Эльдар Рязанов представил свою новую картину - ее в эти дни можно увидеть в киноклубе "Эльдар". Она называется "Музыка жизни", и такого знаменитый комедиограф еще не снимал.
Эльдар Рязанов: Это - видеофильм. Мой дебют: такого фильма у меня не было. Дело происходит в одном доме - где я живу. В фильме один исполнитель - это я. Один сценарист и один режиссер - опять же я. Не я там только оператор и звукооператор. Это фильм, где я читаю свои стихи.
Российская газета: А пишете стихи всю жизнь.
Рязанов: С пятнадцати лет. Я считал это чем-то вроде дневника в рифму - внутреннего монолога. Моя первая книжка, изданная в библиотеке "Огонька" и стоившая 15 копеек, так и называлась: "Внутренний монолог". А потом стихи пошли более густо, стали появляться в журналах, выпускались книги.
РГ: Стихи клали на музыку, некоторые вошли в фольклор...
Рязанов: Когда их накопилось довольно много, я понял, что пора сделать фильм о том, как читаю свои стихи. Его выпустило объединение "Крупный план". Оно образовалось в 90-е годы с целью выпускать на дисках отечественные фильмы. Над этими людьми тогда смеялись: тут открылись шлюзы, народ хлынул на американщину и европейщину, в обиход вошли слова "блокбастер", "сиквел" и "ремейк", а вы с нашими фильмами! Но интерес публики оказался очень серьезным, и это объединение процветает. У него даже нашлись деньги, чтобы осуществить такую авантюру.
РГ: Каков хронометраж авантюры?
Рязанов: Две части по 52 минуты. Там я читаю стихи дома, на даче и на фоне дивной природы, которая дачу окружает.
РГ: Что-то еще в фильме происходит?
Рязанов: Конечно. Я рассказываю истории, связанные со стихами. Как я обманывал Андрея Петрова, например.
РГ: Зачем вы обманывали Андрея Петрова?! Он же был вашим постоянным композитором!
Рязанов: Я снимал "Служебный роман". Нужны были песни, а к ним - стихи, их я подбирал и посылал в Ленинград Андрею Петрову. И он говорил: мне нравится. Или: мне не нравится, ищите дальше. А тут в Москве вдруг выпал снег. Это было невероятное зрелище: лето и зима сплелись воедино. И вот, гуляя по лесу и любуясь природным феноменом, я сочинил "У природы нет плохой погоды". И понял, что может получиться прекрасный эпизод с этим летним снегом. Но не мог же я послать Петрову текст за своей подписью: он - человек деликатный, и, если не понравится, он окажется в трудном положении. И я написал, что это стихотворение нашел у Уильяма Блейка, английского поэта рубежа XVIII и XIX веков. Петрову понравилось, он написал песню, она стала шлягером.
РГ: А о чем вы писали в юности?
Рязанов: Были замечательные стихи. Например. "Я на земле случайный посетитель, зашел и вышел - недалекий путь! Родная, вы такая же, поймите! Пока есть время, можем мы кутнуть!". Правда, это было сплошное вранье: не было никакой "родной" и не было ни копейки денег на то, чтобы с ней кутнуть. Это просто такое мизантропическое молодежное чувство, которое меня обуревало.
РГ: Что вы сделали со своими стихами?
Рязанов: Я пошел к Константину Симонову.
РГ: Как вы к нему попали? Связи хорошие?
Рязанов: У меня в роду никаких деятелей культуры не было. Отчим - инженер, мама -домохозяйка. Шел 1944 год, война. Симонов - самый популярный поэт. Я подошел к справочному бюро, и мне дали его телефон. Звоню: нет. Он все время ездил по фронтам. А потом вдруг приехал на два дня и ответил. Я представился: "У меня есть тетрадка стихов - я хотел бы, чтобы вы ее прочитали". И Симонов, к моему изумлению, сказал: "Приходите завтра". Он жил в ажурном доме напротив гостиницы "Советская" - там у него была комнатка в коммунальной квартире. Он меня принял, был очень вежлив: вместо того чтобы попросить меня никогда больше ничего не писать в рифму, стал объяснять, что у поэта должна быть своя интонация. Это было для меня ново. Он пожелал успеха, и я пошел, нимало не обескураженный. Понял, что найду свою интонацию. Шел к Белорусскому вокзалу, и там гнали колонну пленных немцев. И это окончательно подняло мне настроение.
РГ: А когда вы нашли свою интонацию?
Рязанов: Я вообще все это утратил, когда поступил во ВГИК, и моя тяга к творчеству устремилась в другое русло. Хотя для своего дипломного документального фильма написал дикторский текст в стихах. О студентах. Назывался "Они учатся в Москве".
