Майор-танкист вспоминает о событиях 19 августа 1991 года

20 лет назад в Москве было объявлено чрезвычайное положение.

Сергея Евдокимова в августе 1991-го знали все. Майор-танкист перевел свои танки на сторону защитников Белого дома.

Мы пригласили его в редакцию "РГ", он пришел с другим активным защитником Белого дома - Сергеем Братчиковым.

19 августа. Как танки перешли к Белому дому?

"Крупный план" их воспоминаний помогает более пристально всмотреться в события "народной революции" и спросить себя еще и еще раз: можно ли было избежать крови? Где вина и героизм больших политиков, а где больших и неожиданных энтузиастов? Когда кураж спасителен, а когда губителен?

Сергей Евдокимов: 19 августа нас подняли в час ночи по тревоге. Мы ничего не знали, кроме того, что в Москве какие-то беспорядки. Помню, у кого-то из командиров проскочила фраза "бывший президент". И мы выдвинулись на Москву.

Подошли к Белому дому, одна рота осталась со мной на участке от Белого дома до гостиницы "Украина", остальной батальон двинулся дальше. Не успели мы остановиться, люди стали строить баррикады. Тут я, наконец, включился. И во мне стало нарастать настроение, что все это ГКЧП незаконно.

Сергей Братчиков: А я вижу, стоит танк на мосту...Взобрался на броню, передо мной парень в бушлате, никаких знаков отличия. " Тебя как зовут?". " Сергей". "А по отчеству?" " Владимирович" " И я Сергей Владимирович". Кто? Откуда? Как здесь оказался? Спрашиваю: ты понимаешь, почему ты здесь. Он отвечает: приказ

Сергей Братчиков: Хорошо, говорю, а если сейчас к тебе выйдет главнокомандующий - президент России Ельцин - и даст другой приказ? "Ну если выйдет..." Я повернулся и пошел за главнокомандующим. Белый дом в оцеплении, меня не пускают, но, на мое счастье, мимо шел Юрий Черниченко, знаменитый депутат-аграрник. Представляете, говорю, там танкист готов послушаться приказа Ельцина и перейти на сторону Белого дома. Входим в Белый дом, Ельцин как раз выступает на балконе, Черниченко подводит меня к Юшенкову. Тот сразу загорелся, и мы пошли в кабинет к Руцкому. Руцкой к Ельцину. Ельцин дает распоряжение: срочно ко мне этого майора, и целая делегация, человек 5-6 идет к танку.

Евдокимов: Я, конечно, знал депутатов. Юшенкова особенно. Оставил танк на старшего и пошел в Белый дом. Борис Николаевич был занят, и меня приняли Руцкой и Кобец. Поговорили о том, что произошло, вышли в фойе, где стоял макет Белого дома, и Руцкой показал мне, куда поставить танки. Спросил, ели ли мы. И послал депутатов в буфет за водой и бутербродами. Народ стал разбирать в баррикадах проход для нас. Мы перегнали 6 танков и стали в тех местах, что указал Руцкой.

19 августа. Как возвращали эфир "Эху Москвы"?

Братчиков: Сергей ушел выполнять приказ главнокомандующего, а я остался в Белом доме ксерить листовки. Мимо проходят депутаты Арутюнов и Боголюбов, им Ельцин дал приказ запустить радиостанцию "Эхо Москвы", ее блокировала милиция. В руках у них документ, подписанный Ельциным, - все должны оказывать помощь предъявителям этого мандата, а ответственность за все берет на себя лично он. В предбанничке "Эха Москвы" - метр-два шириной, сзади деревянная дверка, впереди из оргстекла, все закрыто, и милиция с той стороны - мы выставили вперед Арутюнова с депутатским значком: видите? А к стеклу письмо - "мандат" Ельцина, что все обязаны исполнять и подчиняться. Тот смотрит и говорит: "Слышь, а у меня другой приказ: таких, как вы, арестовывать и доставлять в отделение милиции".

Заходим в предбанник, подзываем офицера, и, пока он нас переспрашивает, я бью ногой в место защелки. Дверь вылетает, и я прямо с ней на офицера, хватаю его за руку с пистолетом, прижимаю подбородок, а люди бегут, бегут, весь автобус. Пока его пистолет держал, я ему что-то говорил, про то, что в пистолете 8 патронов, а нас здесь 30. И у каждого семья, дети, и у него. И надо хорошо подумать, что будет завтра. И помаленьку отпускаю руку с пистолетом. Он в сердцах говорит своим сержантам: все, пошли отсюда в отделение, пускай сами разбираются. Арутюнов сообщает в Белый дом, что радиостанция наша. Ельцин созвонился с замминистра связи, усилитель и передатчик находились где-то в районе ВДНХ, и "Эхо Москвы" - в эфире. А журналистов и дикторов нет. И, пока они ехали, я 40 минут сидел у микрофона и рассказывал, что происходит в Москве, призывал москвичей прийти к Белому дому, говорил, что может быть штурм. Когда приехали журналисты, мы оставили человек 10 для охраны "Эха...", сели в автобус и вернулись к Белому дому. Я взял листовки с указами Ельцина, сел на свою "Волгу" и поехал развозить их по воинским частям. Останавливался возле каждой воинской колонны. Задержали меня в районе Рублевского шоссе, около 10 вечера. Офицер, прочтя листовку, дал команду арестовать меня. Меня передали по месту прописки в Крылатское отделение милиции, ночь с 19-го на 20-е я провел в обезьяннике.

