В ночь с 1984 на 1985 год в "Голубом огоньке" показали странный номер - два клоуна в балахонах ходят туда-сюда, один из них громко негодует на товарища-проказника: "Айайай, низзя!".
1 января клоуны подались к пивному ларьку. Очередь негодующе напустилась на какого-то пьяненького мужичка, норовившего без очереди нырнуть к окошку с заветным пивом: "Айайай, низзя!" Тогда Леонид Лейкин понял: вот она, слава! Дальше - приглашение в знаменитый цирк Дю Солей. Еще спустя десять лет - "Лейкин-клуб" в родном Питере, где 23 июня клоун отпразднует солидный юбилей.
Российская газета: Леонид, готовы праздновать юбилей?
Леонид Лейкин: Готов. В киношных мастерских присмотрел себе на праздник костюм XVIII века: камзол, жилет, жабо, кружевные манжеты, узкие кюлоты, чулки - все, как полагается. Надел я его и почувствовал себя Александром Данилычем.
РГ: Это что же, Меншиковым, что ли? Тот, что первым губернатором Петербурга был?
Лейкин: Да, сподвижник Петра. А вы знаете, кстати, в свое время режиссер Виталий Аксенов, с которым мы подружились на съемках фильма "Как стать звездой", снял в клоунском жанре с "Лицедеями" "Путеводитель по России". Я там сыграл и Екатерину I, и Павла I, и Николая II, и Петра I. Забавно, гример, всю жизнь проработавшая на "Ленфильме", заметила: "В первый раз встречаю такое лицо - кого ни делаешь, всё похоже". И в самом деле, приделай мне усы, глаза сделай я чуть навыкат, - и пожалуйста, Петр Первый. Нос чуть изменил - и вот вам император Павел…
РГ: Что ж, костюмчик вполне себе праздничный, а что же название юбилейного вечера такое тревожное - "ПолтяШОК"? Ощущаете дискомфорт от возраста?
Лейкин: Да нет, это просто игра слов. Знаете ведь, как говорят: "Ну что, по полтяшку?" Хотя, признаюсь, это слово - "пятьдесят", - меня вгоняет в ступор. Мне - и 50? Да не может этого быть! И уже прожита большая часть жизнь?! А впрочем, что возраст? Вот на "юбиЛЕЙКИН полтяШОК" приедет Андре Гинзбурже - известнейший французский продюсер, который открыл миру и "Лицедеев", и Малый драматический театр. Ему 88 лет, он знал Чарли Чаплина! - но интерес к жизни не утратил. "Андре, - говорит ему Роберт Городецкий, - из тебя уже песок сыпется!" "Нет, это не песок, это порох", - отвечает ему Гинзбурже, сделав глоточек из своей вечной фляжечки с виски. Кстати, благодаря ему мы решили возобновить "Доктора Пирогоффа", которым откроем следующий сезон.
РГ: Помнится, этот спектакль впервые увидел свет в середине 90-х.
Лейкин: Да, тогда нам удалось сыграть его всего несколько раз. И те, кому довелось его тогда увидеть, в том числе Андре Гинзбурже, меня все время спрашивают: "А когда будет "Доктор Пирогофф?"
РГ: Вы как-то особо прикипели к этому персонажу?
Лейкин: Так ведь это про меня. Наш Пирогофф, как исторический персонаж, известный доктор Пирогов, произведший революцию в хирургии XIX века - человек, который ставит эксперименты на себе, поскольку он добряк и не хочет делать больно подопытным животным.
РГ: Так вы тоже экспериментатор?
Лейкин: Конечно. Если бы вы знали, сколько раз я в детстве "экспериментировал" на себе! Помню первые свои уроки "актерского мастерства" - как на спор шел от Казанского собора до Московского вокзала, прикидываясь дауном. А за мной шла толпа одноклассников - ждали, расколюсь я или нет. А еще я изображал слепого. Между Кировским мостом и крейсером "Аврора" раньше много было рыбаков. И я, в черных очках, с палочкой, шел и сбивал их удочки.
РГ: Помнится, вы и в кино впервые снялись уже в одиннадцать лет, в "Весенних перевертышах"?