РГ: Он сохранился?
Рязанов: Когда я хотел его найти, выяснилось, что в фильмотеке было наводнение, и вся пленка утонула.
РГ: Какие еще истории вы рассказываете в фильме?
Рязанов: Как меня пародировали.
РГ: Кто осмелился вас пародировать?!!
Рязанов: У меня была строчка: "Вроде я в разводе сам с собою". И дальше речь шла как бы от имени двух лиц, живущих во мне. Пародист Алексей Пьянов процитировал меня так: "И вроде я развелся сам с собой". И это маленькое различие дало ему возможность поимпровизировать всласть: "И вроде целовался сам с собой", и так далее. Характер у меня вздорный, и я написал письмо редактору "Крокодила".
РГ: Неужели это было для вас обидно?
Рязанов: Нет, это не обидно, это возмутительно! Написать свою строчку, приписать ее другому и ее спародировать! Читатель же не знает, что я такого не писал.
РГ: Пародистов у нас раз-два и обчелся, их надо беречь.
Рязанов: А я бережно. Просил не применять к автору наказаний - это не злой умысел. Мы потом с Пьяновым подружились, и я печатался в "Крокодиле", когда он стал там главным. Очень славный и симпатичный человек.
РГ: Стихи вам помогают делать кино?
Рязанов: Нет, борщ отдельно - мухи отдельно. Хотя... вторая попытка состоялась в "Гусарской балладе". Когда после фильма "Человек ниоткуда" Суслов меня бабахнул с трибуны XXIII съезда КПСС, сказав, что "это человек не оттуда" и пора прекратить финансирование брака в искусстве, картина легла на полку. Со мной перестали здороваться, и я понял, что такое опала. Правда, не посадили. Все-таки лучше, когда в тюрьме картина, а не ее автор. Я понял, что нужно себя реабилитировать. Стал искать произведение, которое делал бы с удовольствием. И нашел: "Давным-давно" - блестящая пьеса, написанная как бы Александром Гладковым.
РГ: А почему "как бы"?
Рязанов: Сейчас расскажу. С этой идеей я пришел к директору творческого объединения Юрию Шевкуненко, и он сказал: "Надо брать доработчика. Ведь пьеса - не кино, в кино нужны сцены на натуре, их надо дописывать. А дописать Гладков не сможет". "Как?! - удивляюсь. - Ведь он же написал потрясающую пьесу в стихах!" - "А ее не Гладков написал". И рассказал, что, когда в 1942-м во время эвакуации Театра Красной Армии в Свердловске состоялась премьера этой пьесы, он был там актером. В пьесе надо было что-то поправить, дописать диалоги в стихах, и Гладкова просили это сделать - он каждый раз исчезал. Все поняли, что он и не может: пьесу писал не он. Я не поверил. Пошел знакомиться с Гладковым. Очаровательный человек, заядлый книжник, бедно живущий, на коленях брюк - пузыри. Он идею одобрил, обещал через полмесяца принести сценарий. И... исчез. Начинаю его искать. И узнаю, что весной 1940 года в Ленинской библиотеке заметили, что исчезают книги. Стали следить и увидели, как Гладков запихивал за ремень брюк редкую книжку. Гладков отсидел в тюрьме, а вышел весной 41-го года уже с пьесой "Давным-давно".
РГ: Может, в тюрьме пробуждается поэтический дар?!
Рязанов: Нет, думаю, что там какой-то человек или умер, или знал, что умрет, и отдал ему пьесу - что-то в этом роде. А злоключения Гладкова из-за его любви к книгам на этом не кончились. Он после войны достал книгу Гитлера "Майн кампф". Дал кому-то почитать - и тот стукнул. Гладков получил десять лет лагерей! Самое поразительное, что спектакль не сняли, он по-прежнему шел под его именем.
РГ: Но мы отвлеклись от того, как вы его, исчезнувшего, все-таки отыскали.
