Сегодня институт Уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка - это полдюжины сотрудников на всю Россию, включая в это количество самого Алексея Голованя, первого детского омбудсмена в ее истории.
Это четыре компьютера, один телефон и три комнатки мал мала меньше, из которых самая маленькая - метров около пяти навскидку и вовсе без окон - кабинет уполномоченного.
Схожести с кладовкой добавляет отсутствие всякой мебели, вместо которой громоздятся кипы бумаг. Потому и разговариваем с Алексеем на лестничной площадке. К такому административно-хозяйственному аскетизму он относится с невозмутимостью человека бывалого:
- Да все наладится в конце концов. Когда в Москве аппарат Уполномоченного по правам ребенка только создавался, заморочек не меньше было.
В здании Общественной палаты РФ, которая по указу президента отвечает за обеспечение деятельности правозащитника детства и его сотрудников, идет ремонт, рабочих помещений не хватает. А ждать, пока будет хватать, нет времени. Потому что аппарат Уполномоченного по правам ребенка сегодня это еще и огромное количество писем, исповедей, жалоб, просьб, присылаемых со всей страны, горьких слов, пролитых и непролитых слез: люди пошли сюда за помощью чуть ли не на другой день после известия, что такой орган в России теперь есть. Накопилось.
Девушка в погонах
Из шести житейских коллизий записавшихся на прием к уполномоченному четыре прозвучали словно эхо громкого скандала "Орбакайте - Байсаров": семейная жизнь не удалась и расставшиеся родители начинают делить детей. А к победе в этом споре надежнее всего прийти через решение суда, определяющее место жительства ребенка.
Светлана юная, тоненькая и очень симпатичная - просто модель для рекламного ролика, призывающего женщин к службе в армии. Правда, ее ладная форма с лейтенантскими погонами относится не к Вооруженным силам, а к службе судебных приставов. С мужем они расстались. Из Москвы он переехал в Нижний Новгород, где у него свой бизнес и где живут его родители. Сыну пять лет. В прошлом году муж забрал малыша из детсада и увез его в Нижний. Все ее поездки туда, уговоры, мольбы вернуть ребенка были безрезультатны. Под разными предлогами ей отказывали даже в свидании с сыном. И тогда она совершила ужасную ошибку: адвокат мужа убедил, что препятствий к встречам с ребенком не будет, если она подпишет мировое соглашение. ("Кабальное", как назвал его Головань, просматривая во время рассказа Светланы ее бумаги). Подписала. Опомнилась, когда московские юристы объяснили, что, согласившись с пунктом соглашения о проживании ребенка с отцом, она тем самым подписала свою разлуку с сыном. Что действительность тут же и подтвердила.
- За этот год я виделась с сыном всего два дня, - говорит Светлана. И мне, сидящей сбоку от женщины, видно, как стоявшие с самого начала приема в глазах слезы, которые она с большим трудом сдерживала, все-таки покатились.
Районный суд в Москве, в который она обратилась с просьбой определить место жительства ребенка с ней, постановил оставить мальчика с отцом. Роковую роль сыграло то самое мировое соглашение: "А что же вы, гражданка, хотите? Вы же сами согласились, чтобы ребенок жил с отцом..."
- А еще судья исходила из того, что материальное положение у него несоизмеримо с моим, - убеждена Светлана. - Как мне вернуть сына, как хотя бы получить возможность видеться с ним? Вы можете мне помочь? - смотрит она на Голованя.
- Давайте исходить из реального. Есть мировое соглашение, есть судебное решение, и то и другое - не в вашу пользу. Мы, конечно, можем обратиться в прокуратуру и органы опеки Нижнего Новгорода с просьбой вам помочь. Но что они могут? Поговорить с отцом, попытаться убедить его, что, кроме папы, бабушки с дедушкой и гувернантки, ребенку в первую очередь нужна мама. Это вряд ли поможет, хотя мы все же попытаемся. А других механизмов воздействия на таких отцов нет. Законы у нас такие пока...
Но план действий, дающий хоть небольшую надежду матери, Алексей все же предложил. Светлана должна обратиться с иском в суд об установлении порядка ее общения с ребенком. И каждый раз, когда бывший супруг будет тот порядок нарушать, официально такие факты фиксировать - за это его должны штрафовать.
