На 32-м Московском международном кинофестивале Каролина Грушка - член жюри конкурса "Перспективы".
Каролина Грушка, еще будучи студенткой Варшавской театральной академии, сыграла в "Русском бунте" Александра Прошкина, в картине Михаила Пташука "В августе 44-го". Совсем недавно - в работах Ивана Вырыпаева "Кислород" и его новелле в фильме "Короткое замыкание". Сегодня она - одна из ведущих актрис польского кино, за хрупкими плечами которой - опыт съемок у Анджея Вайды ("Девочка Никто") и Дэвида Линча ("Внутренняя империя").
Росскийская газета: По какому принципу вы выбираете роли?
Каролина Грушка: У меня достаточно много проектов, на которые я не соглашаюсь. Для меня важно, чтобы тема фильма меня как-то трогала, чтобы характер героини был глубоким, неоднозначным, не стереотипным. Это не так просто найти.
Вторая вещь, про которую я всегда думаю, - режиссер. Очень важен контакт с режиссером. Для меня важно понять даже не то, про что будет фильм, а какая у него мотивация и с какой энергией он хочет работать. В современном искусстве много энергии, которая токсична.
РГ: Что вы называете токсичной энергией?
Грушка: Деятельность, рассчитанную прежде всего на эффект шока. Я не против показа страшных вещей. Вопрос - как показывать и каковы мотивы. Если говорить о какой-то цели в искусстве, то для меня она в том, чтобы открывать людей. Это вовсе не означает, что не надо рассказывать сложные истории. Но во многих сегодняшних фильмах зло показывается только для того, чтобы им полюбоваться. Ну и зачем работать в таких проектах?
РГ: Чем вас привлек проект "Кислород"?
Грушка: Я встретилась с Вырыпаевым на фестивале "Молодость" в Киеве, где он показывал фильм "Эйфория". А я была со своей картиной. Мне очень понравилась "Эйфория", ему - фильм, где я снималась. Я раньше не знала его пьес, хотя они в Польше достаточно известны. Мы познакомились. Когда он рассказывал про свое понимание искусства, я поняла, мне было бы интересно с ним поработать.
Потом он дал почитать пьесу "Кислород". Я была под большим впечатлением. Меня тронул поэтический язык. В современной драме это редко встречается. Сейчас все больше стремятся к документальности. А тут - наоборот. И когда Ваня прислал сценарий, он уже придумал, как все будет снимать. Поэтому я не сомневалась ни в тексте, ни в режиссере, ни в его замысле.
РГ: А в Польше как фильм приняли?
Грушка: Первый показ был во Вроцлаве на фестивале "Эра. Новые горизонты". "Кислород" там получил приз зрителей. Это было очень приятно. Тем более что мы очень переживали из-за того, что в фильме много текста. По сути в "Кислороде" главный герой - текст. А это значит, что иностранным зрителям приходится читать длиннющие субтитры на экране. Возможно, полякам и легче, чем французам, например, потому что польский язык, как и русский, принадлежит славянской группе языков. Но в любом случае для зрителей это непростое испытание.
РГ: Вы работали в США с Линчем, снимались в русских фильмах, польских, итальянском... Можно ли говорить о национальной специфике в работе режиссеров?..
Грушка: Атмосферу на съемках, ситуацию на площадке определяют два момента. Прежде всего личность режиссера и продюсера, которые собирают труппу. И второе - бюджет картины. Он во многом определяет техническую сторону, организацию работы. Например, я снималась в Чехии в крупнобюджетном проекте. Первые дни я была поражена. Не могла поверить, что так вообще может быть на площадке. Все вовремя, все отлажено. Ни секунды ни твоего, ни чужого времени не теряется. Наверное, сказывается опыт работы чешских кинематографистов с американцами. И конечно, деньги, вложенные в проект. В Польше, в России на площадке частенько сплошные приключения.
Но это все не относится к национальной специфике. Вообще, я не рискну обобщать. Мне сложно воспринимать Линча как представителя американского кино, а Вырыпаева - как представителя русского. Дэвид Линч - это Дэвид Линч. Он ни на кого не похож. Нет такого другого. Так же и Ваня Вырыпаев. Не думаю, что все русские режиссеры похожи на Ваню. Творческая личность - это всегда индивидуальность.
РГ: Я имела в виду разницу работы с актерами...
Грушка: Как ни странно, есть много общего. Если уж мы заговорили о Линче и Вырыпаеве, могу сказать, что оба очень четко представляют историю, которую хотят рассказать. Они открыты ко всему происходящему на съемках, готовы откликнуться на импровизацию. При этом хорошо подготовлены к съемкам. Мне кажется, что они испытывают радость от работы.
Что касается разницы работы с актерами, то она определяется скорее индивидуальным опытом. У Вырыпаева сказывается участие в театральных постановках. Он знает, каким языком разговаривать с актером. А Линч говорит образами, ассоциациями, иногда довольно странными. Он мог сказать: "Сейчас ты видишь перед собой ясность, ты сливаешься с этой ясностью". Ему надо было поверить. Это было сделать тем легче, что у него есть авторитет, я очень люблю его фильмы. Но не уверена, что если бы такие замечания делал молодой режиссер, я бы не испугалась.
РГ: Почему?
Грушка: У нас не было даже сценария. Не было понятия, что мы будем делать. Когда кругом одна сплошная тайна, это начинает пугать. Ты не знаешь, что потом режиссер из этого сделает. Не понимаешь, какую ответственность как актер можешь нести. Вообще не знаешь, что происходит.
РГ: Вы работали без сценария? Согласились, потому что Линч?
Грушка: Ну да. Я вообще воспринимала работу с ним как один большой эксперимент. Поначалу никто не собирался снимать фильм. Мы хотели сделать этюд. А потом он как-то стал частью фильма.
РГ: А как вы с Линчем встретились?
Грушка: Он дружит с фестивалем кинооператоров "Камера и образ", поэтому приезжает ежегодно в Лодзь. В один из приездов Линч сказал, что хочет снять этюд, попросил посоветовать актеров. Директор фестиваля показал несколько фотографий, в том числе мою. Он встретился со мной. Потом уже пригласил работать.
РГ: Сейчас в польский кинематограф приходит новое поколение ярких актеров и режиссеров. Можно ли уже сформулировать месседж, который несет новое поколение? Речь ведь идет не о новом кинематографическом языке?
Грушка: Наоборот. В чем я уверена на сто процентов, так это в том, что идет поиск нового киноязыка. Тот, который был прежде, уже не работает. Гораздо сложнее однозначно сформулировать, про что хотят рассказывать молодые люди сейчас... Я очень внимательно слежу за молодым польским кино. Его ведущие темы, мотивы еще нащупываются. Идет живой процесс. Думаю, его слишком рано загонять в рамки определений.
РГ: На каких молодых польских режиссеров вы посоветовали бы обратить внимание?
Грушка: Ксаверий Жулавский, Мартин Врона, Ян Комаса, Дор Санкош... Очень жду фильм Бартоша Конопки. Конечно, я не всех назвала. Но мне кажется, что это режиссеры, от которых можно многого ожидать.