Лейкин: Было дело. Как-то услышал по радио, что на прослушивание приглашают мальчиков в возрасте 10 лет, и так мне захотелось "попасть в кино"! Ради этого можно было и уроки прогулять. И хотя мне досталась эпизодическая роль, но это было такое счастье - я ездил в киноэкспедицию, в Архангельскую область. Снимался с настоящими артистами - с Львом Константиновичем Дуровым, например. Потом мы с ним встречались, я его спросил: "Помнишь пацана?" А он честно признался: "Ну так смутно". Зато он мне подписал свою книгу: "Лёнечке, моему учителю клоунады, с любовью и нежностью!"
РГ: Да, забавный перевертыш судьбы. А как распорядились первым гонораром? Небось воплотили какую-нибудь свою мальчишескую мечту?
Лейкин: Да нет, мне самому ничего не надо было. На гонорар - между прочим 180 рублей, в то время как мой папа получал 120 рублей, - я купил папе рюмочки, маме - оренбургский пуховый платок. Помню, еще скатерть на стол купил - чтобы в доме было красиво…
РГ: Какой приличный мальчик.
Лейкин: Да нет, я был жуткий хулиган. Бывали у меня эксперименты куда опаснее - с порохом, с марганцовкой, с магнием. Ходил на Синявинские высоты, со щупом искал снаряды, оставшиеся после войны, патроны, а потом бросал их в костер.
РГ: Да вы счастливчик, ведь без рук-ног-глаз можно было остаться…
Лейкин: Ну да, бывало, взрывалось, обжигало. Я весь в шрамах. А лет в шесть меня в первый раз ударило током.
РГ: Ключевые слова - "в первый раз"!
Лейкин: Да, я тогда взял бабушкину шпильку и сунул ее в розетку. Естественно, меня здорово долбануло. Мой дядя Вова, который электриком работал, объяснил мне: "Леня, ну что же ты делаешь - незаизолированную шпильку в розетку суешь. Надо было взять плоскогубцы". Когда у меня зажила рука, я вновь взял шпильку, плоскогубцы, но они оказались без изоляции, и меня вновь током долбануло, еще сильнее.
РГ: То-то ваши огненно-рыжие волосы торчат так, будто вы перепутали ноль с фазой во время ремонта розетки. Но если серьезно, не пойму, - а зачем так на себе экспериментировать?
Лейкин: Ну как же, это познание! Не ударившись, не узнаешь, что такое боль. А это тоже надо знать, это закаляет. Об этом и наш спектакль: чтобы узнать жизнь во всем ее многообразии, надо не бояться экспериментировать, как наш доктор Пирогофф.
РГ: Несмотря на несовместимость с электричеством, вы же в юности подвизались художником по свету.
Лейкин: В 80-е годы Дворец молодежи был эпицентром андеграунда. Мы были бок о бок с рок-музыкантами, записывающимися в студии "Фонограф", единственном месте в стране, где можно было делать любые записи. На наших глазах рождались рок-фестивали (куда мы по блату всегда проходили). Там начинали и группа "Кино", и "Алиса", и "АукцЫон", "Поп-механика" и "Аквариум". Однажды я ставил свет на концерте группы Бориса Гребенщикова. У нас в театре было много зеркал. Я их положил на пол, и на них посадил музыкантов. Свет отражался от зеркал, играли тени, и было волшебное ощущение, что музыканты находятся в настоящем аквариуме.
РГ: Леонид, признаюсь, вот сейчас я смотрю на вас и завидую, как легко вы можете существовать фактически в своем сценическом образе - яркой одежде, с огненно-рыжими волосами. В этом тоже проявляется внутренняя свобода.
Лейкин: Я же клоун, и всегда им был, с самого раннего детства. А клоуны и революционеры разрушают стереотипы. Но это не значит, что я совсем не признаю дресс-код. Скажем, в Кремль я не пойду в цветастых шортах. Я туда надену… красные джинсы.
РГ: Вы будете отлично гармонировать со стенами Кремля. В школу наверняка ходили с длинными волосами, вызывая гнев педагогического состава?
Лейкин: А как же! Но я не один такой был. Были, конечно, ребята, которые как в собственном саркофаге существовали, но они были не яркие личности, с ними было неинтересно. Но в этом не было протеста. И если мы хулиганили на демонстрациях, то просто из желания проявить себя.
РГ: И что вы устраивали на демонстрациях?
Лейкин: Брали опять же бабушкину шпильку, резинку (обязательно круглую покупали в аптеке, она не рвалась, а та, что в трусах - не стреляла далеко), обматывали изолентой, - вот тебе и рогатка. Делали из булавочных головок шпульки. Соревновались, кто больше воздушных шариков лопнет. Рисковали мы сильно - поймали бы, в лучшем случае уши бы надрали, в худшем - родителей вызывали бы в школу. Но повторю - в этом не было никакого протеста. Больше скажу, я даже комсоргом был - и в "Лицедеях", и в армии. Особой ретивости, правда, не проявлял.