- Два-три штрафа - и вы сможете обратиться в суд на предмет изменения места жительства сына, - объяснил омбудсмен и попросил с этого дня "держать его в курсе". И уже вдогонку уходящей Светлане задал вопрос: "Проводилась ли экспертиза родительско-детских отношений перед тем, как суд вынес решение?" В ответ она лишь недоуменно покачала головой.
Негромкие дела
- А где можно такую экспертизу заказать? - спрашиваю Голованя уже после того как за последним в этот день посетителем закрылась дверь. - И кто это должен делать?
- В Москве, где суд рассматривал иск матери, есть 12 госучреждений - психолого-медико-психологических центров, которые могут провести такую экспертизу: выяснить, к кому из родителей ребенок больше привязан, с кем ему будет лучше жить.
- Родители, наверное, об этих экспертизах не слыхивали, им такое и в голову не придет.
- Но судья-то все это знает. Решать судьбу ребенка без экспертизы просто непрофессионально.
Вообще, считает Уполномоченный по правам ребенка, в подобных делах есть два "отягчающих фактора": неготовность отечественного законодательства к появляющимся новым жизненным реалиям - об этом уже много говорилось в контексте дела Дени Байсарова, и неготовность к ним судейского корпуса:
- Судьи, рассматривая дела о месте жительства детей разведенных супругов, занимаются не изучением психики ребенка, не изучением того, с кем ему из родителей лучше находиться. Они используют простой и достаточно примитивный подход, при котором основанием для решения оказывается заключение органов опеки по обследованию жилищных условий и материального обеспечения, которые ребенку может дать тот или другой родитель. Но не количество же денег в кошельке и не число комнат должны быть решающими аргументами в таких судебных делах, а понимание того, с кем из родителей у маленького человека будет больший душевный комфорт.
- Но ведь, как показывает жизнь, часто встречается и другой подход, тоже не соответствующий детским интересам: судья оставляет ребенка матери только потому, что она - мать, и не смотрит на то, кто из родителей богаче и круче. Как не смотрит и на то, что эта мать, скажем, вовсе не праведница или что она целеустремленная карьеристка, у которой нет ни времени, ни желания заниматься сыном или дочкой.
- Да уж, - соглашается уполномоченный, - мы до сих пор к решению многих правовых вопросов относимся по-советски: после развода ребенка оставляют матери, считая, что только мать может дать ребенку то, что ему необходимо. От этого нашим судам тоже надо уходить. - Помните последнего сегодняшнего посетителя?..
Украли
...Это был солидный пожилой мужчина. Хороший парфюм, очки с дымчатыми стеклами, литературный язык - "белый воротничок" или бизнесмен? Оказалось, сотрудник администрации одной из далеких от столицы областей. После окончания Высшей школы экономики и развода с женой-москвичкой его сын вернулся домой, а внука суд оставил невестке. Беда в том, что она, как и ее семья, члены тоталитарной секты, где даже к младенцам применяются особые методы воспитания. Например, заболевшего малыша лечат молитвой и... голодом.
- Внуку моему год и четыре месяца, из них он три месяца прожил в Москве. А год и месяц - у нас. Вот он сейчас уже какой, - мужчина выложил на стол перед Голованем с десяток фотографий замечательного смеющегося бутуза. - Получилось же так: приехали с сыном, увидели его и ахнули: синюшный маленький скелетик. В полтора месяца он весил меньше, чем при рождении. Короче, в свой следующий приезд мы его украли. Когда привезли домой, врачи местные в шоке были - до такого состояния ребенка довести. Ни за что его теперь не отдадим. Невестка подала иск в московский суд. Мы подали встречный - о возмещении вреда здоровью ребенка. Московская судья, несмотря на представленные заключения врачей, несмотря на свидетельство приехавшего представителя наших областных органов опеки, два эти дела разъединила. И вынесла решение: ребенок должен жить с матерью. Мы это решение, разумеется, обжалуем и внука я извергам не отдам, даже если придется скрываться с ним. Но в подполье жить, конечно, не хочется, а в дальнейших судебных решениях я уже, как раньше, не уверен. Вот приехал к вам, Алексей Иванович. Помогите...