Галеев галерея, своего рода форпост почитателей "ленинградской школы" в Москве, показывает выставку Юрия Великанова. Впрочем, по совести говоря, Юрий Великанов гораздо больше принадлежал Петербургу, чем Ленинграду.
Свой автопортрет для офорта 1927 года 23-летний художник рисует словно ведать не ведает, какое тысячелетие на дворе. Сосредоточенная строгость облика отсылает к образцам портретов времен Ренессанса. Равно как и окно, в котором запечатлен условный классический пейзаж с непременной скалой, деревом, убегающими вдаль полями и грядой облаков. В руках - игла для офорта и доска, на которой проступает изображение арки, похожей на Триумфальную. На переднем плане - лупа и инструменты гравера. Ниже - подпись
G. WELIKANOW. 1927. В сходной манере раннего итальянского Возрождения он нарисует портреты своих друзей, с которыми учился в Академии художеств (которая была преобразована во ВХУТЕИН): Е. Сандлера, Р. Залкинда... Эти учебные экзерсисы кончились тем, что в 1929-м его отчисляют из ВХУТЕИНа с довольно странными формулировками: "общественной ценности для вуза не представляет, (...) за время пребывания в институте проявил себя как замкнутый индивидуалист".
Можно подумать, что этот "замкнутый индивидуалист" жил в башне из слоновой кости. Но спасительной башни на горизонте не наблюдалось. Один из его коллег, Николай Павлов, выступая в 1934 году на вечере в Русском музее в связи с уже посмертной выставкой Великанова, вспоминал, как тот добывал гравировальный инструмент. "Он сам изобретал его, сам вытачивал железки, проволоку, гвозди, бегал по хирургическим мастерским, доставал разные зубные инструменты, которыми врачи производят всякие операции, подтачивал их как-то по-своему и в результате - фантастический набор инструментов, и он ими "оперировал"". Кстати, на нынешней выставке можно увидеть эти любовно созданные инструменты, равно как и станок для линогравюры.
Проблемы были не только с инструментом, но, можно предположить, и с заказами. Если художники "ленинградской школы" работали на детские журналы и "Детгиз", создав блистательные образцы книжной иллюстрации, то Великанов при всей своей фанатической любви к книге этим занимался нечасто. По крайней мере, на выставке есть только один пример работы для журнала "Чиж" (N 9-10, 1930): в виде сверху на площадь перед Зимним дворцом и на Неву с крейсером "Авророй" явно обнаруживается сходство со старинными ведутами и картами итальянских городов XV-XVI веков. Для единственной иллюстрации в детский журнал он подготовил такое количество эскизов, что они заняли полстены небольшого зала.
Нельзя сказать, что он не пробовал приспосабливаться. В 1931-м он создает циклы, посвященные строящейся индустрии. Но трудно отделаться от впечатления, что образы чугунолитейного завода, электромолота и экскаватора на Свирьстрое напоминают архитектуру кругов Дантова ада. Крохотные фигурки людей рядом с грохочущими шлюзами ГЭС, пылающими ковшами металла, в переплетениях литейного цеха выглядят кем угодно, только не покорителями пространства и времени.
В начале 1930-х Елизавета Кругликова позвала его работать в... Музей здравоохранения. Кругликова была его учителем по офорту в Академии художеств. Она мгновенно оценила уровень ученика: "Он принес 5-6 гравюр, которые меня совершенно сразили. Оказалось, что учить его было нечему. Я была ему только другом". Когда в результате очередной реорганизации закрыли полиграфический факультет, Кругликова смогла открыть мастерскую в Музее здравоохранения, благо возглавлявшие его люди "были культурными" и "настроены были... очень благожелательно". Она же пригласила туда Юрия Петровича. Он очень "пришелся ко двору". В 1930-м его работы показывают на международных выставках (тех, что организовывал ВОКС)...
На родине была только одна персональная выставка - в Русском музее, в июне 1934 года. Получается, что выставка в Галеев галерее - вторая персональная.