В центре фотографии имени Братьев Люмьер открылась выставка "Непостижимый Петербург" Александра Китаева, одного из лучших российских фотографов, знатока истории фотографии, куратора, писателя.
В 1970-е кто-то уходил в дворники, чтобы стать писателем. Китаев пришел на завод, чтобы стать фотографом. Отработав 20 лет фотографом на судостроительном заводе, он стал художником. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать - смог остаться художником.
Потому что любой профи, которому приходилось снимать на "доску почета" к празднику по 350 передовиков производства за две недели, знает, что самое трудное - монотонность каждодневного ремесла, не оставляющего сил и времени на собственное творчество. Фотография для Китаева, похоже, даже не страсть, а единственно возможный способ жизни. Кажется, что Китаев знает о ней все. И умеет тоже все - в том числе печатать изображения так, как это делали мастера на рубеже XIX-XX веков. Ручная авторская печать, с его точки зрения, едва ли не главный этап создания фотографического изображения.
Он не любит слово "актуальность". Актуальность - это репортаж или заказ на рекламную или редакторскую съемку. Ни того, ни другого у него не сыскать. Он сам выбирает и своих героев, и места, которые останутся жить в его работах. Впрочем, по его мнению, это выбор обоюдный. "Я не выбираю места, скорее они меня выбирают", - сказал он однажды, не забыв сослаться на философа Бодрийара. Если так, то Петербург давно выбрал его в свои портретисты. Именно - портретисты. Юлия Демиденко, замечательный музейщик, историк, искусствовед, как-то заметила в связи с фотографиями Китаева, что "пейзаж не что иное, как портрет местности, а портрет легко прочитывается как своеобразный ландшафт". По отношению к Петербургу, фотографии которого представлены на выставке на "Красном Октябре", это попадание в десятку.
На фотографиях Александра Китаева город одушевлен. Причем зритель встречается сразу с несколькими "гениями места". Одни из них, те, что являются в сериях "Прогулки по Марлинской аллее", "В Летнем саду", выглядят переселенцами из оливковых рощ и с теплых берегов Эгейского моря. Мраморных жителей Летнего сада Китаев может снять издалека, так что, чудится, среди северных берез оживает античный сюжет соблазнения нимфы сатиром. Жизнелюбие обитателей античного космоса, кажется, может победить даже северный климат. По крайней мере летом. Но едва ляжет снег, как мраморный стан зябнущей нимфы покрывается, похоже, не снегом - мурашками. Под северными небесами Венерам и амурам бесприютно и зябко. Этот мотив одиночества и тоски по иным брегам в фотографиях Китаева тесно связан с жаждой гармонией. Не откликом ли на эту жажду становится расчисленное пространство идеального, почти ренессансного города, являющееся в снимках арки Новой Голландии или в квадратах Измайловского проспекта?
Совсем по-другому живут строптивые духи северных рек и морей. Фонтанке тесно в граните берегов. Китаев снимает ледоход на ней сверху, так что границы улицы разбегаются к краям снимка. Не нега и вольность, а холод и напор беспощадной стихии определяют этих "гениев места". Неудивительно, что на иных фотографиях Невы у Китаева гармоническая умиротворенность уступает яростной экспрессии волн и облаков.
Собственно, схватка столь разных миров - южного и северного - и создает один из захватывающих и напряженных петербургских сюжетов в работах Китаева.
Другой его сюжет на первый взгляд определяется противостоянием "идеального" города и повседневности. Вроде бы серия "Ежедневник маргинала" именно об этом - о крышах старой Коломны, о проходных дворах и облезлых переулках... Но Китаев кто угодно, только не бытописатель. Он снимает замерзших людей, обходящих лужу, смятые водосточные трубы, но весь снимок вопиет о невозможной, немыслимой красоте этого города. Китаевский "маргинал" повествует по сути о том, что на обочину жизни вытесняется идеальное, прекрасное как ненужное и несущественное. И этот пронзительный драматизм делает его снимки столь актуальными.