20 августа. Как погибли люди в тоннеле?

Братчиков: В 11 утра дежурный, устав от моих ночных политических разговоров, открыл камеру и сказал: иди отсюда с богом. А в 3 дня, чуть поспав, я с двумя товарищами снова был у Белого дома. Мы поднялись к американскому посольству и вышли на Садовое кольцо, там как раз тоннель, перегороженный с одной стороны троллейбусами. Ну а с другой - никто никогда это не описывал - вышли мы, и друг мой Валера Пинаев говорит: "Вот здесь танки и пойдут, мимо посольства США и гостиницы "Мир", прямо вниз и спустятся к Белому дому! Надо строить баррикаду здесь!" Спустились к Белому дому и позвали добровольцев на строительство новой баррикады. Садовое мы перекрыли, баррикаду из собранных во дворах мусорных баков и железок построили, но невысокую, чуть больше метра. Все вымокли насквозь, и энтузиазм стал пропадать - холодно. И вдруг подъезжает хлебовозка, водитель выскакивает и кричит: "Танки идут! От Курского вокзала по Садовому! И стреляют в воздух из автоматов". Мы послали двух человек к Белому дому сказать, что танки идут, а сами стали перегораживать улиц крупными автомобилями. Три-четыре МАЗА засунули в баррикаду, два мерседесовских автобуса и сбоку синий ЗИЛ. Сами залезли в "Мерседесы", какие-то женщины принесли нам бутылку водки и консервы. Мы по полстакана выпили, закусили. А перед автобусами уже стоят человек 300-400, прибежавшие от Белого дома, сцепившись за руки. И - выходят БМП, примерно 11 машин. 40 метров пустоты, мы, баррикада, тоннель. Сначала к БМП вышли две женщины с плакатами. Водитель первой машины перед женщиной с плакатом, на котором было написано "Сынки..." нажал на газ, держа машину на тормозе, и она стала, раскачиваясь, подыматься траками перед ней и оседать. Две женщины упали в обморок вместе с лозунгами. Мужчины, все это увидев, заорали "ура" и побежали к танкам. Подбежали, а дальше что - не кусать же их. Друг Юра говорит: оружие нужно. Подбегаем к БМП, она низкая, под башней голова водителя - пацан молодой, 19-летний - и "ствол" у него в руках. Я хватаю за ствол автомата и на себя. Я полстакана выпил, и у меня в голове: нужно оружие. Подымаю глаза, а сверху двое передергивают затворы, и среди них - офицер. Валерка дергает: ты что, умирай как мужчина. Думаю "надо умирать как мужчина", но все равно потряхивает. И уже понимаю, что люди будут убиты.

И БМП пошли. Друг за дружкой, гуськом - на нас. Мы разомкнулись, они - в синий ЗИЛ, он в узел завязался, борт в щепки. Образовалась дырка, машины въехали в тоннель. Народ поверху побежал к выезду из тоннеля, а мы в образовавшуюся дыру загнали стоящие неподалеку поливальные машины и спустили колеса. Заблокировали БМП дорогу назад. Баррикада на выезде оказалась трудной: у стоящих в несколько рядов троллейбусов крыши лопаются, БМП на них не взобраться. У одного из ребят - это был Дима Комарь - откуда-то в руках оказался металлический ключ вроде того, что у проводников в поездах. И он... открыл дверь боевой машины. Там сзади две двери, откуда десант высаживается. Поговорить захотел с солдатами, бывший афганец, думал найти с ними общий язык. И сразу получил пулю. Это был первый убитый.

Нога его зацепилась за БМП, машина назад, и он волочится. БМП вперед, и парень мертвый за ней. Опять и опять... И потом сапог появляется из этой двери и скидывает его. И вот после этого стали эти танки жечь. Не сразу - после того, как они человека убили.

Там стояло такси, мы открыли багажник, нашли ведро, сцедили бензин. Жители окрестных домов бросали нам с балконов тару. Танк-убийцу мы сожгли. Я ему прямо перед пушкой ведро бензина и вылил. Он полыхнул, экипаж его тут же покинул, убежал - с оружием - в тоннель. Мы в эйфории! Безоружные - остановили танк.