Рязанов: Я его нашел в Тарусе. Привез ему свои наметки в прозе и прошу показать, что он для нас написал. Он не показал. Сказал, что творчество - интимный процесс. Обещал привезти работу через неделю. И опять исчез - уже навсегда. И тогда Юра Шевкуненко заявил: "Ты ведь пописывал стихи - вот и пиши!" А я уже так пропитался стилистикой пьесы, что действительно написал восемь новых сцен, стараясь подделываться под стихи якобы Гладкова. И о том, как Шурочка Азарова попала в армию. И сцену с денщиком. Все это прошло худсовет, никто не заметил подлогов. Потом, на съемках, появился Гладков, снова ничего не принес, говорил комплименты и давал дивные советы - он ведь видел пьесу в разных театрах. Я к нему хорошо отношусь, тем более что иных доказательств, что не он писал пьесу, у меня нет. Но в этом меня особенно убедили его воспоминания о том, как он писал сценарий "Гусарской баллады". Он подробно сообщает, что вот эта сцена пришла ему в голову, когда он ехал в электричке между Тайнинской и Перловкой. А эта - когда покупал 300 граммов сметаны. А я-то знаю, что сцену писал не он, а я, причем в этот день не ходил за сметаной. Но воспоминание о нем у меня осталось хорошее - он был обаятельным, застенчивым. Такой Альхен из Ильфа и Петрова. Он потом написал хороший сценарий "Крепостной актрисы", у него шли прозаические пьесы, но в стихах - больше никогда. Что касается пьесы "Давным-давно", то ее стихи, я утверждаю, написаны потрясающим поэтом. Потрясающим! Но это был не Гладков.
РГ: Это же готовый сценарий захватывающего фильма! Неведомый гений, умирая в застенках в страшных мучениях, завещает свою пьесу сокамернику, и тот становится знаменитым!
Рязанов: Все это не более чем мои предположения. Так что писать стихи меня вынудили обстоятельства. Зато потом они пошли косяком. Я лежал в Боткинской больнице - и там стихи у меня шли по два-три в день. Я их собрал в цикл под скромным названием "Боткинская осень". Чем я хуже Пушкина?!
РГ: И уже не выдавали их за творения Блейка?
Рязанов: Нет, я приписывал свои стихи то Самойлову, то Юнне Мориц.
РГ: Вы окончательно запутаете историков литературы, и вас сурово осудят потомки. А музыку на свои стихи вы не пытались писать?
Рязанов: Никогда. Я не могу запомнить ни одной ноты, я их не знаю.
РГ: Зачем вам знать ноты? Чаплин не учился музыке, но всю музыку к своим фильмам написал сам!
Рязанов: Чаплин отличается от меня тем, что он - гений. Он мог все, и все делал потрясающе. Нет, музыку я не писал, танцев не ставил, ни одну мелодию не могу повторить...
РГ: ...и при этом занимаетесь музыкальным кино.
Рязанов: Это в традициях нашей страны: люди занимаются тем, чего не знают и в чем ничего не понимают. Я - типичный представитель этого племени.
РГ: Тем не менее находятся люди, которые утверждают, что в нашем кино музыкальные фильмы умели делать два человека - Григорий Александров и Эльдар Рязанов. У вас всегда были очень хорошие композиторы.
Рязанов: Гм, "были"... Я их выбирал! И в этом смысле у меня неплохой вкус.
РГ: То есть в музыке вы что-то слышите. Вы собираетесь возвращаться в этот жанр?
Рязанов: Я бы собрался, если бы мне кто-нибудь дал на него денег. Я имею в виду государство.
РГ: Сейчас вот создается некий фонд, который будет распределять деньги на кино.
Рязанов: Я почему-то думаю, что это распределение пройдет мимо меня.
РГ: С музыкой в вашей жизни более или менее ясно. А какое место занимает в ней поэзия? Не ваша, вообще.
Рязанов: Очень большое. Я стихов знаю чрезвычайно много. Даже хотел делать два фильма: в одном читаю свои стихи, в другом - чужие. Даже начитал штук пятнадцать потрясающих стихов других поэтов. Так что если первый фильм будет иметь успех, возможно, снимем и второй. Там я за качество стихов отвечаю!
РГ: Итак, в "Музыке жизни" два ваших таланта - кинорежиссера и стихотворца - наконец соединились.
Рязанов: Я в юности хотел стать писателем. Поступал в мореходное училище...
РГ: Чтобы стать Станюковичем?
Рязанов: Нет, Мартином Иденом.
РГ: Но он плохо кончил - утопился.
Рязанов: Все равно я в мореходку не поступил: шла война и училище еще не вернулось в Одессу из эвакуации. И пошел во ВГИК - надо же было куда-то поступать!
РГ: То есть как минимум два своих таланта вы закопали: писателя и морехода!
Рязанов: Почему? У меня вышло много книг, в том числе и повесть, и стихи.
РГ: Так как же вы определяете жанр вашей новой необычной картины? И каким видите ее прокатное будущее?
Рязанов: Это поэтический музыкальный фильм. Там не только я читаю и комментирую свои стихи, в нем поют песни, написанные на эти тексты, - Гурченко, Фрейндлих, Камбурова, Басилашвили, Гафт, Караченцов... Это съемки разных лет. Что касается проката, то надеюсь, что найдется хороший телеканал, который его покажет. А потом картина выйдет на DVD.