РГ: И как вам в армии?
Лейкин: Я особистов нашего полка тренировал карате. Так что мне жилось неплохо - я всегда умел находить золотую середину. Меня и в школе любили и двоечники, и отличники. Почему? Да потому что я всех смешил. А посмеяться любят все. Помните, как говорил "король воров" Беня Крик у Бабеля: "Не трогайте врачей, юристов и артистов".
РГ: "Так что, дорогие читатели, улыбайтесь и веселите окружающих!" - такой дадите совет?
Лейкин: Да, кто-то сказал, что смех - это ответ на все вопросы.
РГ: И если вас обидели на улице, можете обезоружить обидчика смехом?
Лейкин: Конечно, в зависимости от ситуации. Бугай может и в репу схлопотать. А если какая-то бабулька неприятное что сказала, то ведь она это от безысходности, и тогда можно просто улыбнуться, покачать головой и пойти дальше.
РГ: Насчет "в репу схлопотать". У вас совсем маленький сынишка - учите его правилам выживания в не очень-то гостеприимном мире?
Лейкин: Данила очень добрый человек и очень щедрый - отдает все игрушки. Но я уверен: добро должно быть с кулаками. Надо уметь защищать себя и своих близких, уметь заступиться за обиженного, поэтому Данила сейчас пошел на карате. Карате, как и все восточные боевые искусства - это ведь не только искусство нанесения и парирования ударов, но, прежде всего, это мастерство уверенности и спокойствия.
РГ: Как говорил отец Джеки Чана: "Я учу тебя драться для того, чтобы тебе вообще никогда не приходилось драться".
Лейкин: Совершенно верно. Главное - ты должен себя ощущать сильным, и тогда ты взглядом сможешь остановить противника. Если ты чувствуешь себя сильнее противника, и физически, и морально, - то даже на удар ты не должен отвечать. Потому что знаешь - если пошевелишь хоть пальцем, от него останется мокрое место. И ты не шевелишься, но тем самым становишься еще сильнее. И это чувство - что ты не ответил на зло злом - оно прекрасно.
РГ: Давайте, еще окунемся в прошлое. Кроме того, что экспериментировали с электричеством и занимались карате, вы ведь в 1976 году еще и организовали ВИА "Голубые слезы". Почему такое название?
Лейкин: Честно говоря, не знаю. Мы подражали и "Машине времени", и "Високосному лету", была такая группа. И, конечно, западным музыкантам. Вот сейчас я смотрю на фото, где я стою рядом с Карлосом Сантаной и думаю: "Господи, я тогда даже представить себе не мог, что когда-нибудь мне доведется увидеть известных на весь мир музыкантов живьем, а с кем-то даже познакомиться!" А мог ли я подумать, что когда-нибудь встречусь с Полом Маккартни и Джорджем Харрисоном? Я все детство и отрочество слушал "Битлз", собирал их фотографии и вдруг я с ними познакомился, - я после этого двое суток не спал! Они трижды смотрели мой номер в Лас-Вегасе, а потом, обнимая меня, говорили: "Айайай!". У нас была идея совместно снять клип. Там же я познакомился с Эдди Мёрфи, Брэдом Питтом, Дастином Хоффманом - даже ради этого стоило поехать в Америку.
РГ: А то, что вы выступали в знаменитом цирке дю Солей, значит меньше?
Лейкин: У меня были отличные условия, высокая зарплата, на которую я мог позволить себе купить дом, две машины. Но я был рабом в золотой клетке. Из месяца в месяц, из года в год каждый день, кроме понедельника и вторника я выступал два раза в вечер в двух номерах. Шел на лучшее шоу в мире, как на завод - менять в номерах ничего нельзя, импровизировать запрещается. Никакого творчества. И однажды я сказал себе: "Стоп, хватит! Пора домой!" Не знаю, может быть, если бы меня здесь никто не ждал, я бы и не вернулся в родное "болото". Хотя, думаю, я бы не устоял перед зовом предков. К тому же здесь для меня больше возможности для творчества, - заходите в "Лейкин-клуб", или как я его называю "Уголок Дю СоЛейкина".
РГ: Если не считать "золотой клетки" Лас-Вегаса, свободы в Америке больше?
