Выставка называется "Большие глаза войны" и посвящена одновременно двум юбилеям - 65-летию Победы и 30-летию фильма "Сказка сказок" Юрия Норштейна.
Рассказывают, что в тот год, когда Квентин Тарантино был членом жюри Московского кинофестиваля, его повели в Музей кино (тогда он еще не стал музеем без определенного места жительства), где показали фильм "Сказка сказок". Американский режиссер страшно удивился: "Почему я раньше не видел этой картины? Почему ее так мало показывают в мире?" Тарантино был не прав: "Сказку сказок" трудно назвать неизвестным шедевром хотя бы потому, что ФИПРЕССИ, международная федерация киноведов и кинокритиков, нашла для нее определение, из ряда вон выходящее, - "лучший анимационный фильм всех времен и народов". И он был прав. Потому что есть случаи, когда статистика и определения говорят меньше, чем личный опыт встречи с фильмом. Так что, несмотря на убедительные опровержения, автор "Криминального чтива" продолжал упорствовать: "Мало, мало!"
Галерея "На Солянке" позволяет вновь встретиться с известным фильмом и войти в его пространство, созданное режиссером Юрием Норштейном, художницей Франческой Ярбусовой, писательницей Людмилой Петрушевской. В зале на втором этаже парят треугольники солдатских писем, встречает гостей машинка "Зингер", видавшая виды, на стенах - увеличенные репродукции эскизов неснятых эпизодов "Похороны птицы", "Вино и бабочка", "Горящая улица Марьиной Рощи". Посреди - похожий на огромный абажур от настольной лампы "барабан", на котором - кадры из фильма с сереньким Волчком из "Колыбельной" на пороге старого дома, швейной машинкой во дворике и Вечным полднем, в котором мать кормит младенца, поэт читает стихи, девочка прыгает через скакалку... Получилась большая "волшебная лампа", медленный фильм, в котором ритм задается движением наших шагов, а неподвижные кадры обозначают пределы памяти. Собственно, и фильм, и выставка именно об этом - о том пределе памяти, где ушедшие и не вернувшиеся еще могут встретиться с живыми, о боли прощания, которое еще не стало разлукой, о любви, не успевшей стать воспоминанием...
Рядом зал-мастерская, где приоткрыта тайна рождения фильма. Листы эскизов, персонажи, нарисованные на прозрачной целлулоидной пленке, россыпь рисунков, пейзажей, портреты героев. Самое странное - за легкими линиями, условностью набросков сквозит упрямая плотность реальности. Так, за почмокивающим у материнской груди малышом, нарисованным Ярбусовой, проступают давний снимок из семейного альбома и чувственная красота микеланджеловской фигуры Ночи из усыпальницы Медичи во Флоренции. Один французский философ выразился в том духе, что время - это не линия, но сеть. Если он прав, то Норштейн - мастер по плетению такой сети. Он ловит в нее вроде бы мелочи, сиюминутные пустяки жизни вроде смятого листка из журнала с фотографией мокрого котенка с привязанным к шее булыжником. Глаза этого котенка, вынырнувшего из смерти, ошеломленно взирающего на мир, унаследует серенький Волчок. Сказочный, игрушечный, живой... Тот самый персонаж фильма, что по коридору старого дома двинется в сторону вечности и солнечного полдня. Как, каким образом пустяки времени, выловленные Юрием Норштейном, оказываются вынесены на берег вечности, бог весть. Ответ на это не даст ни одна мастерская... Память в "Сказке сказок" - понятие не психологическое - поэтическое.
Строгой поэзии памяти по священа экспозиция на нижнем этаже галереи. Фотографии Марьиной рощи, родины Норштейна и "Сказки сказок", сделанные в 1957-м и в 1976-м. Платья и костюмы военных и послевоенных времен из коллекции Александра Петлюры... Практически все в идеальном состоянии. Что понятно: каждый наряд по тем временам был сокровищем. И - воспоминания о военном детстве, которыми делятся Юрий Норштейн, Людмила Петрушевская, редактор фильма Наталья Абрамова и Людмила Дергачева, дочь одной из героинь "Сказки сказок". Эти воспоминания лишены пафоса. Но они лишены также отчаяния. Их память бывает жестокой и страшной. Но бывает - милосердной. Среди удивительных эпизодов - рассказ Норштейна о корзинке вместо обуви, увиденной им на ногах пленного немца, и том чувстве сострадания, которое было даже выше пережитого ужаса.
Наверное, умение сострадать вопреки ужасу войны и есть самый невероятный, фантастический урок, который вынесли "дети войны" из того, чему нет названия. Они остались живы. И они остались людьми. Не в этом ли смысл победы?