В центре Москвы, в отдельной квартире, умирала шестидесятилетняя женщина. Она не была нищей, одинокой, обездоленной. Напротив, обеспеченная, образованная женщина, ответственный сотрудник министерства.
За ней самоотверженно ухаживал муж. Во время тяжелой болезни она была под контролем районной поликлиники. К ней регулярно захаживала участковый терапевт, выписывала какие-то лекарства. Но женщине становилось все хуже, и через две недели ее не стало. Врачи объяснили мужу: ничего нельзя было сделать. Муж безропотно поверил, поблагодарил врачей за заботу и приступил к понятным хлопотам. История печальная, но вполне обычная: жизнь, как известно, диагноз со стопроцентным летальным исходом.
Все бы, наверное, так и закончилось, если бы не одно "но". В сентябре 2011 года Департамент здравоохранения Москвы завершил реформу управления в своем ведомстве. Еще недавно поликлиники подчинялись окружным управлениям здравоохранения, а стационары - непосредственно департаменту. Это означало, что между амбулаторным и стационарным звеньями существовал ведомственный барьер. Все, что происходило с пациентом на поликлиническом этапе, никак не касалось больниц. И наоборот: стоило ему оказаться в больнице, то, как правило, до выписки поликлинический врач не интересовался, что с ним происходит.
Теперь Департамент здравоохранения Москвы завершил реформу управления в своем ведомстве. Объединение больниц и поликлиник административного округа под единым началом поможет излечиться от укрывательства собственных недостатков, ложной корпоративной солидарности.
Руководство Департамента объявило едва ли не основной своей целью обеспечение преемственности между поликлиникой и стационаром. На месте окружных управлений здравоохранения созданы дирекции по обеспечению деятельности учреждений здравоохранений округа. Они призваны координировать работу больниц и поликлиник. Их руководители отвечают теперь не за отдельный этап лечения, а за пациента в целом, где бы он ни лечился. Руководителями дирекций назначены главные врачи крупных больниц, обладающие соответствующим опытом и в клинической, и в административной работе. При каждой дирекции организована комиссия по изучению летальных исходов, состоящая из ведущих специалистов окружных учреждений здравоохранения. Комиссия изучает каждый случай смерти в округе, независимо от того, где она произошла - дома, на улице или в больнице. Изучается каждая история болезни, каждая амбулаторная карта. Причем возраст пациента за болезнь не признается.
По итогам разборов проводятся клинические и клинико-анатомические конференции с привлечением всех врачей округа. Выводы и рекомендации этих разборов ложатся на стол руководителя Департамента здравоохранения.
Присутствовала на одной из первых подобных конференций, проведенной в Северо-Западном административном округе столицы руководителем Департамента здравоохранения Москвы профессором Леонидом Печатниковым. Разбирался случай смерти той самой пациентки, о которой рассказано выше. Поначалу все шло, как обычно: выступила участковый терапевт, затем главный врач поликлиники; главный специалист округа рассказал о результатах патологоанатомического исследования. Рецензент, профессор профильной кафедры, проанализировала историю болезни пациентки и предложила провести очередную научно-практическую конференцию.
Казалось, все и закончится, как всегда, дежурными фразами об устранении отдельных недостатков и дальнейшем совершенствовании профессиональных навыков. Но первые же слова руководителя департамента повергли аудиторию в шок. "Разобранный случай демонстрирует глубину нашего профессионального падения, - начал Леонид Печатников. - В течение трех недель еще молодая, цветущая женщина умирает в центре Москвы от острой пневмонии. А ей не только не делают рентгенографию легких, но даже не удосуживаются взять кровь из пальца".
Каждое слово - в данном случае не столько начальника, сколько опытного врача-клинициста - звучало как приговор участковому врачу, заведующему отделением, главному врачу поликлиники. И выводы не заставили себя ждать: главный врач поликлиники был освобожден от занимаемой должности прямо здесь же. Как говорится, в зале суда.
В аудитории стояла гробовая тишина. Конечно, главных врачей снимали и раньше. Но, во-первых, не так публично, а во-вторых, в основном за хозяйственные просчеты. Но чтобы так, при всех, и за профессиональные проколы его подчиненных - такого в московском здравоохранении не бывало.
- А теперь будет только так, - подтвердил мне Леонид Михайлович. - И дело не в наказании невежд. В каждом враче должно проснуться чувство ответственности за больного. Каждый должен понимать, что ни одна его ошибка не останется незамеченной. И если раньше разбирались лишь случаи жалоб на действия врачей, то теперь мы сами выявляем дефекты нашей профессиональной деятельности и делаем соответствующие выводы.