Лейкин: Мне кажется, что в 1988 году, когда я впервые попал в Штаты, свободы было больше. А может, просто я был моложе, не знаю. Но в конце 90-х я как-то более осознанно почувствовал, как много там ограничений, даже в Лас-Вегасе, хотя там можно выпивать, курить, где хочешь, не боясь штрафа, работать 24 часа. Нет, здесь мне нравится больше. Здесь все родное, даже бюрократия, которая в Америке, кстати, тоже есть. Теперь меня с США связывает сын Данила - ведь он родился там и, как гражданин Америки, может стать президентом США. "Данила Лейкин - президент". Мне эта мысль нравится.
РГ: Леонид, в свое время "Лицедеи" прославились уличными перфомансами - сегодня такого живого действа не хватает.
Лейкин: Мы прошли этот этап. Но у нас есть замечательный уличный спектакль "Катастрофа", с которым мы объездили весь мир. И который мы можем сыграть хоть завтра на Красной площади, на Дворцовой площади - где угодно. Это очень страшный и в то же время очень впечатляющий спектакль про человеческий героизм. Представьте себе, во Франции, в Нанте, 10 тысяч человек в финале танцуют в пене, которой их заливали настоящие пожарные машины!
РГ: А я помню, как однажды под Новый год "Лицедеи" у Казанского собора устроили "взятие снежного городка".
Лейкин: Да, тогда 100 грузовиков снега привезли! "Лицедеи" держали осаду, а потом и народ так втянулся, что без травм не обошлось… А Караван мира, придуманный Славой Полуниным в 1989 году? Полгода мы колесили по всей Европе в маленьких домиках на колесиках. Помню, стояли мы Караваном в Германии и думали: вот здорово было бы разыграть сцену сноса стены между восточным и западным Берлином. И через месяц это случилось на самом деле.
Прежде мы ездили по всему Советскому Союзу, выступали в Грозном - нас везде принимали прекрасно. Мы тогда и представить себе не могли, что совсем скоро выплеснется потаенная обида бывших наших республик и все изменится. С одной стороны, я все понимаю, но все же считаю, что надо прощать. Ведь кому было бы легче, если бы мы держали зло на Германию до сих пор? Помню одну историю. Однажды в День Победы я с Витей Соловьевым оказался в Гамбурге. Мы сидели в бывших казармах бундесвера, которые превратили в отель, пили "смирноффскую" водку за нашу Победу, и читали письма с фронта моего дедушки, который погиб на войне в 28 лет. В этих треугольных конвертиках, подписанных "проверено военной цензурой", дедушка наставлял жену: "Таня, пусть наши сыновья ненавидят эту коричневую сволочь, этих зверей"… Мы с Витей читали и думали: все же хорошо, что этой ненависти у нас нет…
РГ: Скучаете по тому времени, когда деревья были большими, рок-движение только начиналось, когда вдруг оказался возможным Первый всесоюзный конгресс дураков и клоуны вышли на улицу?
Лейкин: Конечно, испытываешь ностальгию - все-таки время так быстро летит. Но, в принципе, не ностальгировать может только трехлетний ребенок, а как только переступаешь какую-то жизненную черту, хочешь-не хочешь, начнешь вспоминать "прекрасное прошлое".
РГ: И что характерно, ваши сегодняшние проекты "зачаты" в этом прошлом - и "Доктор Пирогофф", и спектакль "Летите и пилите", выросший из вашего знаменитого номера "Летите и пилите, отдыхайте"…
Лейкин: Да, мир остается таким же - "Кругом враги. Враги, но друзья. Любите и бойтесь, бойтесь и любите". Но все же меняются акценты. Когда-то этот номер был о том, насколько может быть зомбирован человек. А сейчас он о том, что главным стало слово "пилите". За этим вечным "пилите" время безнадежно просачивается, как сквозь пальцы, и жизнь проходит мимо. Жалко впустую потраченного времени. А надо жить, "чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы".
РГ: Кто-то из ваших друзей сказал: "Леня родился с удивленными глазами". И ведь это действительно так.
Лейкин: Может быть. Главное, сохранить на всю жизнь эту способность удивляться. Как моя замечательная теща. Она когда гуляет с моим сыном Даней, удивляется всему как и он: "Ой, какой красивый цветочек", "Ой, баржа плывет". Ночью просыпается, подходит к окнам, которые у нас на Неву смотрят, и с интересом наблюдает за разводом мостов. Когда перестаешь удивляться, жить становится не интересно.