в собственной низости. Когда он, окончательно запутавшись, кто же чего изволит желать в этом городе и как же ему угодить всем и сразу, на мгновение выйдет из спасительной игры, которую он давно уже ведет с враждебным миром. И станет умолять Зиночку: "Да я готов жениться, если вы этого хотите"... И кого прикажете теперь считать более безумным - безобидного старика, путающего сон с явью, или же всех остальных, в полном здравии и при ясном сознании меняющих понятия добра и зла, будто и не существует для них ничего святого?