Без балета "Юноша и Смерть" Ролана Пети представить репертуар респектабельной классической труппы так же сложно, как без "Лебединого озера". Но до России он добрался лишь в конце 1990-х, а теперь сам хореограф восстановил его для главной отечественной сцены.
Среди десятков опусов, поставленных Роланом Пети, "Юноша и Смерть" занимает одно из первых мест - и потому, что был поставлен в самом начале блистательной карьеры, и потому, что до сих пор свидетельствует об олимпийском уровне хореографа. В пятнадцать минут звучания великой баховской "Пассакальи" уложена история парня, в парижской мансарде мучительно ждущего свою девушку, которая является и устраивает с ним бешеный поединок. После ее ухода герой лезет в петлю, и когда за ним является Смерть в белом платье невесты, под ее маской оказывается лицо сбежавшей девицы. Ни в одном другом балете, хотя Пети много раз потом использовал современные сюжеты, ему больше не удавалось поймать нерв эпохи так, как в том спектакле 1946 года, ставшем таким же символом эпохи сен-жерменских кафе, как книги Сартра и де Бовуар.
Хореограф до сих пор ведет ожесточенную борьбу с тенью Жана Кокто, которому как минимум принадлежит идея постановки. Но руководящая рука угадывается и в декорациях, воспроизводящих беспорядочное жилище художника со знаменитым рисунком Кокто над койкой героя, и в костюмах - художник Жорж Вакевич соединил джинсовый комбинезон и греческие котурны, и в легендарной замене в последнюю минуту джазового шлягера на Баха.
И все же сегодня "Юноша и Смерть" предстает законным балетом Ролана Пети. Поколения танцовщиков, с остервенением добивающихся в нем заглавной роли, подвыветрили из него дух экзистенциализма. До Большого театра спектакль добрался формулой абсолютного одиночества и отчаянья, выраженной двойными ассамбле, взрывными жете и прочими атрибутами силовой мужской виртуозности. Не удивительно, что в Москве роль Юноши досталась не Андрею Меркурьеву с его обнаженной нервной системой, не идеальному неврастенику Дмитрию Гуданову, не Вячеславу Лопатину, умеющему аккумулировать в танце любые атмосферные колебания, и не мастерам исполнения хореографии ХХ века Денису Савину и Яну Годовскому. Сам Ролан Пети отдал премьерную серию спектаклей чемпиону мира по трюкам Ивану Васильеву, обременив его бесценной ношей в лице Светланы Захаровой. На удивление, помехой танцовщику стала не совершенная балетная красота партнерши, не ее высоковатый для него рост - вызовом оказалось стремление балерины с первого выхода предстать в образе Смерти. Васильев выкрутился из ситуации изящно: его отчаянье к приходу стервочки в черном парике и черных перчатках было настолько беспредельно, что и не предполагало диалога. Она могла сколь угодно медленно стекать ниже его талии и обвивать точеными бесконечными ногами - его взвинченность не позволяла разглядеть лицо гостьи.
Для танцовщика, которого невзыскательная московская обыденность приучает в промышленных производствах штамповать уникальные технические кульбиты, роль Юноши оказалась настоящим испытанием. Превратиться в рефлексирующего героя сразу после обоймы только что прошедших "Спартаков" не получилось. Но если Васильев воспримет вызов "Юноши и Смерти" не с точки зрения совершенствования в изяществе швыряния стульев через всю сцену, прыжков через стол и стоек на ухе, роль может прорубить для него путь к актерскому постижению балета. Тогда московская премьера будет выглядеть оправданной, а шедевр Пети обнаружит свою вечную ценность.