Кто-то, вдохновленный, выскочил и стал сзади совать бревно в траки БМП. Водитель включил заднюю передачу и замолотил его под себя. Это был второй погибший, я не могу сказать, кто - Володя Усов или Илья Кричевский... Когда одна БМП провалилась в коллектор, а три прорвались через баррикады, к нам прибежали депутаты из Белого дома. Юшенков закричал, чтобы мы остановились, перестали кидать бутылки с бензином и бревна, и начал говорить с офицерами на танках и с нами. И вдруг майор с той стороны выхватил пистолет и в упор застрелил парня рядом со мною. Толпа - сразу - в разные стороны - образовался коридор, офицер схватил автомат у солдата и, стреляя в воздух, ушел куда-то в дома. Встать на его пути было нельзя. Станешь четвертым. Но Юшенков уговорил оставшихся без командира ребят оставить оружие и уйти. Дав слово, что мы их выпустим.

Это были десантные войска. Голубые береты. И почему-то в парадной форме. Я запомнил их серебряные аксельбанты и правительственные награды на груди. У многих были ордена Красной Звезды. Мне кажется, это был какой-то элитный спецназ.

Потом было заведено уголовное дело. И прокуроры разбирались с этой штурмовой группой. И с нами. Потом как-то все это рассосалось. В 1999 году мне дали медаль защитника Белого дома.

21 и 22 августа. Как противники стали сторонниками?

Евдокимов: В ночь на 20-е мы ночевали в танках у Белого дома. И стояли весь день 20 августа, вокруг "живое кольцо", пункты питания. К вечеру ко мне приехал замполит и забрал в дивизию. Сначала особист потребовал написать подробную объяснительную, кто и как высказывался о ГКЧП. Я отказался. Чтобы отстал, написал: я такой-то, перегнал танки к Белому дому. Безмерно уставший ночевал в штабе. Часов в 5 утра меня разбудили и повезли в штаб дивизии. Командир дивизии спросил у замполита: ну что, танки назад угнать можно? Нет, говорит замполит. Комдив махнул рукой: он туда их загонял, пусть он и выгоняет. Утром 21-го все всем стало ясно, войска из Москвы стали выводить. Но 6 наших танков по указу Ельцина оставались у Белого дома до утра 22 августа. 23-го я уже стоял в наряде, и к нам в часть приехали журналисты. Встретивший меня комдив бросил: скажешь им, что я приказал пригнать танки к Белому дому. Где-то через месяц страховая компания "Аско" выдала нам денежную премию. Солдатам - по тысяче рублей, офицерам - по две, мне - три. Ну и комполка Денисову. Через два года вручили медаль Защитника Белого дома.

Комментарий

События 19-21 августа 1991 года выделены, выгорожены в современной российской истории. Они не заслуживают ни цинического, ни прагматического, ни просто непристойно злого взгляда. Потому что по отношению к ним в разодранном по многим вопросам общественном мнении сложился редкостный консенсус: это чистые и святые три дня, это наш "момент истины" в истории.

Градус очень высокого гражданского напряжения, гражданской праведности и силы так очевидно явлен в них, что никакие поруганные вослед ожидания от этой революции не перечеркивают исторического и человеческого напряжения тех дней, определивших другой ход истории. В те дни очевидно и зримо, как и положено в революцию, была явлена воля людей, готовых стоять до конца и любой ценой - даже ценой собственной жизни - за перемены. Августовская революция не решала вопроса ни о характере, ни о цене, ни о скорости, ни об обдуманности этих перемен, все было проще: "перемены" или "все по-старому". И вся страна выбрала перемены, не ставя вопрос об их характере и цене не от легкомыслия, а просто потому, что революции на такие вопросы не отвечают.

Давление общественнного мнения было так очевидно, что у членов ГКЧП дрожали руки, майор-танкист мог в своем сознании переконфигурировать приказ и перевести танки на другую сторону, а заряженный боевым духом невыспавшийся "народный фронт" построить последнюю баррикаду-ловушку то ли для танков, то ли для себя. Сергей Братчиков, по-детски увлеченный своим героизмом участия в революции 20-летней давности, предложил декану истфака МГУ и библиотекарям районной библиотеки неподалеку от дома устроить встречу с ним как с ветераном Великой Отечественной войны. Это воприняли как неадекватность. Он думает, что по причине преступного консерватизма последних, но похоже - из-за невысокой аналитичности его оценок, метущейся позиции: он то хвалит Ельцина, то ругает его дальнейшую политику, то придирается к сегодняшней власти, то оправдывает ее.

Несколько раз в разговоре звучала поговорка "у победы много отцов, это поражение сирота". Но эти люди не отцы победы - они ее наивные дети. Как и большинство из нас. Что же касается отцов, то символика этих событий не проговорена до сих пор, как проговорены все ценностные уроки Великой Отечественной войны.

P.S.

Братчиков и Евдокимов все это время не теряли связи. Братчиков занимался бизнесом, потом разорился. Он соавтор Эдуарда Володарского в сценарии фильма "Марш-бросок", участвовал в съемках документальных фильмов. Сейчас сдает квартиру в Москве, а сам живет за городом. Сергей Евдокимов вскоре перевелся на работу в московский военкомат. В 2000 году уволился. Менял работы, работал начальником транспортного цеха в компании Братчикова. С 2005 года - директор маленького ЧОПа, охраняет заводы одного московского бизнесмена.